Социология - скачать книги или читать онлайн. Страница 46

Большая книга, вышедшая в амбициозной серии публикаций [Res Publica], построена весьма искусно. Редко бывает так, чтобы если не в первой, то, во всяком случае, уже во второй строке Введения (написанного О. В. Хархординым) основная проблема была поставлена столь масштабно и сформулирована столь радикально. В вопросе «почему в России так много общего и так мало общественного?» соединяются теоретико-социологическая и актуально-политическая линии проекта, замысел которого излагается далее в высшей степени буднично. Книга о дружбе «повторила то, что понимают многие», а потому «логично было бы спросить: почему у нас так много феноменов, которые схватываются категорией „общий“ … и так мало тех, которые относятся к категории „общественный“ … Почему мы все способны на дружбу, но не можем создать действенное общество?».

В данной статье проводится анализ организации интервьюера и респондента взаимодействия в ситуации стандартизированного интервью. В качестве методологической рамки автором был выбран конверсационный анализ. Основным результатом работы является выделение коммуникативных стратегий, которые используют респонденты и интервьюеры для поддержания или прерывания взаимодействия в процессе интервью.

В статье предпринимается попытка рассмотреть взаимодействие человека и компьютера с точки зрения социологической теории. Концептуальные сложности, связанные с поставленной задачей, объясняются тем, что исследования в области HCI (Human-Computer Interaction) направлены на практические решения проблем взаимодействия, в то время как STS (Science and Technology Studies) в большей степени обращаются к частным аспектам развития технологий и их влияния на жизнь общества. Возможное решение предоставляет переопределение взаимодействия человека и компьютера в терминах формальной социологии Георга Зиммеля.

Данная статья анализирует использование Бруно Латуром концептов структуралисткой семиотики Альгидраса Греймаса в рамках STS-исследования. Автор демонстрирует, что Латур решает задачу установить симметрию отношений между обществом и природой, распространяя семиотические концепты, задуманные как аппарат для анализа организации значения в текстах, на широкую нетекстуальную реальность. Научное знание, т. е. мост между обществом и природой, становится возможным при условии, если оно сумело создать циркулирующий референт.

В статье обсуждается возможности и перспективы решения проблемы социального порядка путем апелляции к созданию социальной теории путем апелляции к сообществам (коллективным субъектам), способным – по аналогии с рациональным индивидом – принимать разумные решения и на их основе осуществлять рациональные действия.

Этот текст посвящен критике феноменологической модели интерпретативного понимания смысла действия. На основании разбора методологических требований каузальной и смысловой адекватности понимания действия в социологии М. Вебера производится реконструкция не-интерпратативной схемы схватывания смысла действия в социальных науках.

Молодой еврейский юноша из Алжира переезжает в Париж и решает избрать карьеру чиновника, стараясь при этом не порывать с главным, как ему кажется, делом его жизни – музыкой. Он пишет песни для популярной певицы Барбары, одновременно защищая диссертацию по экономике. Карьера в госорганах складывается успешно, он знакомится с будущим президентом Франсуа Миттераном, а в свободное время публикует трактат по философии музыки [Attali, 1977] и дирижирует университетским оркестром Гренобля. Миттеран приглашает молодого экономиста на должность советника, продвигает на пост первого президента Европейского банка реконструкции и развития, и тот становится членом Бильдербергского клуба. Параллельно финансист, музыкант и политик обнаруживает таланты философа и литератора. Пишет книги о каннибальской природе современной медицины, построенной на отчуждении человека от собственного тела [Attali, 1979], роман экзистенциалистского толка [Аттали, 1993] и визионерскую работу «Линии горизонта» [Attali, 1990] о том, как технические объекты изменили нашу цивилизацию.

В романе английского писателя Джулиана Барнса «Англия, Англия» описывается утопическое корпоративное образование – гибрид музея и туристического парка. Транснациональная корпорация «Питко» во главе с одиозным предпринимателем сэром Джеком Питменом приобретает остров Уайт и превращает его сначала в аттракцион, а затем в альтернативную Англию. «Питко» создает в миниатюре страну, обладающую основными признаками английскости, исходя из исследований общественного мнения. Выражение «Англия, Англия» – адрес утопии: «Адм. обл. – Англия, страна – Англия» [Барнс, 2012, с. 247]. Вес аттракциону придает перебравшаяся на Уайт английская монархия. Постепенно остров из чисто экономического проекта превращается в независимое государство, интерес мирового сообщества смещается с большого острова на маленький, и старая добрая Англия приходит в упадок. Главный герой романа Марта Кокрейн – женщина средних лет, которая пытается найти счастье на фоне описываемых событий. Кульминация произведения – Марта руководит проектом. После провала и изгнания героиня отправляется доживать свой век в старую Англию.

Благодаря Фрейду в литературе хорошо описан феномен «жуткого » [Фрейд, 1995, с. 265]. Жуть – это ощущение, которое появляется, когда что-то до боли знакомое вдруг открывается с неизвестной стороны – предстает в облике чего то зловещего и непонятного. Как если бы вы протянули руку, чтобы погладить свою кошку, и вдруг поняли, что это не ваша кошка (да и не кошка вовсе). Фрейд обратил внимание на этимологию «жуткого» в немецком языке (unheimlich, дословно «недомашнее»). Австралийский исследователь Скотт Маккуайр распространил фрейдовскую теорию жути на современные города, которые уже не являются тем, чем кажутся, и которые стремительно перестают быть домом для своих жителей.

Книга Александра Бикбова – результат многолетних изысканий в области институциональных и смысловых структур (пост)советского интеллектуального пространства, начало которым положено в кандидатской диссертации, защищенной в 2003 г. Как и в многочисленных предыдущих публикациях, часть которых в переработанном виде вошла в рецензируемый труд, теоретико-методологические установки автора находятся под определяющим влиянием концепции П. Бурдье. Однако в данной монографии бурдьерианский инструментарий используется в необычной для него обстановке исторической социологии. При этом концептуальный контекст исторической социологии как самостоятельной дисциплины (Ч. Тилли, Т. Скочпол, М. Манн и др.) остается вне внимания автора. Книга состоит из методологического введения, трех основных разделов и написанного в свободной форме послесловия, посвященного проблематике академического расизма. Справедливо отмечая неоднородность советского и постсоветского интеллектуального опыта, автор осознанно воспроизводит эту неоднородность в структуре работы, последовательно переходя от перипетий истории понятия «средний класс» в промежутке от 1950-х до 2010-х годов к истории обращения понятий «гуманизм», «личность», «наука», «прогресс» в специфических советских условиях и, наконец, к еще более эзотеричной истории советской и постсоветской академической социологии.

Миф о космосе неразрывно связан как с политическими факторами, так и динамикой научного знания. В таком понимании миф не является продуктом доцивилизационной формы мышления, но формой познания мира, в котором преднаучные идеи гибридизируются с научным и повседневным представлениями.

В постсоветском искусствознании термин «вульгарная социология» регулярно используется в отношении любой советской социологии искусства. Вульгарной, т. е. редуцирующей объект анализа в идеологических целях, называется всякая попытка связать поле искусства с общественными отношениями. В результате советские а их внутренние различия игнорируются. Эта статья направлена на то, чтобы, во-первых, прояснить игнорируемую разнородность течений в советской социологии искусства 1920-х. Во-вторых, продемонстрировать, что, внеся историко-теоретическое различие в слитное поле, где оказались смешаны противоборствующие стороны и неравноценные институциональные позиции, мы можем иначе помыслить дискурсивный перелом между 1920-ми и 1930-ми, который является одной из самых проблемных точек истории советской науки об искусстве.