Шанкар с важным видом кивнул:

— Вот это я и хотел от вас услышать в первую очередь. А то, что вы сказали вначале, содержит ответ, вернее, предполагаемый ответ на ваши вопросы. Однако дождёмся подтверждения — осталось уже немного.

К этому времени светящийся шар сжался до десяти тысяч километров. От него отделилось несколько искорок и, в сопровождении двух станций отдрейфовали немного в сторону и там погасли. Несомненно, среди тех искр был и канал второго рода, ведущий прямиком к Терре-Галлии.

Остальные каналы сжимались всё плотнее и плотнее, диаметр шара стал меньше тысячи километров, потом — меньше сотни, а достигнув двадцати километров в поперечнике, ярко вспыхнул и погас.

— Вот вам и подтверждение, — резюмировал Шанкар. — Сто миллиардов каналов в четырёх тысячах кубических километров. По сорок кубометров на каждый канал. Диаметр полностью открытой горловины такого канала не может превышать семи метров. Через такую узкую щель не протиснется ни один корабль.

Рашель смотрела на него круглыми от изумления глазами:

— Так что, наши научились закупоривать каналы?

— Выходит, что научились. Поэтому станции не нуждались в мощном прикрытии. Для подготовки к закупориванию всех ста миллиардов каналов им требовалось несколько часов, но один отдельный канал они, очевидно, могли перекрыть за считанные секунды. Нас спасло только то, что при выходе мы посылали позывные.

Девочка зябко поёжилась.

— А если бы… если бы каналы уже закупорили? Если бы мы хоть на час опоздали?

— На этот вопрос я затрудняюсь ответить. В лучшем случае нас срикошетило бы обратно к Пси Козерога, а в худшем — перемолотило бы как в мясорубке. — Старик сухо прокашлялся. — Теперь же, постфактум, когда мы благополучно миновали канал и оказались здесь, я надеюсь на худший вариант. Очень надеюсь — ибо вскоре остальные чужаки очухаются и отправят своим союзникам подмогу. Интересно, сколько кораблей они потеряют, пока не сообразят, в чём дело?

Впервые за время нашего знакомства я услышал, как Шанкар злорадно хихикает.

Наверное, Клод Бриссо сам подкинул командованию идею направить нас к Сатурну, а не послать вдогонку за главной ударной группой, которая следовала к Земле и Марсу. Он явно рассчитывал, что к моменту нашего прибытия база габбаров на Титане будет захвачена, и на нашу долю перепадёт только охота за остатками уже разгромленного противника.

В общих чертах его план сработал, хотя вряд ли он ожидал, что остатков противника окажется так много и они будут так отчаянно сопротивляться. Когда мы вошли в лунную подсистему Сатурна, орбитальный оборонный комплекс Титана был уже полностью уничтожен и началась высадка десанта на планету, а нас включили в состав бригады лёгких крейсеров, которым было поручено прикрывать десантные транспорты от беспорядочных, но довольно опасных контратак габбаров.

Вопреки первоначальным опасениям командира бригады, капитана первого ранга Лоррена, который сомневался в нашей дееспособности как полноценной боевой единицы, мы отлично вписались в его отряд и действовали слаженно с остальными кораблями, своевременно и точно выполняя все возложенные на нас задачи. Крейсер «Заря Свободы» по своей спецификации был разведывательно-диверсионным судном, то есть бойцом-одиночкой, но нам быстро удалось приспособить его к коллективным действиям, распределив совмещённые ранее функции оператора артиллерийских систем и офицера связи между Шанкаром и Рашелью. К моему удивлению (и тем более, к удивлению командиров других кораблей), девочка справлялась со своими обязанностями блестяще, так что присылать к нам на борт специалиста-связиста не пришлось.

После успешной высадки десанта мы ещё пять часов патрулировали орбиту Титана, походя пресекая попытки разрозненных групп противника прорваться к планете, после чего нашей бригаде было приказано отходить в тыл для пополнения боеприпасов, дозаправки и ремонта мелких повреждений, нанесённых габбарскими истребителями.

К этому времени в подсистему Сатурна прибыло пять из сорока станций, которые занимались блокировкой дром-зоны. Мы пришвартовались к одной из них, станционные техники немедленно занялись обслуживанием наших кораблей, а весь личный состав бригады наконец получил долгожданную передышку.

— Теперь можете расслабиться, ребята, — объявил по общей связи капитан Лоррен. — Даю вам десятичасовую увольнительную. Кто хочет, может проспать всё это время, а кому не спится — пусть погуляет по станции. Но чтобы ровно в ноль-пять три-ноль все были на боевых постах. Нас отправляют к Марсу: по последним полученным данным, большинство недобитых мартышек бежало туда.

Безусловно, командир бригады имел в виду габбаров, даром что разница между мартышками и гориллами, к роду которых принадлежали и сами габбары, была гораздо большей, чем между теми же гориллами и людьми. Для него (как, собственно, и для Рашели) все они были обезьянами.

Как только изображение капитана Лоррена на экране погасло, Агаттияр задумчиво произнёс:

— Когда габбары убедятся в своём поражении, многие из них, без сомнения, скроются в метеоритном поясе и станут регулярно производить партизанские вылазки. Да и выкурить их с Земли будет не так-то просто. Как это ни кощунственно звучит для человеческого уха, но за прошедшие сто лет многие габбары стали считать Землю своей родиной. Боюсь, ещё не скоро в Солнечной системе воцарится мир и порядок.

— Ничего, — сказала Рашель со зловещими нотками в голосе. — Мы с ними разберёмся. Мы их всех уничтожим. Ни одна паршивая обезьяна не смеет считать Землю своей родиной.

Девочка была сильно расстроена — она ожидала, что на одной из прибывших станций будет её дядя Клод Бриссо, но оказалось, что он остался патрулировать заблокированную дром-зону.

Меня это обстоятельство тоже огорчило. Я очень надеялся, что при личной встрече вице-адмирал сумеет уговорить племянницу перейти на борт станции и больше не рисковать собой, участвуя в сражениях. К моим же доводам Рашель никак не хотела прислушиваться и твёрдо стояла на том, чтобы и дальше оставаться в экипаже «Зари Свободы»…

Поскольку наш корабль не имел ни малейших повреждений, забот после швартовки у меня было немного. Я лишь убедился, что закачка в баки дейтерия началась, а техники разблокировали оружейный отсек и принялись пополнять запасы позитронных ракет, после чего перевёл все системы корабля под полный контроль бортового компьютера и вслед за остальными членами команды отправился отдыхать.

В моей каюте меня уже ждала Рита, а на столе стоял поднос с ужином. На сей раз это были не приготовленные вручную блюда, в условиях дефицита времени Рита просто воспользовалась услугами пищевого автомата, но тем не менее сумела так оформить свой заказ, что еда из комбинированных концентратов получилась довольно сносной и даже вкусной.

Пока я ужинал, девушка смотрела на меня своими красивыми чёрными глазами, в которых застыл немой вопрос. Лишь когда я покончил с едой и принялся за чай, она спросила:

— Что тебя тревожит, Стас?

— Много чего, — ответил я. — Сейчас идёт война, мы каждую минуту рискуем жизнями, а я, как капитан, в ответе за всех вас, в том числе и за Рашель. Ещё я думаю о Махаварше. Что там происходит, как развиваются события? Сумеют ли галлийцы освободить планету? Что случится — или уже случилось — с моими друзьями и родственниками, с отцом и мамой, с братишками, с сестрой и племянниками?… В общем, есть за что переживать.

— Да, конечно. И всё же, тебя беспокоит что-то ещё. Что-то связанное с Рашелью. Но не только то, что она вместе с нами рискует жизнью.

Я вздохнул:

— Ты права. Как всегда права. Видишь ли… Рашель прелестная девочка, я всем сердцем люблю её, но… — Я замялся. — Как бы это объяснить получше?… Меня тревожит не то, что она ненавидит чужаков, это вполне естественно, я сам их ненавижу. Проблема в том, как она их ненавидит, в какой форме проявляется её ненависть. Это не такая ненависть, как у меня или, к примеру, у Арчибальда. Мы ненавидим их по-человечески пылко, всеми фибрами своей души. А ненависть Рашели какая-то холодная, бездушная, лишённая всякой эмоциональной мотивации. Она ненавидит чужаков не за то, что они сделали с людьми, а просто за то, что они — чужаки, что они — не люди. Может, это какая-то патология?