— И у Татьяны сегодня выходной. Приходи к нам вечером, чаю попьём. Часам к семи?

— Наверно, может быть, приду… — через небольшую паузу протянул Макс, вспоминая поведение сероглазой динамо-машины в предыдущие дни.

— По крайней мере, постараюсь, — добавил он в полголоса.

— Всё, договорились! — Кристина не дослушала полного ответа. — Я полетела на работу. Вечером мы с Таней тебя ждём.

Входная охранница затаилась, затихла на четверть часа. Максим не веря своему счастью, задремал.

— Бум-бам-бум… — снова кто-то настойчиво барабанил в дверь.

Несчастный жилец закрыл голову подушкой, отрёкся от всего безумного женского мира и сквозь наволочку и пух твердо произнес…

— Если вы к гражданину Иванову, его нет дома. Он гуляет. Ищите во дворе.

— Бам-бам-бум, — Максим, будь добр, открой. Это Семёнов Григорий. Водитель автобуса, из районного комитета комсомола.

— Слушаю, — уже полностью проснувшийся жилец отворил дверь. Раздался легкий хрип петель, переходящий в низкие, басовые звуки.

Возле двери стоял долговязый мужчина с выцветшими добрыми глазами в бело-синей клетчатой рубашке.

— Товарищ Хлеборобов попросил тебя помочь с организацией творческого выступления агитбригады в поселке Н-ское. Прислал за тобой.

— Но! Я же только проснулся и даже не ел, — рассеяно пробубнил Максим.

— Ничего! По пути, заедем, позавтракаем. Давай, собирайся. Жду тебя в автобусе. ПАЗ с синей полосой. Стоит у подъезда.

Максим с «кислой миной» ходил — бродил по автобусу, осматривал содержимое сваленное «горой» внутри салона.

— Акустическая система «50АС-5», — вороша тюки, он начал перечислял имеющуюся технику.

— Катушечный магнитофон «Маяк-202», радиола «Эстония-007-стерео». Сумка со шнурами. А там два микрофона «МД-78А».

— Ого, коробка!

— Вау! — изумился ди-джей. — Цветомузыкальная установка! (Одна из первых, разработанная и выпущенная ещё в далёком 1962 году!)

— Какой-то мешок? — он подошел к большому пузатому мешку, завязанному веревкой. Развязал его.

— Что в нём? Посмотрим.

— Народные костюмы: Сарафаны, рубахи, штаны. Лапти!

— Ух, ты, балалайка!

— Правда, почему-то, с одой струной!

— Ещё коробка.

— Что там?

— Старые катушки с какими-то записями. Надписи на конвертах неразборчивые.

— И пластинки: Моцарт, Бетховен, русские народные композиции.

— Да-а. Прямо настоящее богатство.

— Вот, только зачем нам всё это? — он вопросительно посмотрел на водителя.

— А я знаю? — Григорий недоуменно пожал плечами.

— Я вообще не в курсе! Велено было взять автобус с аппаратурой. Забрать тебя и ехать в посёлок на проведение программы.

— Здравствуйте, ребята, — в салон поднялся седовласый мужчина в мешковатом костюме и «модном» широком галстуке в крапинку.

— Я, Котов Евгений Павлович, — представился он. — Руководитель профсоюза Н-ской ткацкой фабрики.

— Это вас прислали для организации творческого концерта?

— Нас, — согласился Григорий.

— Семенов Гриша, — поздоровался водитель.

— Иванов Максим, — он указал рукой на Макса. — Звукооператор.

Дедок утвердительно махнул головой и сразу начал давать указания…

— Так, голуби сизокрылые! Сейчас, заезжаете на футбольное поле. Подъезжаете к месту выступления. Вон, туда, в центр, к площадке, где натянут шатёр. Видите?

— Видим, — Григорий внимательно следил за указаниями старца.

— Автобус поставьте с правой стороны сцены, чтобы было удобно носить аппаратуру. Разгружаетесь. Подключаетесь. Ждёте…

— Чего ждать? — водитель повернул голову и посмотрел в глаза общественника.

— Ждёте, когда приедет поэт Святослав Лукашкин. У него авторский тур по посёлкам района. Как только появится, включаете микрофон. Он выступит перед работниками. Прочитает свои стихи. Ответит на вопросы. После чего сядет в машину и поедет в следующее место.

— А мы?

— А вы собираете аппаратуру, кушаете в заводской столовой и отправляетесь домой. Понятно?

— Да.

— Тогда я побёг. Надо уже народ собирать. Ровно через час, как только привезут поэта — сразу начинаем.

Спустя час на центральной трибуне стадиона, напротив сколоченной из досок сцены стали собираться любители поэзии.

Максим, в ожидании творческой программы, закинул руки за спину, вытянулся в плетёном кресле.

Григорий, дабы не терять понапрасну время, пошёл прогуляться по посёлку.

— Ребятушки, хлопчики дорогие, выручайте! — Котов поднялся на площадку. Организатор мероприятия был не в духе: нижняя губа оттопырилась, придавая ему не то обиженный, не то надменный вид. Он хмурился и тяжело посапывал.

— Святослав Лукашкин задерживается. Только, что звонили от соседей. Сказали, будет через час. А у меня народ волнуется. Ещё немного, ещё минут десять и всё — начнёт расходиться. А этого никак допустить нельзя!

— Максимушка! — профсоюзный деятель слёзно посмотрел на ди-джея.

— Сынок! Родной! Сделай что-нибудь. Прошу. Пожалуйста. Мы ждали этого поэта два месяца.

— Что сделать? — Макс не понял просьбу. Он замер на несколько мгновений, словно переваривая полученную информацию.

— Не знаю — поставь музыку. Душевную. Пущай народ слушает. Отдыхает. Настраивается на творческую встречу. А там глядишь, и Лукашкин подъедет.

— Душевную? — Максим нагнулся и потянул первую попавшуюся пластинку из коробки.

— Вот! Чайковский, «Времена года». Подойдет?

— А ещё, могу предложить…, - Максим стал вытаскивать вторую пластинку.

— Хорошо-хорошо, — Котов не стал слушать до конца список имеющихся записей.

— Ставь «Времена года», — произнес он, на ходу спускаясь с площадки.

Путешественник во времени аккуратно уложил пластинку на круг магнитолы. Дотронуться до рычажка проигрывателя и вот уже надпись на голубовато-зеленом поле: «Апрелевский завод грампластинок» начала медленно вращается вокруг оси. Затем пластинка закружилась быстрее так, что надпись совсем растворилась, утонула в небесной голубизне, как в колодце.

Спустя несколько минут Котов вновь стоял перед ди-джеем. Он прерывисто дышал от бега. Переминался с ноги на ногу.

— Максим, эта-а, — организатор мероприятия замялся, ища подходящую фразу.

— А есть что-нибудь другое? Со словами? А то, что-то людям не нравится. Многие собираются уходить.

— Другое? Со словами? — Макс задумчиво закусил губу. Покопался в коробке и вынул пластинку с русскими народными песнями.

— Есть русские народные песни… Они вроде поживее и со словами.

— Например, — он свёл брови и прочитал… — «Не одна во поле дороженька».

— ..Или вот, «Ой, ты Ваня».

— …Ещё есть, «Не бела заря».

— Ставь первую, а потом последующие…, - бешенный профсоюзный лидер опять не дослушал. В ожидании скорого приезда поэта, он вновь убежал со сцены.

— Первую, так первую, — произнес послушный звукооператор, и спустя мгновение магнитола заурчала утробно и умиротворённо, словно кошка, когда её почесывают за ухом…

   Не одна-то ли, да одна, ай, во поле дорожка,

   Во поле дороженька, эх, во поле дороженька.

   Не одна-то ли дороженька, ай, дорожка пролегала,

   Она пролегала, эх, она пролегала…

Не успела доиграть до конца «зажигательная» русская народная композиция, заказанная по многочисленным просьбам трудящихся обувной фабрики, как Максима снова тянули за рукав.

— Это…! Слушай! А может, найдёшь что-нибудь ещё, а? Повеселее? Побыстрее? Позадорнее?

Котов нерешительно потер нос. Говорил он нехотя, с трудом выдавливая из себя слова, как полузасохшую зубную пасту из тюбика.