Когда ответа не последовало, она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Девушка лежала в своей постели и крепко спала… или, по крайней мере, притворялась, что спала… и она была…. На ней была одета футболка «Хотчкисс», Джин рассматривала ее, дочь лежала к ней лицом, и ее ресницы, которые были такими же длинными, как у Самюэля Ти., бросали тень на щеки.

Амелия нахмурилась, повела бровями и перевернулась на спину. А потом на другой бок.

Глубоко вздохнув, она, казалось, погрузилась в свой спокойный сон.

Джин закрыла дверь ее спальни.

Наверное, лучше привести себя в порядок, прежде чем она на кого-нибудь натолкнется в коридоре.

Войдя в свою комнату, она прямиком направилась в ванную, снимая платье, в котором спала. Она резко отбросила его в сторону и залезла под душ.

Когда она проводила мочалкой с монограммой по руке, гигантский бриллиант на ее пальце сверкнул в электрическом освещении.

Не понятно откуда, она услышала голос Самюэля Ти. в своей голове: «Ты должна позаботиться о себе».

— Вы помолвлены? — напирала на Лейна Шанталь, как только он закрыл багажник ее лимузина.

— Да, — ответил Лейн. Разве не в сотый раз она спрашивает?

Пока он упаковывал ее вещи, она бесконечно повторяла этот вопрос, хотя сама была плодовой мухой из ада, больше летала, чем помогала упаковывать макияж, бижутерию, короче все, что могло поместиться в большой удлиненный кузов лимузина. В данный момент она осталась наедине с Лейном, не считая водителя, который находился внутри машины с закрытыми дверями, зарывшись в своем сотовом телефоне. Похоже, что он не хотел, чтобы от их разговора в него попала шрапнель.

«Это потрясающая удача, что я выволок и избавился от всех ее вещей», — подумал Лейн.

— На самом деле, Лейн? — спросила Шанталь, и снова стали падать капли дождя. — Ты не мог подождать, пока высохнут чернила на нашем договоре о расторжении…

— Я готов был жениться на ней еще тогда, — отрезал Лейн. — И ты не в том положении, чтобы возмущаться по этому поводу.

Он бросил многозначительный взгляд на ее живот, Шанталь довольно улыбнулась, словно направляя в него девятимиллиметровый пистолет. — Когда об этом прочитаю?

— Что он от моего отца?

— Не понтифика же. Конечно твоего чертова отца!

— Так это уже есть в договоре. «Не предусмотрено» ни для тебя, ни для твоего ребенка. Если ты захочешь оспаривать данное положение, пожалуйста, но оно будет примерно так же прибыльным, как твоя профессиональная карьера… ой, подожди-ка. У тебя же нет не единой специальности. Официально, во всяком случае.

Она ткнула пальцем прямо ему в лицо.

— Я оставляю ребенка.

— В отличие от моего, да? — Он проигнорировал свою боль в груди. — Или ты все же поедешь в клинику Цинти, как только поймешь, что у тебя не будет на него денег.

— Может, на самом деле, я хотела ребенка от твоего отца.

— Возможно. На самом деле, я даже не сомневаюсь, что это так оно и есть. — Он открыл заднюю дверцу лимузина. — Исполнитель завещания моего отца Бэбкок Джефферсон. Свяжись с ним, запишись к нему на прием… и можешь судиться по поводу имущества. Делай все, что считаешь нужным.

Как только она уселась на заднее сидение, то произнесла:

— Ты будешь разговаривать со мной только через моего адвоката.

— Подруга, слова, которые слетели с твоего языка, разве не доказательство? И я с нетерпением жду звонка твоего адвоката… если он сможет подальше держать тебя от моего дома и собственности. Пока.

Он закрыл дверцу, прежде чем она успела ответить, махнул водителю, предлагая двигаться. Затем Лейн вернулся в особняк. Закрывая тяжелые двери главного входа Истерли, он понятия не имел сколько прошло времени.

Он ощущал, будто сейчас было около часа дня.

Направившись в глубь комнат, он нашел Джона Ленге в шортах с принтом травы в игровой комнате. Но парень не сидел за покерным столом и не разминал пальцы над двумя колодами карт над сукном. Также он не вбивал шары на антикварном бильярдном столе. И не играл в шахматы сам с собою раритетными мраморными фигурками, а также он не сидел напротив доски с нардами.

Ленге стоял у дальней стены, рассматривая картины, развешанные на дубовых панелях.

С подсветкой сверху, изображение Иисуса Христа было выполнено в темно-коричневых и слоновой кости тонах, опущенные глаза Спасителя настолько были реалистичными, что практически можно было почувствовать Божественную жертву, которую он собирался принести.

— Не плохо, да? — приглушенно спросил Лейн.

Ленге развернулся, схватившись за сердце.

— Мне очень жаль. Я не хотел тут шастать. Но не смог удержаться, полагая что тебя и леди стоит оставить наедине.

Лейн вошел в комнату, остановившись у бильярдного стола. Шары лежали в «стрейт пуле» готовые начать игру, но он не мог вспомнить последний раз, когда кто-нибудь дотрагивался до них кием.

— Я ценю, что вы оставили нас двоих, — сказал он. — И вашу помощь. Вы сократили время ее разгрома в половину.

— Ну, думаю, я не проявил неуважение к той даме, потому что могу понять, почему ты решил построить семейный очаг в другом месте.

Лейн засмеялся.

— Вы со среднего запада быстро ставите всех на место.

— Я могу спросить тебя кое о чем? — поинтересовался Ленге, поворачиваясь спиной к картине. — Здесь на табличке… написано…

— Да, это Рембрандт. И мы проверяли его настоящую подлинность через несколько организаций. Документы, что это не копия, хранятся здесь где-то в доме. На самом деле, в прошлом году частный коллекционер, который приехал на Derby Brunch предложил моему отцу сорок пять миллионов… по крайней мере, я слышал об этом.

Ленге засунул руки в карманы, как будто боялся, что готов был дотронуться до настоящего шедевра, написанного кистью гения.

— Почему ты такую вещь скрываешь здесь? — Мужчина кинул взгляд через плечо. — Не в главной зале или где-нибудь еще? Я не совсем понимаю, почему такой шедевр находится здесь, а не в главной гостиной?

— О, для этого имеется свое объяснение. Моя бабушка, старшая ВЭ. как ее звали, совершенно не одобряла азартные игры, а также спиртное и курение. За границей она приобрела эту картину еще в тысяча девятьсот пятидесятом году и повесила ее здесь, чтобы мой дед и его «хорошие мальчики», страстно желающие погрешить, всегда видели этот шедевр перед глазами, понимая, кого они подводят, на самом деле.

Ленге рассмеялся.

— Какая умная женщина!

— Она вместе с дедом собирала картины старых мастеров живописи. Они развешаны по всему дому… но эта, пожалуй, наиболее ценна, хотя видеть ее может не каждый.

— Я хочу, чтобы моя жена увидела ее. Я бы с удовольствием сфотографировал ее на телефон, но по фотке о ней судить невозможно. Перед этой картиной нужно стоять и рассматривать ее. Воочию, ты понимаешь, о чем я?

— Вашей жене здесь всегда рады.

— Моя жена не любит путешествовать. Это совершенно не касается того, что она боится летать или что-то в этом духе, нет. Она ненавидит оставлять своих коров и цыплят. Она не может доверить их никому, также как и собак. Я больше тебе скажу, даже мне не может доверить. Для нее эти животные, как дети, знаешь ли?

Ленге повернулся с задумчивым выражением к шедевру, Лейн нахмурился, навалившись бедром на биллиардный стол.

— Вам действительно настолько нравится эта картина, не так ли? — поинтересовался Лейн.

— О, да.

Лейн взял с сукна белый шар и подбросил пару раз его в воздух, раздумывая.

— Знаете, — произнес он, — с прошлой нашей встречи у нас произошли некоторые изменения в компании «Брэдфорд Бурбон».

Ленге оглянулся через плечо.

— Я прочел о них в газете. Новый временный генеральный директор, аутсайдер. Мальчик, это умный ход… ты получил первоклассного управляющего, если собираешься контролировать свои финансы. И я готов поздравить тебя прямо сейчас, как председателя правления.