— И все равно прорвемся! Можешь мне поверить!

— Куда ж мы денемся. — Валентин улыбнулся.

* * *

— Смотри-ка, прямо друзья!

— Интересно знать, о чем они в кафе базарили? — Человек, сидящий за рулем «Москвича», прищурясь, глядел на прощающихся Валентина и Юрия. — Расходятся.

— И что?

— А то, что вылазь и дуй за этим кудрявым.

— Вот так всегда… — Сосед водителя со вздохом сунул недоеденную шаньгу в бумажный пакет. — Смотри не сожри без меня.

— Кому оно, закусанное, нужно. Дуй давай. Видал, как он шустро нарезает!

Хлопнула дверца. Выбравшийся наружу агент протянул руку, изображая, что расплачивается с шофером, и, оглядевшись, сосредоточенно устремился за Юрием.

«Москвич» же постоял еще немного и медленно тронулся за Валентином.

Миновав остановку, Валентин углубился во двор. Здесь жизнь била ключом.

Пластмассовыми лопатками дети копались в песочнице, отыскивая сокровища Флинта, кто-то лепил из песка торты и зубчатые крепости, кто-то лазил по низеньким деревьям. Звонкоголосая стайка в бантах и платьицах подпрыгивала на размалеванном тротуаре, играя в классики и во что-то веревочно-незнакомое.

Возле своего подъезда Валентин задержался. Мимо проходила забавная пара.

Кряжистая женщина, раскачиваясь по-утиному, вела светлоголового карапуза.

Полные, обряженные в колготки ножки спотыкались, не поспевая за шагом матери, тоненький голосок изобретал загадочные фразы.

— Патака иа муа мана, ада уы ка… — Личико ребенка обратилось к матери, интонация изменилась на вопросительную. — Ака вокхо тывуна баа?

— Да, да! Иди спокойно!

Удовлетворенно вздохнув, мальчуган взглянул на Валентина. Глазенки его расширились от удивления.

Взрослый дядя ему подмигивал! Ковыляя за матерью, он разворачивал голову, смотря на Валентина до тех пор, пока придорожные кусты не скрыли шагающих из виду.

Улыбаясь, Валентин достал из кармана коробочку. Всего пару недель назад он и понятия не имел, кому ее подарит. Дед поминал какую-то дальнюю родственницу, спрашивал, что любят женщины. Вот Валентин и приобрел. По случаю. И должно быть, наколдовал. С тех пор произошли кое-какие изменения — и изменения весьма существенные.

Тоска способна свести с чужими, и, выбравшись из пустыни, обычно не выбирают. Однако он знал и чувствовал: рано или поздно судьба вспоминает о каждом, а вспомнив, протягивает руку. Несчастен тот, кто этой руки не замечает.

Он ее заметил и принял. Отныне косметический набор «Орифлэйм» принадлежал маленькой дикарке с шевелюрой Медузы горгоны, и выбор этот осуществился столь просто и буднично, что Валентин по сию пору не мог опомниться от изумления.

Из комнаты деда доносился сочный храп. Приоткрыв дверь, Валентин полюбовался спящим. Дед спал на спине, вытянув руки по швам, как примерный защитник родины. Чапаевские усы трепетали от звучного дыхания, лоб был наморщен, будто во сне дед решал труднейшие жизненные задачи. А возможно, он снова играл в домино. Сон — продолжение жизни, а жизнь — продолжение сна.

Притворив дверь, Валентин приблизился к телефону. По памяти набрал номер и пригласил Вику.

— Это я. — Голос ее прозвучал удивленно. — Кто это?.. Ой! Я знаю!

Она так обрадованно это выкрикнула, что у Валентина немедленно участился пульс, а в груди что-то беззвучно лопнуло и пошло разливаться по телу теплыми волнами. Горячий маслянистый шоколад… Он понял, что шутливо-снисходительного разговора не получится.

— Да, действительно это я, — пробормотал он. — Как поживает китайский мопс?

— А что ему сделается? Муж у тетки рыбак, так они его к рыбе приучили.

Толстеет не по дням, а по часам.

— Рад за него.

— Слушай! Здорово, что ты позвонил! Я как раз тут думала… Ты еще помнишь номер квартиры?

— Конечно.

— Может, зайдешь? Или лучше я к тебе?

Стремительность Виктории восхитила его. Она не разменивалась на охи-ахи — ковала железо, пока горячо.

— Заходи. Только на цыпочках. Дома дед. Отдыхает после доминошных сражений. Так что шуметь не рекомендуется.

— Ага! — Она бросила трубку, вызвав у него приступ задумчивости. Что означало это «ага»? «Ага, приду» или «ага, перебьешься»? Скорее всего, что «ага, приду», но разве он не обидел ее в прошлый раз? Или она успела уже забыть?..

Продолжая размышлять подобным образом, он прошел на кухню. Выставив на плиту сковородку, разбил четыре яйца, щедро посолил и поперчил, присыпав щепотью кориандра. Шипящая и плюющаяся во все стороны яичница таращила на него желтки глаз, мелко подрагивала от нестерпимого жара. Выключив газ, Валентин достал похищенную со склада банку сгущенки, в сомнении посмотрел на этикетку. В конце концов, нитраты, гербициды или стронций — какая разница?

— И ты, Валек, ничем не лучше других. Жри и не ерепенься. — Он вскрыл банку консервным ножом, и тягучая струйка пролилась на дно блюдечка. В этот момент в прихожей теренькнул звонок.

Но это была не Вика. И даже не Виктория. Нечто пестрое и яркое, лишь отдаленно напоминавшее его соседку. Валентин не удержался от улыбки. За считанные минуты она успела причесаться, напудриться, подкрасить губы с ресницами. И тем не менее хуже от этого не стала.

— Трудно узнать, но все равно проходи. Только тихо, ага?

— Ага! — На цыпочках, словно Джеймс Бонд, она прокралась в комнату.

Обернувшись, шепотом спросила:

— Здесь и зависнем?

Удивительно, но все эти ее дурацкие словечки Валентина больше не раздражали. То ли он попривык, то ли еще что, но Виктория продолжала придуриваться и это ему уже отчего-то нравилось.

— Единственное условие — негромко. Дед — бывший разведчик, спит чутко.

— Разведчик — это клево!

— Ну да. Но нам он, надеюсь, не помешает. Выпьем, станцуем, накуримся. Ты пробовала когда-нибудь курить?

Глаза у гостьи восторженно засветились. Прикусив нижнюю губу, она кивнула:

— Ага! С девчонками на заднем дворе.

Вид у нее был заговорщицкий, и Валентин рассмеялся.

— Хорошо, но сначала выпьем. Виски, коньяк, бренди?

— У-у! — Она радостно потерла ладони. — А ты не врешь?

— Вру, конечно. И насчет курева соврал. Могу предложить только яичницу, чай, радиоактивную сгущенку и вафли, пардон, «Пионерские». Пива, увы, тоже нет.

— Реально!

Она сосредоточенно шмыгнула носом, осмысливая услышанное. Взглянула на него исподлобья, и озорная улыбка снова заиграла на ее губах.

— Ладно, проживем без пива. Яичницу я тоже люблю!

— Интересно знать, что ты не любишь.

— Ха! Так я тебе и сказала! — Крутанувшись в танцевальном пируэте, она поинтересовалась:

— Здесь или на кухне?

— На кухне. Там уютнее и шуметь можно.

Насчет любви к яичнице она ничуть не обманывала. Валентин глазом не успел моргнуть, как с блюдом было покончено. Заметив его изумление, Виктория снова принялась объяснять:

— Я ведь еще расту. Мне надо есть много и вкусно.

— Должно быть, ты вырастешь очень большой.

— И очень умной! — подхватила она.

На плите очень ко времени зафыркал чайник. Пошарив в буфете, Валентин достал для гостьи самую большую кружку.

— Пожалуй, эта тебе будет в самый раз.

— Годится, нормалек!..

* * *

Они сидели друг против друга и наслаждались чаем. Поглядывая на Валентина, Виктория отламывала ломтики вафель и макала в блюдечко со сгущенкой. Дитя Поволжья, вернувшееся под сень родного дома после долгих скитаний.

— Тебя вообще-то родители кормят?

— На убой. — Она энергично закивала. — Всякий раз, как приезжают. Жалко только, что приезжают они раз или два в месяц.

— Ты что же, все время одна?

— Вот еще! С племянником. Ну, и тетка с мопсом наведывается. Проверяет. Я у племянника вроде няньки на время каникул. А через год закончу училище и уеду.

— Куда?

— Куда-нибудь. — Она беспечно взболтнула ногой. — Кстати, как тебе моя юбка-брюки?