Сейчас ты ее увидишь. Мою деревню. Нона поднялась на невысокий холм, известный в деревне как Хребет Хеддода. Ее сердце внезапно заколотилось, когда перед ней открылась земля. Ее глаза попытались осмыслить сцену, которая должна была быть знакомой. Сначала ей показалось, что она ошиблась и деревня должна находиться за следующим холмом. Дома исчезли. Но... Здесь стоял столб, черный и одинокий, там — россыпь обвалившихся камней, повсюду — призраки тропинок, покрытых теперь травой и кустами, но достаточно ясных, если знать, куда смотреть.

ПОВЕРНИСЬ! Голос Кеота взорвался в ее голове.

Нона поняла, что повинуется без вопросов, но вяло, словно ее разум был якорем, который приходилось тащить мышцам, все еще погруженным в происходящее. Со скоростью хунска тело Ноны рванулось сквозь градусы, борясь с инерцией. Ее голова возглавляла поворот, и краем глаза она видела мерцание снаряда, несущегося к ее спине. Сбитая с толку и потрясенная, Нона почувствовала, как ее власть над мгновениями ускользает. Она выпустила дефект-клинки из пальцев руки, которую тянула через плечо. Все ее внимание поглотил снаряд, тонкий, как гвоздь, длинный, как рука. Он летел, вращаясь, — что-то вроде диска вокруг древка в дюйме от наконечника, словно арбалетный болт пронзил медный пенни на своем пути через воздух. Где-то позади него, на дороге, стояла размытая фигура.

Нона набрала скорость. Даже если она дотронется пальцами до наконечника, сомнительно, что она сможет замедлить его достаточно, чтобы он не пронзил ей плечо. Началась гонка, для болта остался ярд, а пальцам надо десять дюймов, чтобы перехватить его путь. Двигались только болт и ее рука. Ни сердцебиения, ни дыхания, ни звука, ни единого шанса. Болт подходил слишком быстро, чтобы его схватить. Вместо этого Нона повернула кончик дефект-лезвия, отходящего от ее указательного пальца, подставляя болту плоскую и изогнутую сторону невидимого клика. Отраженный, болт продолжил свой путь, отклонившись вверх. Он вонзился в материал поход-плаща на ширину большого пальца выше кожи и резко остановился там, задержанный гребнем, расположенным в дюйме от острия.

Глаза Ноны привыкли к темноте, и фигура на дороге четко сфокусировалась, когда она завершила поворот. Он стоял в двадцати ярдах позади, выйдя из зарослей кустов рододендрона, окаймлявших дорогу. Высокий седовласый мужчина, сухопарый, в тяжелом плаще, с поднятым и прижатым к плечу арбалетом. Он уставился на нее одним глазом. Ему не нужно было закрывать другой: глазница зияла пустотой, разделенная шрамом, который шел через его щеку.

— Черт побери. — Гилджон опустил арбалет. — Я всегда знал, что ты станешь быстрой.

НОНА ВЫТАЩИЛА БОЛТ Гилджона из поход-пальто и взглянула на него. Диск должен был остановить проникновение древка слишком глубоко и был установлен так, чтобы позволить болту лететь прямо. Интересно, каким ядом он намазан?

Она снова посмотрела на мужчину:

— Не собираешься бежать?

Гилджон пожал плечами. Он выглядел старше, чем она помнила.

— У меня был только один шанс. Это должно было сработать. Теперь у меня его нет. — Он нахмурился. — Как ты узнала?

Настала очередь Ноны пожать плечами:

— Магия. — Она не слышала ни о какой магии, которая могла бы дать глаза на затылке, но марджалы, как известно, проявляли всевозможные странные способности. Она подошла к похитителю детей.

Убей его!

— Ты собираешься убить меня? — Гилджон разделял интерес Кеота. Он выглядел скорее смирившимся, чем обеспокоенным. Он даже не пытался защищаться. Похититель детей знал о хунска достаточно, чтобы понять, что это не принесет ему никакой пользы. — Ну?

— Честно? — Нона подошла вплотную. — Я не знаю.

Она ударила его болтом, вонзив его в грудную мышцу, насколько позволял воротник. Ей пришлось потянуться вверх — мужчина все еще был на голову выше ее.

— Аааа! — Гилджон хлопнул ладонью по ране. — Похоже, что нет.

— Нет?

Гилджон пошатнулся и сел:

— Гротонское зелье. Быстродействующее.

— Куда ты собирался меня отвезти?

Гилджон неопределенно махнул рукой на запад, покачал головой и рухнул. Он лежал с открытыми глазами, зрачки расширены, глядят в никуда.

Нона опустилась на колени, чтобы проверить дыхание и пульс похитителя детей. Странно было видеть человека, который управлял ею, Гессой и остальными, лежащим вот так, с растрепанными волосами, щекой к холодной земле. На протяжении стольких миль его власть была абсолютной, когда он сидел спиной к клетке с детьми, а Четыре-ноги усердно шел перед ним. Она освободила его от рюкзака и кошелька с монетами, затем связала по рукам и ногам веревкой, которая была при нем.

— Это было глупо, — пробормотала она, вставая.

Да. Ты должна была разрезать ему живот!

Мне следовало задать свои вопросы прежде, чем испытать на нем его собственный яд.

— Хорошо. — Она посмотрела на Гилджона. — Если ты не собирался меня убивать, то у тебя должна быть поблизости лошадь. Наверное, и телега тоже. Ты же не собирался нести меня на плече.

Нона взвесила рюкзак Гилджона и встряхнула его кошелек. Она безвольно повис, едва позвякивая монетами. Она помнила, как он всегда был полон, как Гилджон опустошал его со сводящей с ума медлительностью, покупая ребенка здесь, ребенка там за россыпь медных пенни.

• • •

НОНА ПОШЛА НАЗАД по тропинке, ища следы, как учила ее Сестра Сало. Но она не увидела ни единого отпечатка копыта, и в конце концов нашла лошадь и повозку, проявив здравый смысл и проверив места, где сама бы их спрятала, если бы прибыла раньше цели, которую хотела подстеречь.

Гилджон оставил свой транспорт на последней из дюжины старых троп угольщиков, которые вели от главной дороги через Лес Реллам. Он даже не пытался замаскировать его, просто отвел достаточно далеко, чтобы тот не был виден с дороги. Она остановилась, увидев мула, серого и неопрятного, а за ним ту самую клетку, в которой она путешествовала, сжавшись между Сайдой и Гессой. Ее подруги. Обе мертвы.

Нона отвязала мула, быстро отдернула руку, когда он попытался укусить ее, и повела его дальше, волоча повозку через не желающий расступаться подлесок. Вскоре она нашла одну из вырубок угольщиков, развернула повозку и вернулась на дорогу.

Нона втащила Гилджона в клетку, едва не сломав спину, но с тех пор, как они расстались в Калтессе почти шесть лет назад, она набрала много мускулов, да и годы обстругали похитителя детей, сделали его ближе к костям. Нона протолкнула его ноги в дверь и закрыла ее за ним, завязав веревку, чтобы удержать дверь на месте. Мул фыркнул и замолчал. Она отошла назад и бездумно уставилась на развалины деревни. Вокруг нее простирались только открытые поля, заросшие и одичавшие, на которых хозяйничал влажный ветер. Наверху серое небо мчалось на восток, далеко на юге дымки Морлтауна размазывали воздух. Мысль о том, что ее старого дома больше не существует, не укладывалась в голове, как бы она ее ни крутила. Возможно, ей и не нравилось это место, но оно было ее фундаментом, ее корнями. Она выпрямилась и пошла вниз по склону к тому месту, где стоял дом ее матери.

Называть остатки деревни «развалинами» было слишком великодушно. Точнее было бы сказать «следы». Еще пять лет, и будет трудно отличить места, где жили люди, от мест, где они выращивали свой урожай. Дом Серого Стивена превратился в груду обломков, которые вскоре поглотит вздымающийся дерн. Камни дома Джеймса Бейкера все еще были видны; притолока, из-под которой его жена Марта, бывало, хмуро смотрела на мир, лежала наполовину погребенная.

Едва заметное пятно среди крапивы отмечало место, где стоял дом Ноны. Плетеные стены превратились в ничто, а более толстые бревна лежали в золе и гнили среди травы, разваливаясь от толчка ее ботинка.

Прошел еще час, прежде чем Гилджон приоткрыл один глаз. Серые Сестры варили гротонский яд из желчного пузыря редкой рыбы, которая иногда вылезала из-подо льда. Он был совсем не дешев, и его было не так-то легко достать. Наряду с быстрым погружением в бессознательное состояние, жертва могла ожидать периода дезориентации, за которым последуют дни, когда сосредоточится окажется невозможно. Сестры использовали его, если им нужно было захватить квантала или марджала. Ни один наркотик не мог безопасно продержать жертву без сознания неделю, но доза гротона могла почти на столько же времени лишить академика возможности использовать большую часть его магии или не дать кванталу встать на Путь.