Я внёс в план некоторые поправки, добавил к перечню первоочередных мероприятий установку на Астурии гиперволновой станции первой категории с пометкой «кредит» (у директоров глаза на лоб полезут, с ухмылкой подумал я), затем утвердил окончательный вариант и отослал файл по назначению. Получив подтверждение о приёме, я выключил покетбук и вернул его в карман. Одно дело сделано.
Компьютер продолжал считать. Ознакомившись с промежуточными результатами, я убедился, что, несмотря на своё быстродействие, он ещё не скоро нарвётся на очередную некорректность краевых условий. Можно было идти спать, но я сильно сомневался, что смогу заснуть после того, как продрыхнул полдня. Я хотел было подключиться к Галанету, чтобы ознакомиться с новейшими работами в области теории виртуального гиперпространства, однако передумал — у меня душа не лежала к серьёзным занятиям. Я запустил игру в шахматы, но был так невнимателен, что получил мат в девять ходов. Потом принялся раскладывать пасьянс — и вскоре поймал себя на том, что бессознательно жульничаю.
Я в сердцах выругался, встал из-за стола и вышел на балкон. В кабинете Анхелы всё ещё горел свет. Как она себя назвала? Working girl. Что верно, то верно. Моя милая работящая девочка.
И тут я понял, чтo не даёт мне покоя, чтo мешает сосредоточиться. Меня одолевало страстное желание снова увидеть Анхелу, поговорить с ней о чём-нибудь… а хоть и поссориться — даже это было бы приятно. Мне хотелось смотреть ей в глаза, слышать её голос, вдыхать запах её волос, чувствовать тепло её тела.
Моё желание, едва став осознанным, тут же превратилось в навязчивую идею, и я решился на очередное нарушение своих правил. Прикинув на глаз расстояние и высоту, я сосредоточился — а в следующий момент уже стоял, прижавшись спиной к стене, на балконе, примыкавшем к кабинету Анхелы. Осторожно заглянув в окно, я убедился, что она в комнате одна, сидит за столом и внимательно изучает какие-то документы.
Дверь балкона была приоткрыта. Собравшись с духом, я вошёл внутрь и деликатно прокашлялся. Анхела вздрогнула от неожиданности и подняла взгляд.
— Кевин?… — произнесла она, не веря своим глазам. — Ты… Как ты сюда попал?
— Я же говорил, что мой любимый вид спорта — прыжки с шестом.
— А сигнализация?
— Мелочи. Мой папа-пират научил меня и не таким штучкам.
Анхела поднялась и подошла ко мне.
— Ты сумасшедший, — сказала она. — Надеюсь, тебя никто не заметил?
— Пришлось убрать пару свидетелей, а так всё в порядке.
Она вздохнула:
— Порой я не пойму, шутишь ты или говоришь серьёзно.
Я нежно обнял её. Анхела прильнула ко мне и склонила голову к моему плечу. Она была одета в красный шёлковый халат, под которым, судя по всему, кроме ночной рубашки больше ничего не было.
— Ты догадываешься, что у меня на уме? — спросил я.
— Да. Ты…
— Я похотливый самец.
— Не иронизируй. Я хотела сказать, что ты пришёл вовремя. Я уже заканчиваю.
Ответ Анхелы сбил меня с толку. Я готовился к упорной борьбе и никак не ожидал такой быстрой капитуляции… Но капитуляция ли это? Победил ли я? А может, я побеждён? И вообще, разве любовь — сражение? Могут ли быть победители и побеждённые в любви? Нет, это такая игра, в которой выигрыш достаётся обоим, а проигрывают вдвоём.
Я поднял к себе её лицо.
— С чего такая перемена, Анхела?
— Не было никакой перемены, Кевин. С самого начала я хотела того же, что и ты, только боялась… боялась, что это произойдёт слишком быстро.
— По-твоему, я тороплю события?
— Как и все… — Она осеклась. — Но теперь это не имеет значения.
— Почему?
— Потому что ты уже здесь.
Я попытался поцеловать её, но Анхела увернулась и высвободилась из моих объятий.
— Погоди. Если мы начнём, то не остановимся. А мне нужно покончить с докладом. Осталось всего пара страниц. — Она взяла со стола планшетку и световую ручку. — Пойдём. Сюда могут войти, а я не хочу, чтобы тебя видели.
Кроме парадной, кабинет Анхелы имел ещё одну дверь, которая, как оказалось, вела в её личные апартаменты. Мы вошли в небольшую уютную комнату. Анхела заперла за собой дверь, села на диван и принялась читать текст, по ходу внося в него поправки. Я пристроился рядом с ней и после некоторых колебаний обнял её за талию. Она не возражала, но и не проявила должного энтузиазма.
— Что это за документ? — решил поинтересоваться я.
— Доклад правительства перед Национальным Собранием, — ответила Анхела, не прекращая делать исправления, в том числе и чисто грамматические. — Завтра на заседании кабинета мы должны утвердить окончательный вариант.
— И ты не могла…
— Кевин, пожалуйста, не мешай.
Я вздохнул и от нечего делать принялся мечтать о нашей совместной жизни, в которой не последнюю роль будут играть фразы типа «Кевин, пожалуйста, не мешай», «Анхела, солнышко, сейчас не время». Странно, но это казалось мне чуть ли не венцом семейной идиллии. До чего может дойти человек!..
Когда Анхела перешла к последней странице, я уже увлечённо читал вместе с ней. То, о чём говорилось в конце доклада, в определённой степени касалось и меня.
— Ты всё-таки решила вынести на голосование поправку к конституции? — наконец спросил я.
— Да, — сказала она и на этот раз отвлеклась от чтения. — Хватит уже мучить братца. Конечно, было бы неплохо ещё поиздеваться над ним, попугать его короной, но время для шуток прошло.
— Ты уверена в успехе?
— Да.
— А вот Рик считает иначе.
Анхела пренебрежительно фыркнула:
— Он ничего не смыслит в практической политике, хотя неплохо разбирается в теории права. Если нельзя провести прямой референдум, это ещё не значит, что я не могу провести косвенный. В случае, когда парламент отвергнет поправку, я, как глава правительства, распущу его и назначу досрочные выборы. Они-то и будут моим референдумом. Все партии первым пунктом своих предвыборных программ поставят отношение к предлагаемой поправке, и те, кто выступит против, вряд ли наберут более семи процентов голосов. С учётом отсева карликовых партий, участвующих в выборах лишь для того, чтобы себя показать, сторонники поправки получат в Палате Представителей порядка девяноста процентов мандатов, а этого вполне достаточно, чтобы она прошла на ура. За Сенат можно не беспокоиться, он утверждает все законы простым большинством.
— Ловко, — сказал я. — Стало быть, вместо референдума — новые выборы?
— Необязательно. Руководство республиканцев сразу поймёт мою игру и, возможно, решит пойти на уступки, чтобы не терять мест в парламенте. Шансов на тот или иной исход дела поровну. Fifty-fifty,[13] как говорите вы… Извини, я опять забыла, что ты не англичанин.
— Ничего страшного, — сказал я. — Но послушай, если всё так просто, почему ты давно не отменила эту поправку.
Анхела покачала головой:
— Всё не так просто, Кевин. Видимо, Рикардо поведал тебе сказку о моей бешеной популярности в народе?
— Ну да.
— Он преувеличивает. Даже в самые лучшие времена мой рейтинг доверия не превышал семидесяти процентов, а около трети граждан считали, что я должна исполнять лишь функции номинального главы государства, предоставив парламентскому большинству формировать правительство по своему усмотрению. А четыре года назад на выборах вообще победили левые — конечно, не без содействия Рикардо, который решил устроить мне «отпуск», и тем не менее они получили условное большинство. Хотя их кабинет продержался недолго и вскоре подал в отставку, сам факт, что они получили мандат на формирование правительства, свидетельствует не в пользу моей популярности. Только в последнее время, когда возникла реальная угроза того, что Рикардо станет королём, чаша весов окончательно склонилась в мою сторону.
— А как насчёт тернового венца?
Анхела пристально вгляделась мне в глаза.
— Он не обязательно должен быть терновым. Всё зависит от обстоятельств… — Она бегло просмотрела концовку доклада. — Ладно. Дальше идут общие фразы о дружбе, любви и согласии. Это можно оставить без изменений. Подожди здесь минутку, Кевин. Я отдам текст спичрайтеру, чтобы к утру был готов окончательный вариант.
13
Fifty-fifty — буквально «пятдесят на пятдесят», то есть поровну (англ.).