Тогда я поехал в Гейдельберг и с ходу стал знакомиться с городом, не подозревая, что шлейф невезения уже тащится за мной. Чудесный городок — прекраснейший замок, отличное пиво и крупнотелые девы с румяными щеками и с фигурами, похожими на бутылки кока-колы, в общем, все говорило, что это местечко, как никакое другое, подходит для получения ученой степени. Я даже начал прицениваться к жилью и познакомился с молодым фрицем в студенческой шапочке и с дуэльными шрамами на лице, не менее страшными, чем мой. Казалось, все шло путем.
Свои планы я обсудил с первым сержантом, который отвечал за дембель.
Он покачал головой:
— Эх ты, бедолага!
Почему? Да потому, что Гордону не полагалось никаких ветеранских привилегий. Оказалось — я вовсе и не ветеран. И шрам мой ничего не стоил, и то, что я укокошил людей в стычках больше, чем их можно загнать в... а, неважно куда! Оказывается, эта война вовсе не являлась войной, и Конгресс до сих пор не принял закона, предоставляющего «военным советникам» льготы для получения образования.
Думаю, виноват я сам Просто всю жизнь слышал о ветеранских привилегиях... Господи, да я сам сидел на одной скамейке в химической лаборатории с парнем, который собирался окончить колледж с их помощью.
Сержант отечески напутствовал меня:
— Не пыли, сынок. Езжай домой, поступи на работу и обожди годик. Не иначе как они примут закон и придадут ему обратную силу, это уж точно. А ты еще молодой.
Вот я и оказался на Ривьере, в штатском, задумав надышаться воздухом Европы, пока не пришло время закругляться и возвращаться домой. Гейдельберг накрылся... Мое жалованье, вернее, тот остаток, что я не успел спустить в джунглях, плюс деньги за неиспользованный отпуск, плюс выигрыш в покер составляли сумму, которой хватило бы на первый год учебы в университете. А вот до получения степени эти деньги никак нельзя было растянуть. Я ведь рассчитывал, что буду жить на ветеранские дотации, а наличность послужит своего рода страховкой.
Мой пересмотренный план был ясен. Попасть домой, во всяком случае до начала учебного года. Наличные денежки разойдутся на оплату жилья и пансиона у тетки с дядей, следующее лето где-нибудь подработать и вообще держать нос по ветру. Опасность попасть в армию мне больше не угрожала, так что способы одолеть последний курс колледжа должны были подвернуться, хотя стать герром доктором лше уже не светило.
Колледж, однако, открывался только осенью, а сейчас было лишь начало весны. Поэтому я решительно настроился на знакомство с Европой, прежде чем приложить зубы к граниту науки. Другого такого случая могло и не подвернуться.
Была и еще одна причина, чтобы отложить отъезд,— те самые билеты. Подходило время жеребьевки лошадей. Ирландский тотализатор начинается как лотерея. Сначала продаются билеты в количестве, достаточном, чтобы обклеить ими Центральный вокзал в Нью-Йорке. Ирландские больницы получают 25 процентов выручки, так что они единственные, кто выигрывает наверняка. Незадолго до скачек начинается жеребьевка. Лошадей два десятка. Если твой билет не выиграл лошади, то цена ему, как листу оберточной бумаги (хотя какие-то утешительные призы есть и для этой категории). Если ты «получил» лошадь, это еще не значит, что ты выиграл Некоторые из этих лошадей, может, и до старта не доберутся, а из тех, что выйдут на старт, большая часть приплетется в хвосте. Тем не менее любой билет, выигравший лошадь, даже если она, по общему мнению, способна только доковылять до стойла, теперь приобретает на весь период между жеребьевкой и скачками цену в несколько тысяч долларов. Сколько именно тысяч — это уж зависит от рейтинга лошади. Но цены высоки, ведь и самая плохая лошадь, как известно, чудом может прийти первой.
У меня было 53 билета. Если хоть один из них выиграет лошадь, я получу столько, что мне хватит на Гейдельберг. И я остался до жеребьевки.
Европа — дешевое местечко. Молодежное общежитие — роскошь для парня, вернувшегося из «райских» кущ Юго-Восточной Азии. Даже Французская Ривьера не так уж недоступна, ежели найти к ней правильный подход. Я не стал снимать апартаменты на La Promenande des Anglais[24], а снял крошечную комнатку четырьмя этажами выше и двумя километрами дальше набережной, да еще с общими «удобствами». Конечно, в Ницце есть роскошные клубы, но их вовсе не обязательно посещать, поскольку на пляжах стриптиз ничуть не хуже, чем в клубе, да еще бесплатно. Я не понимал этого высокого искусства до тех пор, пока не увидел, как юная француженка снимает платье и натягивает бикини на глазах у обывателей, туристов, жандармов и собак (не говоря уж обо мне), и все это никак не нарушает снисходительных французских норм относительно «неприличного обнажения». Ну разве что чуть-чуть нарушает.
Сами же по себе пляжи ужасны. Галька и камни. И все-таки камни лучше, чем грязная жижа джунглей, так что я, натянув плавки, любовался стриптизом и совершенствовал загар. Была весна, туристский сезон еще не начался, народу было мало, зато солнце грело и никаких дождей не предвиделось. Я валялся на солнце, чувствовал себя почти на небесах, а моим единственным приобретением был арендованный в «Американ Экспресс» почтовый ящик, куда мне клали парижские издания «Нью-Йорк Геральд Трибюн» и «Старз энд Страйпз»[25].
Я бегло проглядывал страницы, где сообщалось, как бездарно наши правители руководят миром, затем пробегал известия о событиях на «не-войне», которую так недавно покинул (о ней писали мало, хотя нам и вдалбливали, что мы «спасаем цивилизацию»), а потом обращался к более стоящим делам: информации об Ирландском тотализаторе или надеждам, что «Старз энд Страйпз» развеют дурной сон, будто мне отказано в привилегиях на получение образования.
В конце шли кроссворды и личные объявления. Я всегда внимательно перечитывал этот раздел, позволяющий заглянуть в чужую частную жизнь. Например: «М. А. позвонить Р. С. до полудня. Деньги». Информация к размышлению — кто кого надул и кто получит денежки!
Вскоре я нашел возможность вести еще более дешевый образ жизни и при этом любоваться еще лучшим стриптизом.
Слышали когда-нибудь об Иль-дю-Леван? Это островок у побережья Ривьеры между Марселем и Ниццей, очень похожий на Каталину. На одном конце острова — деревушка, на другом — ВМС отгородили кусок земли для своих ракетных установок. Все остальное — холмы, пляжи и гроты. Автомобилей нет, нет даже мотоциклистов. Людям, которые сюда приезжают, хочется забыть об остальном мире.
За десять долларов в день тут можно жить так же хорошо, как за сорок в Ницце. Можно заплатить пять центов в сутки за место для палатки и еще один доллар тратить на еду, что я и делал, а если надоест готовить самому, то тут полно дешевых и приятных ресторанчиков.
На острове, как мне кажется, не действуют никакие стесняющие людей правила. Хотя, погодите, одно ограничение есть: перед въездом в деревушку висит объявление «Le Nu Integral Est Formelement INTERDIT» («Полная обнаженность категорически запрещена»). Это означает, что все мужчины и женщины, прежде чем выйти на деревенскую улицу, должны нацепить на себя треугольную тряпочку — cache-sexe[26]. В других же местах, то бишь в кемпингах и на пляжах, никто ничего не обязан надевать, да и не надевает.
Исключая отсутствие автомобилей и одежды, Иль-дю-Леван ничуть не отличается от остальной французской провинции. Тут не хватает пресной воды, но французы ее не пьют, а купаться можно в Средиземном море, после чего покупают на франк пресной воды, с помощью которой смывают морскую соль. Садитесь на поезд в Ницце или в Марселе, сходите в Тулоне, берете билет на автобус до Лаванду, а потом — на катере (час с небольшим) до Иль-дю-Леван, после чего можете отбросить всякую заботу о своей одежде.
Я обнаружил, что могу покупать вчерашний номер «Геральд Трибюн» в деревне, прямо там же («Аи Minimum», Mme Alexandre»)[27], где я арендовал палатку и другие туристские принадлежности.
