— О чем? — спросила Джин.

Он наклонился ближе, словно стеснялся своих слов:

— Что я добровольно пошел на это. Понимаешь?

От необходимости отвечать Джин спас окрик одного из офицеров. Повстанцы проворно обступили Бейза, Чиррута и Бодхи.

— Увидимся, — бросила девушка пилоту, которого вежливо тянул за собой какой-то лейтенант.

Кассиан поманил Джин за собой, и они присоединились к оживленному потоку гостей, текущему в глубины пирамиды.

— Идем быстрее, — сказал капитан. — Сейчас начнется.

Зал совещаний был таким же неказистым, как и вся база. С каменных стен на скрепленные болтами трубы и кабели, соединяющие пульты с центральным голопроектором, стекала влага. Стульев на всех не хватало, поэтому адмиралы и генералы, в мундирах как под копирку, стояли плечом к плечу с рядовыми бойцами в разнородной броне. Аристократы и чиновники в «простых» костюмах из тканей столь умопомрачительной стоимости, что Джин за всю свою жизнь не держала в руках такую прорву кредитов, сбились в тесные группки. До девушки доносился шепоток, из которого она заключила, что некоторые из присутствующих — имперские сенаторы. Если бы она следила за политическими событиями, то, возможно, узнала бы кого-нибудь в лицо.

Так вышло, что Джин оттеснил в угол грузный иторианский ополченец, и она потеряла Кассиана из виду. Чуть погодя к голопроектору вышла Мон Мотма — величественная женщина в длинном платье, с которой они познакомились не то несколько дней назад, не то в прошлой жизни, — и все взоры обратились к ней.

— Благодарю всех присутствующих, — начала Мотма, — за то, что вы так быстро смогли прибыть сюда. В пути многие из вас подвергались таким опасностям, которых я не могу и представить. Вы рисковали, пересекая имперские границы, потому что верите в наш Альянс. Потому что поверили нашему призыву, в котором мы сообщили вам о беспрецедентном кризисе. Жаль, что не могу разуверить вас в обратном. Я бы предпочла объявить, что вы собрались здесь зря.

Она мимолетно улыбнулась. Кто-то хрипло рассмеялся и тут же попытался замаскировать смех кашлем.

— Но доказательства, которые мы вам представим, не умозрительны. Да, сведения секретные, и, демонстрируя их, мы вынуждены раскрыть отдельные источники и методы работы нашей Разведслужбы, которые не могут быть оглашены перед народом или Сенатом. Вы услышите свидетельства оперативников Альянса и наших новых приверженцев. Если их слова вызовут у вас сомнение, вспомните, что все они приговорены Империей к смерти.

По зашевелившейся толпе прошел ропот, на лицах появилось недоверие.

— Прошу не делать скоропалительных выводов до окончания доклада. После мы сможем обсудить услышанное и решить, какое будущее ждет нашу организацию и всю Галактику.

Мон Мотма умолкла, и Джин увидела пробивающегося к центру Дрейвена, который замер, когда глава Альянса снова заговорила.

— То, с чем мы столкнулись, — сказала она, — это закономерный венец всех злодеяний Императора.

Джин припомнила, что слышала почти те же самые слова при их первой встрече. «Ага, а речь-то не за пять минут написала», — подумала она.

— Это оружие, способное взрывать планеты, — продолжила Мон Мотма. — Оно обращает в пепел цветущие миры с миллиардным населением. Сегодня вы убедитесь, что оно предназначено не только для разрушения военных объектов, но и для тотального уничтожения и культивирования всеобщего страха. Как нам стало известно, Империя назвала это оружие «Звездой Смерти».

На этом глава Альянса отступила в сторону, и занявший ее место Дрейвен принялся вводить всех в курс дела. Джин не прислушивалась к его голосу, зачитывающему череду донесений о добыче кайбер-кристаллов и потоков кредитов для имперских исследовательских центров. Вместо того девушка наблюдала за присутствующими. Офицеры, за редким исключением, слушали воодушевленно — они по неведомым причинам доверяли Дрейвену и принимали его слова за истину в последней инстанции. Политики, все как один, хранили нейтральное выражение лиц, словно всю жизнь тренировали перед зеркалом эту беспристрастность.

Мон Мотма тихо переговаривалась со стоящими рядом с ней членами совета. Вот же неугомонная женщина, ни минуты покоя.

Вскоре Дрейвен передал слово офицерам разведки. Привели Бодхи, которого кратко допросили о деятельности Галена Эрсо и о том, что он видел в ходе строительства. Далее выступил Кассиан, деловым тоном представив доклад об операции «Перелом». Его рассказ в общих чертах, начиная с попытки выйти на Со Герреру и пленного имперского перебежчика и заканчивая ударом «Звезды Смерти» по Священному городу, повторял факты, которые уже были известны Джин. На голопроекторе высветился кратер и столб пыли, оставшиеся на месте столицы Джеды.

— Власти утверждают, что это была авария на шахтах, — процедил человек в двух рядах поодаль. — Они тоже не готовы к огласке.

Потом Андор завел сказку про Иду, утверждая, что ее разбомбили во время неудачной попытки эвакуировать Галена Эрсо. Члены совета начали наперебой интересоваться деталями дальнейших планов имперцев, чего разведчик не смог им сообщить. Джин с отвращением отвернулась и чуть не подпрыгнула, обнаружив рядом с собой Мон Мотму. Та приблизилась как-то незаметно, и в окружающей толпе их близость казалась едва ли не интимной.

— Я следующая? — спросила девушка с язвительным смешком, угадав, зачем ее ищут. — Хотите дать мне последние наставления?

Ясно, что отдельные подробности истории Джин глава Альянса повстанцев хотела бы раскрыть соратникам, а о прочих предпочла бы умолчать.

Но Мотма покачала головой:

— Нет, я хотела сказать…

Она задержала взгляд на лице собеседницы, подбирая слова. Джин сразу пришли на ум все банальности, которые говорят в таких ситуациях: «Сочувствую твоему горю», «Восстание гордится тобой», «Удачи с выступлением».

— Я не забуду, что мы тебе причинили, — сказала Мон Мотма.

Джин молча уставилась на нее, пытаясь понять, что за грусть слышится в ее голосе.

Кажется, Мон Мотма что-то спросила, но девушка услышала, как выкрикнули ее имя, и чья-то рука в перчатке потянула ее к центру зала. Джин расправила плечи и приготовилась. Она и без наставлений знала, что сказать совету.

Джин постаралась изложить свой рассказ емко и прямолинейно. Она пересказала послание Галена как можно ближе к оригиналу, хотя слова постепенно выветривались из ее памяти. Ей пришлось вынести допрос какого-то сенатора в красной рубашке — кто-то представил его как министра финансов повстанцев Джебела[1], а Джин тут же представила, какой простор для дразнилок открывается при таком имени. Сенатор интересовался ее побегом с Вобани, и когда он спросил, не подкупили ли ее свободой ради нужных показаний, Джин не раздумывая гаркнула: «Да», — но тут же поправилась, увидев, как поморщился стоявший в толпе Бодхи. Адмирал Раддус, мон-каламари с кожей цвета грозовых туч и немигающими желтыми глазами, строго вопрошал о том, как разошлись их пути-дорожки с Со Геррерой. Джин соврала, что ее коробило от методов Со, на том и порешили.

Она говорила то тихо, то слишком громко, не ощущая, отчетливо ли разносится ее голос по залу. Обводя глазами толпу, она ни на ком не задерживала взгляд. Вещая без остановки час, два, три, Джин начала замечать, что слушатели устали. Кассиан с Бодхи скрылись где-то в недрах пирамиды. В завершение она рассказала о том, что произошло на Иду, и повторила предсмертные слова отца.

— «Ее можно уничтожить», — сказала Джин. — Вот о чем он думал, когда умирал. Вот что было для него важнее всего.

Почувствовав подступивший к горлу комок, она отступила от проектора, пока ее опять не засыпали вопросами.

Девушку охватило смутное разочарование, запоздалая мысль, что нужно было вложить в свою речь больше убедительности, произнести ее с тем же отчаянием, с которым она стреляла из бластера.

Джин оказалась последней, кто вышел к голопроектору. Доклад был окончен.