Кое-что Виктория ему все же подсказала. Менее чем через час он уже подъезжал на бежевой «вольво» к заднему двору исполкома. У решетчатых ворот взрыкивала чья-то «Волга», и ему пришлось немного подождать. Кучерявый водитель о чем-то сердито переговаривался с охранником. Нервничая, страж высунулся из своей будки чуть ли не по пояс. Казалось, еще немного — и он кувыркнется через низенькие перильца вниз, на исчерченный шинами асфальт.

Двое ребятишек неспешно приблизились к «вольво». Валентин скосил глаза в зеркальце заднего обзора. Опустившись на корточки, юные любители выхлопных газов внимательно изучали оранжевые мигалки. Поднявшись, один из них пнул кедиком по скату и загадочно произнес:

— «Волга» — «Волга», жди меня долго. Малолетний приятель тут же откликнулся:

— «КамАЗ» — «КамАЗ», жди меня один час.

Сказано это было с задумчивой серьезностью, чуть ли не торжественно. Дети разглядывали машину с такими лицами, как если бы перед ними рухнул с небес диковинный механизм. Упрямый кедик еще раз ударил по рифленому скату.

— «Нива» — «Нива», едет криво.

И эхом отозвалось:

— «Москвич» — «Москвич», заедешь под кирпич… Кашлянув дымом, «Волга» урчащей черной рыбиной отплыла от ворот. Попрощавшись мысленно с автолюбителями-рифмоплетами, Валентин тронул машину вперед. Охранник неторопливо обернулся. Скуластое нерусское лицо, медный загар. Валентин уже встречал этого человека. По короткому кивку понял, что и его узнали. Миновав ворота, «вольво» оказалась в ухоженной заводи, заполненной благоуханием сирени и глянцем выстроившихся машин. Валентин скромно пристроился к шеренге «тойот»

«ауди» и «ниссанов», заглушив мотор, выбрался наружу. Обычно он приезжал сюда вечерами, и здание, опоясанное фигурными башнями, увенчанное стремительным шпилем, казалось ему мрачной готической тенью. Сейчас же, в свете полуденного солнца, оно выглядело совершенно иначе. Свежепобеленное, украшенное барабанно-знаменным барельефом, оно походило на Дворец пионеров. Молодцеватый улыбчатый оскал архитектуры, славно-унылое прошлое…

Вволю налюбовавшись зданием, Валентин вернулся к воротам, на ходу бросил охраннику ключи от машины. Тот небрежно поймал звякнувшую связку, равнодушно поинтересовался:

— Все в порядке? — Глаза его, два мокрых холодных камешка, глянули тускло и неопределенно.

— Более или менее. — Валентин поправил на плече сумку и вышел на улицу.

Ртутные столбики городских термометров неукротимо ползли вверх, обувь липла к разогретому тротуару. Валентин часто утирал лоб платком. Вчерашняя гулянка не прошла бесследно.

Вытянув мобильник, Валентин набрал номер. Трубку подняли после пятого гудка. Подняли молча, без привычного «але» или «слушаю вас».

— Музей искусств?

Глуховатый голос радушно ответил:

— Он самый, дорогой. По какому вопросу звонишь?

— Вопросы старые. Продавец — товар — покупатель, слыхал о такой формуле?

Говорят, Маркс с Энгельсом придумали.

— Не понимаю, дорогой. О чем ты?

— Хватит, Наиль. Я хочу знать, сколько дашь на этот раз?

Голос не ответил. — Тебя что, не предупредили еще? Странно… Обычно ты узнаешь о товаре первым. — Валентин почувствовал, что правая щека у него задергалась. Он нервно погладил ее ладонью. — Не тяни резину, Наиль. Я жду обещанного подарка.

— Но мы просили «Волгу», дорогой.

— Неужто «вольво» хуже?

— Очень большой человек спрашивал про похожую машину. Опасный товар.

Громкий.

— Не хочешь — могу забрать. — Валентин огляделся и с отвращением убедился, что щека в самом деле дергается. — Ну так как? А, Наиль? Или испугался большого человека?

— Не спеши. — Абонент что-то прикидывал. А возможно, просто выдерживал паузу. — Пятнадцать — цифра, кажется, неплохая?

— Мне она не нравится — это во-первых. А во-вторых, это не цифра, а число.

— Валентин ощутил внезапное желание зевнуть. Что-то из той же породы, что и нервный тик. Еще раз с силой провел по щеке ладонью. — Тридцать за «Волгу», двадцать — за все прочее. Это твои слова.

Трубка вновь примолкла.

— Ты плохой продавец, Валя. Не хочешь торговаться. — В голосе покупателя звучало осуждение.

— Послушай, Наиль. Машина в первоклассном состоянии. На юге за нее дом целый можно купить.

— Не забывай, ее будут искать.

— Можно подумать, это единственная на всю страну «вольво».

— Хорошо, я беру машину. Пусть будет двадцать. — Собеседник произнес это без энтузиазма. — И все-таки ты плохой продавец.

— Знаю. — Валентин потер нос. — Рожденный не на Востоке торговать не может.

— Это ты сам придумал?

— Сам, Наиль, конечно, сам. И еще один попутный вопрос: ты имел дела с Люмиком?

Валентин стиснул пальцами трубку. Он бы не удивился, если бы связь прервалась, но Наиль отреагировал иначе:

— Откуда ты звонишь?

— Не волнуйся, со своей трубы.

— Почему спрашиваешь о Люмике?

— Чистое любопытство.

— Плохое любопытство… Очень плохое. Ты понял, что я имею в виду?

— Честно говоря, не очень.

— Не играй с огнем, дорогой. И не спрашивай о тех, кого уже больше нет.

Это мой тебе хороший совет.

— Но ты что-то знаешь о нем?

— Ничего не знаю. Совсем ничего. У него свое дело, у нас свое. Зачем тебе Люмик? Разве я забываю о подарках? Ты не знаешь, кто он такой, я не знаю, — что тут плохого?

— Кажется, начинаю понимать.

— Вот видишь, дорогой! Так всегда бывает: начинаешь думать, начинаешь понимать. Тоже формула — и тоже мудрая!

— Спасибо, Наиль. Я все понял.

— Мне спасибо — тебе спасибо. А подарок я сегодня пришлю. В то же самое место. Договорились?

— Договорились. — Валентин сложил мобильник. Гадая, на чем сегодня придется ехать, зашагал вверх по улице в сторону остановки. Мысленно назвал троллейбус и не угадал. Первым, громыхая рельсовыми октавами, к остановке подкатил трамвай. Чертыхнувшись, Валентин вскочил на подножку.

Свои «пентагоны» имеются везде, и никто не объяснит вам, за что припечатывают подобное клеймо тому или иному сооружению. Во всяком случае, ничем выдающимся, кроме размеров и удивительного отсутствия пропорций, спорткомплекс «Энергия» не отличался. Серое нагромождение кубов с крышами, залитыми битумом, с обилием окон, широких и узких, местами напоминающих монастырские бойницы. С одной стороны к спорткомплексу примыкал стадион с площадками для волейбольных секций и беговыми дорожками, с другой тянулась неровная цепочка складских помещений, крытых брезентом автостоянок. Плетенная из проволоки ячеистая ограда надежно скрывала коротенькую вывеску «спорт» от окружающего мира. За входящими и выходящими с территории комплекса оловянными глазами следил угрюмый охранник.

Приближаясь к главному корпусу, Валентин отметил про себя, что занятия давно начались. Секции, летние лагеря и личный состав «Пентагона» носились по беговым дорожкам, прыгали в длину и высоту, стреляли по мишеням, гремели тренажерами. Как известно, день — время тренировок, ночь — время заработка.

Здесь, по крайней мере, дела обстояли именно так. Очутившись в вестибюле, он облегченно перевел дух. Жары и лета в этом месте не существовало. Три или четыре кондиционера наполняли помещение размеренным гудением. Валентин двинулся было дальше, но сидящий за столом коротышка со значением кашлянул. Палец его изобразил в воздухе некое подобие прямоугольника. Валентин полез в карман за документами. Охранник был из новеньких и в лицо его еще не знал. Молодой, коротко стриженный, с торсом борца и ногами штангиста-тяжеловеса, он чувствовал себя не слишком уверенно на этом месте и, приняв от Валентина пропуск, взялся за дело с медлительной сосредоточенностью. Тщательно сличил фотографию с оригиналом, с мучительным выражением на лице вгляделся в буковки на фиолетовой печати.

— Милый мой! — взмолился Валентин. — Здесь же не по-английски написано! Ты в школе учился?

Коротышка незлобиво посмотрел на него, кинул пропуск на стол: