Роджер снова погрузился в отчет Флинта о происшествии в Гуманитехе. Флинт рассуждал правильно, и все же, дойдя до упоминания о том, как Уилт сунулся не в ту уборную, Роджер насторожился. Вот где старик дал маху! Роджер перечитал еще раз: «По словам ректора, Уилту следовало подняться в туалет на четвертом этаже, однако он спустился на второй». И далее: «Секретарша Уилта миссис Бристол направила его в женский туалет на четвертом этаже. Она утверждала, что столкнулась с девушкой там». Так и есть. Ох, неспроста Уилт ошибся этажом: снова какие-то плутни. Флинт, видимо, ничего не заподозрил, иначе допросил бы стервеца. Роджер мысленно отметил: надо последить за мистером Уилтом. Ненавязчиво, чтобы не спугнуть. Вторая мысль была такая: "Проверить, можно ли в лабораториях колледжа изготовить «формалин». И третья: «Установить источник героина».

Но пока Роджер обдумывал дальнейшие ходы, в уме его то и дело проносились звучные романтические названия: «Золотой треугольник», «Золотой полумесяц». «Золотой треугольник», джунгли Таиланда, Бирмы и Лаоса… «Золотой полумесяц», подпольные лаборатории Пакистана, где производится героин, поставляемый в Европу… Воображение Роджера рисовало жуткую картину: на Англию надвигаются орды смуглых пакистанцев, турок, иранцев, арабов. Они приезжают на ослах, проникают в страну на грузовиках, а то и на кораблях и по ночам делают свое черное дело – сбывают смертоносное зелье. За их спиной стоят важные господа, которые живут в роскошных домах, посещают загородные клубы, катаются на собственных яхтах. А сицилийские головорезы? Ведь чуть не каждый день на улицах Палермо убивают людей, не угодных мафии. Находится и в Англии всякая шушера, торговцы «дурью», вроде Флинтова сынка, который нынче отбывает срок в Бедфорде. Кстати, может, Флинт еще и по этой причине сменил тон. И все-таки Роджера куда больше занимали романтические заморские страны, где кишмя кишат коварные злодеи; сам же Роджер представлялся себе воином, который вознамерился в одиночку искоренить этот наигнуснейший вид преступлений.

Конечно, полет фантазии унес Роджера слишком далеко от реальной жизни. Инспектор верно представлял только географию событий: героин действительно привозили из Азии и с Сицилии, наркомания действительно была бичом Европы. Но покончить с этой напастью можно лишь благодаря решительным и разумным действиям полиции и международному сотрудничеству. Однако Роджер, даром что инспектор, разумом не блистал и мог похвастаться разве что необузданным воображением. Разум же ему заменяла решительность – решительность человека, у которого нет семьи, мало друзей, зато имеется цель в жизни.

Долго инспектор Роджер разрабатывал план операции. Только в четыре часа утра он покинул участок и отправился домой – жил он неподалеку, – чтобы вздремнуть пару часов. Но даже засыпая, он вспоминал фиаско инспектора Флинта и злорадно думал: «Пусть теперь побегает».

Инспектор Роджер попал в точку. На другом конце Ипфорда, в домике с ухоженным садом, украшением коего был аккуратный пруд, где плавали золотые рыбки, а посредине стоял ангелочек, инспектор Флинт всю ночь бегал не переставая. Но спать Флинту не давала не будущая слава инспектора Роджера – насчет его будущего Флинт был спокоен. – а темное пиво и проклятые таблетки. Лежа в постели, Флинт прикидывал, не махнуть ли куда-нибудь на отдых? Ему положен двухнедельный отпуск, да и врач советовал отдохнуть. Куда же поехать? В Коста Брава? На Мальту? Оно бы и ничего, вот только у миссис Флинт от жары прямо течка начинается – слава богу, в обычную погоду она сейчас не слишком усердствует. Пожалуй, лучше всего отправиться в Корнуолл. С другой стороны, хочется полюбоваться, как инспектор Роджер сядет в лужу: Уилт, как пить дать, оставит его в дураках. Связал-таки Флинт котов хвостами!

Дело шло к рассвету, а в тюрьме не утихала катавасия, которая разразилась по вине Уилта. В два часа ночи еще один заключенный в корпусе "Д" поджег матрац, но какой-то смекалистый грабитель залил его из помойного ведра. Больше всего хлопот доставлял начальству корпус особого режима. К своему удивлению, начальник тюрьмы обнаружил, что двое узников в камере Маккалема не спят. Поскольку это была камера Маккалема, начальник не осмеливался зайти туда один, разве что в сопровождении полудюжины надзирателей. Однако собрать такую команду не удалось: во-первых, надзиратели опасались Маккалема не меньше, чем их начальник, а во-вторых, у них нынче и без того забот хватало. Начальнику пришлось беседовать с заключенными через закрытую дверь. Сокамерники, они же телохранители Маккалема, носили клички Бык и Клык.

– Чего это вам не спится? – спросил начальник.

– Вырубите к черту свет – тогда уснем, – прорычал Бык. Он угодил в тюрьму из-за любви: ему вскружила голову жена управляющего банком, и Бык, поддавшись уговорам, прикончил ее мужа и стащил из банка пятьдесят тысяч фунтов. Но коварная обманула и вышла замуж за брокера.

– Со мной так разговаривать нельзя, – сказал начальник, подозрительно разглядывая камеру через глазок. В отличие от своих сокамерников, Маккалем, как видно, крепко спал. Рука его свесилась с койки, лицо поражало неестественной бледностью. Тем более неестественной, что обычно на физиономии Маккалема играл отвратительно густой румянец. Начальнику тюрьмы это не понравилось. Он готов был поклясться, что побег задумал не кто иной, как Маккалем, а значит… Начальник и сам не знал, что это значит, и все-таки встревожился: Бык и Клык себе бодрствуют, а Маккалем дрыхнет, да еще такой бледный-пребледный. Что-то здесь не так.

– Маккалем! – позвал начальник. – Проснитесь, Маккалем!

Маккалем не пошевелился.

– Елки-палки, – буркнул Клык, приподнимаясь на койке. – Что там еще за шухер?

– Маккалем! – орал начальник. – Просыпайтесь! Я приказываю!

– Ну чего тебе неймется? – взревел Бык. – Ночь-полночь, а тут какой-то шизанутый легавый людям спать не дает. Думаешь, если мы в тюрьме, так уж и прав никаких не имеем? Смотри, Мак шутить не любит.

Начальник стиснул зубы и сосчитал до десяти. Слово «легавый» выводило его из себя.

– Я просто хочу убедиться, что мистер Маккалем жив и здоров. Разбудите его, пожалуйста.

– Жив и здоров? – удивился Клык. – А чего ему станется?

Начальник ушел от прямого ответа:

– Это профилактическая мера.

Он беспокоился не напрасно: Маккалем не подавал никаких признаков жизни, зато признаков смерти было предостаточно: бледность, странная поза. Будь на месте Маккалема другой заключенный, начальник не стал бы церемониться, а просто вошел бы в камеру. Но Маккалем редкостный мерзавец. Кто знает, не разыгрывает ли он комедию, чтобы заманить кого-нибудь из охраны в камеру и скрутить с помощью Быка и Клыка? А все старший надзиратель, ни дна ему ни покрышки! Начальник поспешил за подмогой, а Бык и Клык в самых нелестных выражениях осудили долбанных вертухаев, которые оставляют долбанный свет в долбанной камере на всю ночь. Но поведение Маккалема их тоже озадачило, и они все-таки решились его потревожить. В ту же минуту корпус особого режима огласился душераздирающими воплями.

– Скопытился! – ревел Клык. Бык тем временем попытался привести Маккалема в чувство. Для этого он, как умел, сделал патрону искусственное дыхание – навалился на него всем телом и выжал из легких остатки воздуха.

– В рот ему подыши, – велел Клык, но Бык не отважился. Если Маккалем жив, то, очнувшись, он едва ли обрадуется поцелую, а если он действительно врезал дуба, то Быку мало радости лобызаться со жмуриком., О чем он и сообщил напарнику.

– Ишь, какие мы нежные, – заорал Клык. – Пошел вон, падла! Сам сделаю!

Он склонился над телом патрона и отшатнулся: Маккалем был холоден как лед.

– Убили! Ах вы суки! – завопил Клык, повернувшись к двери.

Между тем начальник тюрьмы влетел в кабинет, где старший надзиратель Блэггз прохлаждался за чашечкой кофе, и выпалил:

– Доигрались вы с вашим проклятым снотворным.