Пошутив на тему того, что Александре Фёдоровне надо бы присвоить флагманское звание, раз уж она так хорошо справляется. Посетовав на то, что в Гражданскую могли и из бойцов и в начдивы шагнуть, если талант был, наркомы постепенно съехали на воспоминания. Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы где вместе рубились они. Пусть не вместе, но рядом. Исидор Любимов был начальником тыла фронта у Фрунзе в Туркестане, когда Кожанов десант в Энзели высаживал. Как водится, память сохраняла всё, но говорить хотелось о чём-то весёлом. Поэтому, спустя три часа после выезда из Москвы, вскоре после полудня, проскочив Орехово-Зуево, мы въехали в большое село Губино и остановились у старообрядческой церкви, которая была открыта как ни в чём ни бывало. Видимо, староверам всё равно, никонианские гонения или большевистские. Жить-то надо.

Тут же перед церковью уже собралась немаленькая толпа как людей, так и машин, и тракторов. Легковые "газики" привезли к месту сбора директоров текстильных фабрик района. А вот "шассики" СТЗ, поставленные передними колёсами на самодельные лыжи, были местными вездеходами. Именно на них, разместившись на грузовых платформах, нам предстояло двигаться дальше. Последние трое суток днём устойчиво держалась плюсовая температура, снег осел и уплотнился, напитавшись водой, поэтому лёгкие СТЗ двигались по целине уверенно, проваливаясь сзади не больше чем на треть колеса и хватко загребая мощными грунтозацепами стальных колёс.

Выехав за околицу, мы немного спустились на поросшую кое-где чахлыми деревцами равнину, наводящую на мысль о болоте. Но местные егеря чувствовали себя уверенно и уже вскоре стали руководить расстановкой номеров, не делая различия между наркомом и простым колхозником, принявшим участие в волчьей облаве из-за того, что имел ружьё. Всего стрелков было около тридцати, расположившихся на дистанции от около пятидесяти метров по широкой дуге перед небольшим берёзовым леском. Именно там была замечена стая.

Встав на место, я приготовил "сайгу", снарядив в магазин пять патронов с крупной картечью, выцыганенных у родственника, твёрдо решив стрелять только если зверь выйдет прямо на меня. Как-то не нравился мне такой способ охоты. Понимаю, так проще и быстрее всего избавить округу от хищников, но элемент состязания почти полностью отсутствует. Конечно, я не кержак, идущий на медведя с засапожником, но предпочёл бы действовать один или небольшой группой, выслеживать, устраивать засады, пытаться перехитрить зверя. А тут? Мы стоим, считай, в чистом поле. Ветер от нас к лесу, шума до небес. И подавляющее численное и качественное, как говорят военные, превосходство. Этой охоте вполне подходит эпитет "американская".

Улыбнувшись своим рассуждениям, я не заметил, как пролетело время и загонщики, движущиеся через лес частью на лыжах, а то и прямо на тракторах, выгнали стаю на стрелков. Серые тени метнулись туда, где было пониже, стараясь скрыться в низинке, но там и снег был более влажный и тяжёлый, бежать было трудно. К моему удовлетворению, это происходило метрах в трёхстах от меня, за дальностью прицельного выстрела моего дробовика. Зато вокруг поднялась такая стрельба, что мне остро захотелось упасть и окопаться. Кожанов лупил чуть ли не очередями, попал или не попал, но два магазина он отстрелять успел. Дядюшка пальнул разок пулей и, перезаряжаясь, пару раз картечью. Остальные тоже от них не отставали. Подумалось, что шкуры теперь особой ценности представлять не будут.

По итогам охоты, осмотрев туши, единодушно решили, что матёрую волчицу, главу стаи, подстрелил собственной персоной Исидор Евстигнеевич Любимов. Ещё одного крупного волка, "присудили" наркому ВМФ. А остальных троих по справедливости распределили между иными уважаемыми людьми. Пытались и меня наградить таким образом, но я, улыбнувшись про себя таким детским приёмам расположить к себе начальство, честно заявил, что не участвовал.

Всего охота заняла два с половиной часа чистого времени и в животе уже начало урчать, поэтому праздничный обед в столовой Губинской текстильной фабрики был как нельзя кстати. Особым разнообразием меню не отличалось, суп, мясо, рыба, солёные огурцы и грибы, картошка, но было сытным, что по нынешним временам и являлось мерилом богатства стола. Пили много, благо поводов хоть отбавляй. Я, зная, что ещё нужно обратно ехать, воздерживался, чем вызывал нездоровый интерес. В конце концов, под предлогом, что каждый должен произнести тост, меня таки вынудили поднять бокал красного вина. Встав, я замялся, не находя, что сказать. Но вдруг мне на ум пришла интересная мысль и я, прокашлявшись, как мог выразительно, запел.

Если на Родине вместе встречаются
Несколько старых друзей.
Всё что нам дорого припоминается,
Песня бежит веселей.
Встанем и чокнемся рюмками стоя мы,
Выше бокалы с вином!
Выпьем за Родину нашу привольную,
Выпьем и снова нальём!
Выпьем за русскую удаль кипучую,
За богатырский народ.
Выпьем за армию нашу могучую,
Выпьем за доблестный флот!

Последний куплет я просто опустил, не сумев сходу его изменить, чтоб не пугать никого "гвардией", но концовка получилась актуальной и, в целом, песня была принята исключительно хорошо. Немного недовольным был только Иван Кузьмич.

— Почему это сначала армия, а потом только флот? — было видно, что нарком уже слегка набрался.

Праздновали наркомы в Губине, пока не стемнело. Я же, тишком сбежав, завернувшись в невостребованные сейчас тулупы, успел до отъезда выспаться в "Туре". Впрочем, оба моих попутчика прекрасно добрали своё в дороге. На подъезде к Москве, около девяти вечера, я разбудил просившего об этом Кожанова. Нарком связался по радио с дежурным по своему хозяйству и переменился в лице. Сон и хмель с него как рукой сняло.

— Сам требует немедленно.

— Что, даже не переоденешься?

— Дежурному приказано доложить о передаче вызова. Едем в Кунцево, — принял решение флагман.

— Меня по дороге домой завезите! — засуетился проснувшийся от наших голосов Исидор Любимов, которому совсем не улыбалось, на ночь глядя, в непотребном виде, ехать по чужому вызову к фактическому главе государства.

— Нарком с лимузина – мотору легче! — грустно пошутил Кожанов. — Пять лишних минут нас не устроят.

Проезжая Мясницкую, избавились от балласта и, знакомым с августа прошлого года маршрутом, я летел по ночной Москве, которая и не думала спать. Стоя на одном из перекрёстков, мы с Кожановым слышали, как из открытых окон ресторана неслось.

— Мы парни танкисты и артиллеристы, мы верные силы Советской России! — комсостав гулял, а я удивлялся, как быстро разошлась песня в народе.

В Кунцево вышла заминка. В шлюзе охрана обратила внимание на сложенные в салоне машины длинные стволы. Пришлось ждать Власика, который, увидев меня на месте водителя, поморщился, но дал добро. Одновременно он же и успокоил Кожанова.

— Что там? — кивнул нарком на открывающиеся ворота.

— Гуляют.

Признаюсь, мне было до жути интересно, что происходит внутри. В своё время успел нахвататься рассказов о полуночных пирах вождя со всевозможными излишествами. Однако, после личного общения со Сталиным, мне казалось, что всё изрядно преувеличено. К сожалению, в настоящий момент, я был ни кем иным, кроме как водителем и моё место было в караулке. А ведь я уже придумал, как четвёртый куплет переделать. Вместо "Встанем, товарищи, выпьем за гвардию" следовало пока петь "Вспомним товарищи Красную Гвардию". Ничего, в другой раз, а потом, как пойдёт. Но, я уж постараюсь, чтоб для "Волховской застольной" причин не появилось.