— Беспалова? Едва ли… Вряд ли даже Орлову что-нибудь будет.

— В смысле? — разозлился я, и мне вторил зашипевший кот. Рубцов тут же скривился и невольно отступил на шаг назад, почувствовав угрозу. Не мудрено, тут находится сразу два существа, способных разорвать его на куски, и оба не слишком рады полученным известиям. — Он держал в клетке мою мать! Три сраных месяца!

— Они пытали меня! Они пытали других! — рычал кот. — Они разделывали нас словно скот!

— Ох… — Рубцов устало вздохнул и примирительно поднял руки. — Послушайте, я буду говорить с вами прямо. По закону преследование реликтов не возбраняется. Нет ни одного указа или императорского поручения, что их защищает, но есть те, пусть и старые, что направлены на их истребление. Охота и убийство любых потенциально опасных реликтов, понимаете? А вы, господин кот — реликт. И судя по всему, крайне опасный. В иной ситуации я бы сразу вызвал красных священников по вашу душу.

Кот зарычал еще более злобно, и я ощутил, какой кипучей яростью от него пахнуло.

— Спокойнее, — приказал я ему. — Он этого не сделает, я прав?

— Не сделаю, ведь это привлечет целую кучу других проблем, так что настоятельно вас прошу, господин кот, вести себя сдержано и тихо. Дмитрий Алексеевич за вас поручился, так что попрошу вас ценить это.

Кот вновь шикнул, но слегка утих, хотя ярость в нём все еще кипела.

— Иными словами, Орлов не делал ничего предосудительного с реликтами, и то, что мы обнаружили, как бы омерзительно это ни было, не противоречит закону. Хотя его связь со священниками вызывает вопросы, и не сомневайтесь, я продолжу копать в этом направлении. Что же до вашей матери… Мне действительно жаль, что с ней так обращались, но вы должны понять, что её обвинили в пособничестве террористу и изменнику. По документам она мертва, и будет лучше, если так и останется вплоть до момента, пока мы не сможем вас реабилитировать. Если мы представим её суду его императорского величества, да будет править он вечно, то это может создать Орлову проблемы, но с большой вероятностью ваша мать вернется в темницу по старому приговору. Возможно, её не казнят, но я бы не дал гарантий. Её судьба будет за пределами моей власти, и к ней вполне могут подослать убийц.

Я сделал глубокий вдох, беря кипящий внутри гнев под контроль. Отчасти этому помогла матушка, взяв меня за руку.

— Все хорошо, Димочка…

— Что вы предлагаете, Рубцов?

— Как я и сказал, пока что спрятать вашу мать и понаблюдать, что предпримут люди Орлова и Беспалова. Вряд ли они пропустят пропажу вашей дорогой матушки и вне всякого сомнения начнут предпринимать различные действия. Действия, на которых мы сможем сыграть.

— Значит, я передам маму под вашу опеку?

— Верно. Я спрячу её на одной из явочных квартир в Петрограде. Не волнуйтесь, я позабочусь о её безопасности.

— Да, вы позаботитесь, — подтвердил я. — И для вас лично будет лучше сделать это хорошо. Поверьте, то, что вы видели сегодня — цветочки. Кра-а-а-йне не советую узнавать, каким я бываю в гневе.

— Дима…

— Все нормально, Мария Викторовна. Думаю, Дмитрий очень скоро убедится, что я держу свое слово. В конце концов, уже данное один раз оно в итоге привело вас к матери, разве не так?

Тут старик был прав, но это случайность. Он понятия не имел, кого я там обнаружу.

— Всё так. И продолжайте держать его впредь.

Возвращение в лицей оказалось удивительно тяжелым. Это было даже немного странным, но когда я входил в ворота, то ощущал, что теперь я совершенно другой человек. С момента моего ухода прошло чуть больше суток, но казалось, прошли годы.

Бойня в крепости, странное осознание того, какое на самом деле я чудовище, встреча с матерью…

Всё это совершенно внезапно изменило меня, и вместе с тем мня тяготило осознание, что в итоге всё это не имеет значения. Однажды Дмитрий Старцев умрет, от старости или в какой-нибудь самоубийственной битве, но это случится, а вместе с ним умру и я. Та версия ГНЕВа, что стала им, раствориться в божественном теле, превратившись в ничто…

Что-то депрессивные у меня мысли какие-то…

Я направился в сторону общежития. Была уже практически ночь, когда меня привезли, так что шел я в данный момент в сопровождении Валентины Сергеевны.

— Как получилось, что вы работаете на Рубцова? — спросил я по большей части для того, чтобы отвлечься от своих мыслей.

— Думаете, я вам отвечу? — сухо уточнила жнщина. — Для всех будет лучше, если вы забудете об этом факте.

Что за холодная женщина? Так красива, но так сурова… Поторопился я давать обещания Мише о том, что она станет моей…

Ну ничего! Таня! Точно, нужно решить вопрос с ней, а затем порадовать Дашу известиями о маме.

Валентина Сергеевна проводила меня до комнаты, после чего благополучно удалилась, оставив меня одного.

— Дом, милый дом, — хмыкнул я. Постоял ещё около минуты, после чего плюнул на все и вышел в коридор. Воровато огляделся, но никого не увидел, и бесшумным шагом поднялся на третий этаж.

Тук. Тук. Тук.

Послышался скрип кровати, а через несколько мгновений сонное:

— Кто?

— Это я.

— Ох… Дима, иди спать.

— Открой дверь, — попросил я, но в ответ лишь тишина. Я собирался постучать снова, но таки услышал, как щелкнул замок. На пороге появилась заспанная девушка в бесформенной ночнушке.

— Дим, если ты… — начала было она, но я действовал на опережение.

Шагнул вперед, подхватил её, прижимая к себе, и поцеловал. На миг она обмерла, не ожидая такого напора, затем попыталась сопротивляться. Я ощутил, как от неё пахнуло гневом, но чем дольше я её держал, чем настойчивее целовал, тем меньше его было.

В конце концов я просто сорвал с неё одежду и захлопнул дверь в комнату ногой.

Мне было плевать на правила лицея, плевать на то, что нас смогут увидеть или услышать.

В этот момент я безумно хотел Таню, особенно после пережитого…

…а она хотела меня.

Спасибо, Фломелия. Это и впрямь был отличный совет!

Это было одно из лучших моих пробуждений. Солнечный свет, пробивающийся через окошко, Таня, дремлющая под боком… Кот, наблюдающий за нами со шкафа.

Стоп…

Какого хрена он тут делает? Он что, всю ночь был тут?! Я думал, что оставил его в своей комнате… Ах, он…

— Извращенец, — одними губами произнес я ему, на что Баюн демонстративно отвернулся, выказывая свое отношения к подобным заявлениям.

— Дима, — зашевелилась Таня и, приподняв голову, потерла сонные глаза. И тут заметила, что солнце уже высоко. — Ой… Тебе нужно уходить, пока никто не заметил.

— У нас есть ещё немного времени, — сказал ей я, прижимая девушку покрепче к себе. — Извини, что вел себя как дурак.

— Ещё какой, — согласилась она. — А где ты был вчера? Я знала, что тебя освободили от занятий, но тебя даже в столовой не было.

— Волновалась?

На это она слегка обижено надула губки.

— Больше так не делай, хорошо?

— Приложу все усилия ради этого, — пообещал я.

— Дим… Стой… это что, кот? — Таня нахмурилась, заметив сидящего на шкафу зверя. Тот в ответ зевнул, а я порадовался, что он помнит мои слова о том, что ему нельзя говорить.

— Ага. Он самый. Спас его от голодной смерти в одном темном подвале. Так что теперь это мой кот.

— А зовут его как?

— Барсик.

— Ш-ш-ш-ш-ш, — зашипел кот крайне недовольно. Неужели я не угадал с именем?

— Кажется, ему не нравится.

— Ничего, привыкнет.

— Иди сюда, малыш, — девушка протянула руки, поманив кота, и тот с готовностью прыгнул на кровать и подошел ласкаться. Таня, добрая душа, тут же зажала этого облезлого хитрого кошака меж грудей, а тот только и рад.

Вот же поганец.

И тем не менее тиская кота, даже такого некрасивого, она была очень счастлива, и мне на душе становилось теплее. Ладно, кошарик, в этот раз разрешаю, но если ещё раз вздумает лезть к моей девчонке без спроса, полетит в окно.