Сколько он себя помнил, Лу всегда отличался наблюдательностью: подмечал разные мелочи и детали не только в окружающих его вещах, но и в людях, чем часто удивлял маму или бабушку.
Впервые общаясь с незнакомым человеком, он уже мог составить о нем своеобразное мнение, но на вопрос мамы: «С чего ты это взял?» — маленький Лука пожимал плечами, он и сам не мог объяснить, просто чувствовал. Особенно хорошо ему удавалось понять что-то о тех, с кем случилось несчастье. Его интуиция развилась очень быстро и вместе с тем, он стал четко ощущать настроение человека.
Даже в детстве ему было интереснее общаться и слушать взрослых, чем играть со своими сверстниками. Они только и могли, что размазывать сопли по щекам, ломать очередную машинку или клянчить сладкое у родителей.
Лука был особенным ребенком, и его мама это прекрасно понимала.
В отличие от других матерей, она не боялась брать четырехлетнего сына с собой в такие места как музеи, выставки или даже в театр. Потому что всегда знала, что Лука — ее маленький Лукошко — как она ласково его называла — будет вести себя как настоящий джентльмен. Не станет капризничать, плакать или о чем-то просить. Так же спокойно она могла оставить его одного дома, обложив книгами с разноцветными обложками. Только вот детские сказки мальчику быстро наскучили. В пять лет он спокойно разговаривал на итальянском, английском и украинском языках, не считая русского. Правда читать книги он предпочитал только про себя и очень не любил учить стишки, тем более рассказывать их взрослым. Публичные выступления пугали Луку, ему становилось не по себе, в таких случаях он обычно обнимал мать за ноги, уткнувшись в её колени, и молча глотал слезы. Женщина не настаивала, она и сама с горечью вспоминала, как ее в детском саду заставляли учить стихи.
Что касается внимания со стороны отца, то в детстве, совсем крохой, Лу испытывал к этому взрослому и статному мужчине лишь страх и трепет. Что-то настораживало и пугало мальчика, но он старался не выказывать этого, потому что мама всегда говорила: «Тебе нечего бояться, кроме собственных ошибок». Казалось бы, не самые подходящие слова для пятилетнего ребенка, но Лука очень четко и ясно их осознавал в своей голове. Он всегда считал маму надежной защитой и опорой, верил, что она сможет помочь ему, поддержать, дать нужный совет.
Именно мама всегда занимала центральное положение в его жизни, а отец со временем стал мелькать где-то на заднем плане, весь в делах. Кажется, что картины в отцовской галерее Лука видел чаще, чем самого папу. Несмотря на то, что до определенного возраста, именно Луцио возил сына на плавание, большой теннис, учил кататься на велосипеде и роликовых коньках.
Жить во Флоренции Лу нравилось больше, чем в Москве. Здесь все было по-другому, даже времена года. В то время как в феврале в Москве было по колено снега, в цветущем итальянском городе светило солнце или слегка накрапывал дождик. Во Флоренции они жили в просторной квартире недалеко от библиотеки и набережной Арно. Очень часто Лука с мамой переходили на противоположную сторону реки и шли в сады Боболи. Мама брала с собой засушенный хлеб, и они кормили уток в большом фонтане.
А потом родители решили развестись. Это прошло так спокойно и незаметно, что Лука даже не ощутил никаких изменений в их жизни. Главное, что он по-прежнему был с мамой. Конечно, его спрашивали, с кем он хотел бы остаться, — небольшая формальность, на которую он со всей свойственной ему серьезностью ответил: «С мамой».
Так они на некоторое время перебрались к бабушке в Украину. Бердичев сразу понравился мальчику своей простотой и спокойствием, но он все равно скучал по Флоренции с ее архитектурой и некоторой сказочностью, как из волшебной истории.
Знакомство с домом бабушки и самой старушкой, которая видела внука всего раз в жизни — когда он родился — было «аппетитным». Так это воспринимал мальчик. В доме всегда пахло чем-то вкусным: свежим хлебом, булочками с корицей, яблочными пирогами и разными сортами чая, особенно мятного. От старушки, кроме спокойствия и гармонии исходил легкий, цветочный аромат, хотя порой Лу точно не мог определить, чем же пахнет: скошенной травой, сеном, розами из цветника или же мелиссой, щедро высаженной вокруг дома.
В Бердичеве он начал ходить в школу. Шумных итальянских детей здесь заменили дружные бердичевские ребята. Лу неплохо находил общий язык со сверстниками и учился на «отлично». Со спокойной душой мама смогла оставить его на попечение бабушки, чтобы вернуться в Италию.
С отцом он общался крайне редко, но на все праздники и окончание каждого класса получал очень дорогие подарки в красивой упаковке. Вначале он радовался, а затем пришел к выводу, что подарок — возможность откупиться от сына, чтобы тот не мешал жить отцу новой жизнью, без него и мамы. Эта мысль послужила главной причиной неприязни Лу к отцу, однако он ни разу, даже в редких разговорах по телефону не выразил своего недовольства. Впрочем, беседы их были короткими и сухими. Бабушка по этому поводу ничего внуку не говорила, только старалась отвлечь его чем-то. Так Лу стал посещать музыкальную и художественную школы — это был его первый поход в городскую крепость или «Собор босых Кармелитов».
Здание, как из средневековых сказаний о рыцарях и ведьмаках, борющихся с темными силами, заставляло Лу с раскрытым ртом разглядывать собор. От него веяло загадочной, притягательной силой.
Тогда-то, у Луки впервые ярко проявились странные способности. Он начал четко видеть все плохое, будь то произошедшее в жизни незнакомого прохожего или преподавательницы по живописи, которая вчера похоронила родственника.
Образы и видения мелькали перед его глазами цветными картинками и что самое странное — это совсем его не пугало. Непонятно почему — может из-за богатого воображения, может — из-за книг фэнтези, которыми он зачитывался. При этом Лу четко знал, он не такой как все, и о своих способностях предпочитал никому не рассказывать. Это давало пищу для размышлений и со временем он начал вести об этом дневниковые записи: «Сегодня в автобусе мое внимание привлекла незнакомая женщина, на вид лет тридцати пяти. Ее поникшую фигуру облегал черный свитер, очерчивая складки на животе. Изможденное, полное тоски лицо со свежей ссадиной на переносице рассказало мне о ее нелегкой жизни. В этом человеке я остро ощутил напряжение и страх, она была готова сорваться с места и сбежать от того, кто причинил ей боль. Именно это отражалось в глубине затравленных серых глаз. У неё на коленях ютился маленький, тщедушный ребёнок — должно быть, не старше четырех лет. У матери и сына были коротко остриженные волосы: тонкие, как паутинки, пепельного цвета. Взгляд мальчика был отрешенным, он молча смотрел в окно. Тогда-то их чувства нахлынули на меня подобно волне. Я ощутил боль и страх, которые эхом оттолкнулись от их израненных душ»
Скрип колесиков чемодана отвлек Луку от воспоминаний: он обвел взглядом зал ожидания, полупустой в такое время.
«Выйди за рамки и дай себе волю», — выведя ручкой надпись, убрал блокнот в рюкзак и устало потер виски. Бесцельно просидев целый час, ему так и не удалось выжать из своей головы ни одной идеи для новой «Заметки».
«Что-то ничего не получается. Что ж, вернусь домой — завтра будет новый день и новая пища для размышлений. Бабушка права, когда занимаешься творчеством невозможно из себя что-то выдавить просто так» поднявшись с кресла, перекинул рюкзак через плечо.
Ему нравилось гулять по ночному Бердичеву. Минуя близкие сердцу аллеи, площадь, ночные кафе с веселыми компаниями людей, парк имени Тараса Шевченко: «Я никогда не видел себя живущим в большом и шумном мегаполисе. Москва — это поглощающий энергию вампир». Поэтому Лу любил такой спокойный Бердичев. Звездное небо маленького городка было ближе его сердцу, чем исполинские высотки Москвы и ее быстрый ритм жизни.
Диктор оповестил о прибытии очередного поезда, и в зал ожидания вошел первый из прибывших пассажиров. Незнакомец остановился под аркой с часами и лениво осмотрелся. Его примечательная внешность привлекла внимание Луки, так что он застыл в дверях, разглядывая незнакомца.
