И чутьё мне подсказывало: он многое спустит мне с рук, пока я ему для чего-то нужна. А глупое сердце почему-то хотело верить, что всё это по-настоящему. Что я ему нравлюсь.

Нет, что он меня желает, я знала. И что внешне я для него привлекательна – тоже. Но… кажется, хотелось невозможного. Я и не поняла, как перешагнула на новую ступень в наших запутанных отношениях.

– Ничего не хочешь сказать? – спросил он меня ещё в машине. Тоже не стал ждать до дома. Треснуть его костяным веером по башке чугунной, что ли?..

Я даже представила эту картину: колочу его веером, Нейман уклоняется, прикрываясь руками… Хотя нет, не так. Не его стиль. Он скорее вырвет из рук веер и зажмёт меня, чтобы и шевельнуться не посмела.

Лучше не фантазировать, потому что все фантазии заканчиваются одинаково.

– Нет. Я передумала задавать вопросы. Не хочу. Ты всё равно не скажешь правды. А зачем мне знать очередную недомолвку или ложь?

Я развернулась и посмотрела Нейману прямо в глаза.

– Я сыграю нужную для тебя роль, и ты отпустишь меня.

– Не мечтай слишком громко, Ника, – говорит он после мучительной паузы. – Кто-то выше может услышать твои мечты и осуществить.

Мне становится нехорошо. До обморока. На какой-то миг охватывает паника. В мозгу лихорадочно вспыхивают одна за другой картины: я луплю его веером; я целюсь в него из винтовки; он целует меня неистово… А Нейман видит мои фантазии, читает мысли, понимает всё, о чём я думаю.

Но есть и ещё одна причина, по которой я хочу убежать, исчезнуть.

– Слушай меня внимательно, – пророкотал в самое ухо тихий голос, как только я на несколько минут осталась одна посреди этой благотворительной вакханалии. Нейману пришлось отклеиться от меня. Это то, чего я боялась – оказаться в незнакомом месте среди чужих людей. Слишком много глаз: жадных, презрительных, оценивающих, пренебрежительных, насмешливых, любопытных… Как оказалось, страшны не они. А человек, что стоял за спиной и вливал в моё горячее ухо ядовитые слова.

Дан. Неймётся ему.

– Я слежу за каждым твоим жестом и взглядом, Ника Зингер. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Надеюсь, ты меня поняла.

Ничего нового. Только подтверждение того, что я в клетке. Слишком дорогой для такой птички, как я, но выбора мне никто не давал.

Я не знаю, насколько меня хватит, но пока могу, буду барахтаться.

– Зачем мне тот, кто выше? – спрашиваю я отстранённым, почти холодным голосом, как только немного прихожу в себя. Как говорится, с кем поведёшься… – Осуществи мои мечты и отпусти.

Нейман смотрит на меня долгим взглядом. Брови чуть сдвинуты, там чёрточка пролегла. Злится? Я его бешу? Но, однако, он терпит меня почему-то. Впрочем, он бы терпел и кое-что похуже, чем маленькую Нику Зингер, если б ему это было нужно или выгодно.

Он не отвечает. Отворачивается. Я вижу его профиль. Чёткую линию носа, красиво прорисованные крупные губы. Почему я считала его некрасивым? Да, может, нет в его внешности идеальных черт, но харизмы – чрезмерно. Он примагничивает. От него трудно взгляд оторвать.

Снова подземная парковка. Лифт. Дверь квартиры.

Я вхожу первой, потому что Нейман пропускает меня вперёд. Но пройти далеко я не могу: темно и страшно, а где здесь выключатели я ещё не знаю. Слишком всё быстро.

Сухой щелчок. Мягкий свет топит мрак. Лишь тени по углам прячутся.

– Устала? – заботы в его голосе я не чувствую.

Качаю отрицательно головой. Жутко хочется есть. Но признаться я не могу – язык не поворачивается. На этом богоугодном мероприятии я ничего не ела и не пила. Делала вид, что пригубливаю шампанское. Всё. Слишком длинный день. И стрессовый. Один Дан чего стоил. Но я о нём старалась не думать. Много чести.

Сейчас Нейман проводит меня к двери моей комнаты, пожелает спокойной ночи и удалится в свои мрачные чертоги вызывать чертей. А я переоденусь и смело пойду на кухню. Надеюсь, в квартире не заблужусь, как в его доме. Здесь всё же поменьше пространства, хоть комнат много. Его квартира занимает весь этаж. А ещё есть выход на крышу. Об этом он мне рассказал днём. Экскурсию провёл.

Получается немного наоборот: это я иду впереди, а Нейман тенью следует за мной. Это я открываю дверь в свою комнату, а затем оборачиваюсь.

– Спокойной ночи, господин жених, – да, с полуулыбкой и долей сарказма. А затем я влетаю в комнату и закрываю перед его носом дверь. Становится смешно. На миг. Потому что в следующее мгновение дверь распахивается и Нейман делает шаг. Одно движение – и он впечатывает меня в стену своим телом.

Каменный. Твёрдый. Опасный. Я пытаюсь его оттолкнуть, он перехватывает мои кисти одной рукой и заводит вверх. Я стою перед ним, как распятая, дышу тяжело, чувствуя, как поднимается и опускается грудь под слишком облегающим платьем.

Он скользит взглядом по моему лицу. По шее. Останавливается на груди. Я не могу не дышать, хоть и пытаюсь усмирить дыхание. Нейман проводит рукой по шее. Обводит костяшками декольте – по кромке выреза.

Мне стыдно, потому что тело на него реагирует. Я чувствую, как сжимаются соски. Не от страха, как это было раньше. От возбуждения.

Но стоять вот так… унизительно.

– Никогда больше так не делай, Ника, – а у Неймана дыхание не сбилось. Дышит ровно – я вижу. Какой контроль. Какое самообладание!

А затем он меня целует. Не жёстко, но властно. Глубоко – до головокружения. Я пытаюсь абстрагироваться, но у меня плохо получается. Хотя я стою не шевелясь, как бревно. И глаза не закрываю, смотрю в какую-то точку и считаю про себя: раз, два, три…

Одно движение – и он становится ещё ближе. Его бёдра ударяются о мои. Я чувствую, как он возбуждён, как твёрд. От тела Неймана идёт жар. А губы творят что-то такое невыразимое, что хочется обо всём забыть.

Он отпускает мои руки, когда, сдавшись, я закрываю глаза. Стон. Мой. Жалкий какой-то, как писк птенца. Его пальцы гладят виски. Рисуют узоры.

Его язык врывается в мой рот, и я пытаюсь, пытаюсь быть безучастной, но снова не выдерживаю, отвечаю ему, тянусь к нему, растираю окаменевшие соски о его твёрдую грудь, бесстыдно прижимаюсь бёдрами к его члену.

Мне хочется большего: обнять его, обхватить ногами, почувствовать силу его рук, пощупать пальцами вздувшиеся мускулы на предплечьях, погладить по затылку. Какие на ощупь его волосы? А ресницы?

Вжик – это молния на платье разъезжается. Это его руки добрались туда. Но мы стоим слишком плотно друг к другу, чтобы платье упало. К тому же, его сдержат узкие длинные рукава. Немного.

У Неймана горячие ладони. Сам всегда холодный, отмороженный, а кожа, тело – горячие. Наверное, об него можно греться в постели, как у печки…

Уже и он дышит тяжело, рвано. Это сделала я?.. Он продолжает целовать. Ещё немного – и я упаду. Ноги не держат – трясутся мелкой дрожью. От позорного падения спасает лишь то, что он держит меня в объятиях. Пальцы его ползут по позвонкам, очерчивая их по кругу.

Он спускает платье с плеч. Губы его перемещаются ниже. Язык очерчивает ключицы. Ещё одно движение – и я стою перед ним по пояс голая. Пальцы касаются сосков. Меня простреливает, словно током. Я выгибаюсь и умоляю:

– Пожалуйста, остановись!

И он замирает. Наваливается на меня тяжело. Прислоняется лбом к моему лбу.

– Я… всё поняла, – лепечу, как нашкодившая школьница, – я больше не буду так делать!

Он сжимает меня так крепко, что кажется, ещё немного – и затрещат кости.

– Помолчи, Ника! – приказывает Нейман, и я затихаю. Замираю, пытаясь прийти в себя, собрать то, что ещё от меня осталось.

Мы дышим. Почти в унисон. Вначале шумно, потом всё тише. Его дыхание странным образом успокаивает меня. Вводит в какой-то нереальный транс, когда не понять, где я, в каком месте и почему здесь оказалась.

И когда Нейман наконец от меня отлипает, я шумно всхлипываю, закрываясь руками. Шаг. Ещё шаг. Его рука поворачивает ручку двери. А затем он оборачивается.