— Валера, это же уйма работы! — Макс попытался остепенить безумного «изобретателя вечного двигателя».

— Ты представляешь, сколько времени уйдёт на то чтобы: Размножить записи на катушки, разнести их по студиям, договориться о продажах? И кстати, у нас мало песен. Их не хватит даже на один альбом.

— А мы разбавим другими исполнителями! — идейного генератора было не остановить. Шестерёнки в его мозгу работали полным ходом, сминая прессом возражения Максима.

— Какими ещё… другими исполнителями? Где мы их возьмём? Откуда?

— А хотя бы всеми любимой Любовью Орловой. Или на худой конец Муслимом Магомаевым. А можем сделать общую сборку из популярных певцов Советской эстрады! И тогда, представляешь, у нас будет вооще! самая суперская, самая крутейшая запись всех времён и народов!

— ??? Времён и народов? — задумчиво переспросил Макс. Вечер переставал быть томным и заиграл новыми красками. Где-то рядом, от налетевшего сквозняка, натружено вздохнула дверь.

— Да! — в глазах комсомольского активиста сверкали искры от проносившихся в них затей. — И назовём нашу сборку «Зажигательные ритмы Москвы». Или, лучше, так — «Жаркое лето страны Советов». Хотя, нет, стоп. Вот!!! Самое очумелое название для нашего альбома — «Горячая Супер-дискотека»!..

Какое то время спустя. Точка продажи звукозаписей:

— Вах, уважаемый, слюшай сюда! Придёшь ещё раз со своими дурацкими запсями — Бёрёзками-Шмерёзками, Орловой-Шмарловой! Короче, мамой клянусь, я тебе их, в зад затолкаю! Вали отсюда, и не прихади больше, па-а-нимаешь?

Покрасневший от высокоинтеллектуальной беседы Валерка вышел от продавца звукозаписей. Глубоко вздохнул.

— Блин, пипец. Он даже не стал слушать наши песни. Что же делать? Что?

— Хай, фрэнд, — к несчастному, пританцовывая и смачно жуя жвачку, подошла девушка в джинсовой куртке. — Я, Кэт. Чаго толкаешь?

— В смысле, толкаю?

— Ну, продаешь, чего? Какой музон? Что лабают?

— Вот, хотел отдать на распространение сборку песен группы «Березки» и Любови Орловой.

— Ништяк, клёво! — девушка надула огромный пузырь и смачно его лопнула. — А это кто? Что за пипл?

— Ну-у, — глаза музыкального распространителя широко раскрылись от удивления. Не знать такого. — Любовь Орлова — это наше старая, всеми любимая и известная певица. А «Березки» — новая группа. Поют и танцуют в местном ДК.

— Ясно, — нафуфыренная модам недовольно сморщила курносый нос. — А больше, нет? Ничего? Типа, чего-нибудь из крэзи или иностранного?

— Нет, честное комсомольское, только это.

— Ладно чувак, хиляй дальше.

Спустя ещё какое-то время. Седьмая, а может восьмая попытка:

— Хай, фрэнд.

— И тебе не хворать.

— Не желаешь заценить клёвый музон. Группа из Бирмингема — «Берёзи»! Лабают — просто улёт — лапти улетают. Пилят на бритише, на эспаньёле. Только, что закинули в Союз. Всего несколько песен. Ещё нет ни у кого!

— Чего-то я не слышал про такую группу.

— Так, она, из новых. Первый альбом.

— Ну, если из новых, доставай, глянем.

— Вот, осталось несколько катушек! Уже раздал две таких сумки! Улетают в лёт — записывать не успеваю!

— Неплохо, неплохо, — из динамиков полилась неизвестная музыка. — Действительно, поют хорошо. Запись качественная, проигрыш хороший, ритм драйвовый.

«Есс! Есс! Есс!», — мысли радостно затопали в кудрявой голове. — «А я говорил, что наше творчество оценят — просто специалисты не попадались!».

— Постой паря, не спеши! Что за чертовщина? Зачем Орлову впихнули? Че за нафик?

— Э-э-э… Специально, чтобы пропустили… на таможне. Мало ли чего?

— А, понятно. Ловко придумали! Хорошо, возьму на пробу несколько бобин. Сколько хочешь?

Безумно безумное утро следующего дня.

В кабинете выпускающего музыкальные программы редактора радиостанции «Маяк» собрался полный состав проштрафившейся смены — радиоведущая, звукорежиссер, техник.

Начальник, как и подобает ему, был зол, огромен, широкоплеч. Казалось, в это утро, он был составлен из шипов, игл и раскаленных стальных полос, скрепленных цементом нетерпимости.

— Кто мне скажет… — он резко повысил голос, разбрызгивая мясистыми губами слюну. — Как, такое!!! могло произойти? Каким образом, вместо одной — утвержденной, согласованной и записанной передачи, в эфир выходит другая? И главное — зачем, для чего это было нужно?

…??? — долгое, дружное молчание в ответ.

— Хорошо, начну спрашивать каждого, по отдельности, — руководство ещё больше насупилось. Широкие черные брови грозно поползли к переносице, пальцы непроизвольно начали постукивать по столу. — Василина, это сделала, ты?

Ведущая программы выглядела обычно очень кокетливой и весёлой — проходя мимо знакомых, всегда покачивала бедрами, стреляла глазами из-под ресниц и улыбалась так, словно пыталась привлечь к себе всю мужскую часть коллектива. Однако, сегодня почему-то вид у неё был смущенный, даже виноватый. Она сжимала губы, чтоб не расплакаться.

— Нет, не я… — пропищала она еле слышно. — Я, после того как записали передачу, вообще не заходила в студию.

— Допустим. Хотя, голос на записи был сильно похож на твой.

— Александр? — редактор с угрюмой насмешкой покосился на звукорежиссёра. — Что за самоуправство? Зачем поменял запись?

— Я ничего не трогал, — съёжился рыжеватый молодой человек с крупным напуганным лицом и пристальными, серьезными глазами.

— Тогда остаётся, Кропивницкий Георгий Борисович! — все посмотрели на седого, неряшливого, заросшего щетиной мужчину, с землистым от постоянной работы в помещении цветом кожи.

— Работаете вы, товарищ техник, последнее время, мягко выражаясь — безответственно. И дисциплина тоже — так себе. К примеру, сегодня опять опоздали на двенадцать минут, и это уже третий раз за месяц. Вчера вечером звонила ваша жена — устроили скандал. А на прошлой неделе чуть было не сорвали выход передачи в эфир. Так, что скажите, пожалуйста, зачем поменяли программу?

— Это не я? Как я мог? Откуда у меня записи каких-то «Берёзок»? Я вообще слышу про них первый раз.

— Вот и я хотел бы знать — откуда вы взяли, эту хреномудрию? — редактор достал из ящика стола бобину, на конверте которой было написано крупными буквами «БЕРЁЗКИ». Презрительно бросил её на столешницу.