Его слова заставили меня прийти в себя. Не говоря больше ни слова, я развернулась и направилась к выходу.

Позади меня мистер Честертон резко поднялся на ноги.

— Алекс, я нужен тебе.

Но, стиснув зубы, я продолжала идти.

— Только вместе мы сможем остановить Патрицию, — он повысил голос. — Может быть, я оказался не самым лучшим и искренним человеком, но я — твоя единственная надежда что-то здесь изменить. Без меня тебе не справиться.

— Вы уже сделали достаточно, — бросила я через плечо. — Мне от вас больше ничего не нужно.

— Алекс, — вновь окликнул он меня, потому что я ускорила шаг, стремясь побыстрее покинуть этот дом. — Это еще не все. У Роберта была сестра…

Достигнув наконец дверного прохода, я застыла на полушаге.

— У тебя есть еще один кровный родственник, — продолжил он, убедившись, что я слушаю. — Его сестра, которая позже взяла фамилию их матери, потому что не хотела, чтобы тень фамильного дерева де Мобрей, которое навсегда связали с тем, что случилось много лет назад, преследовала и ее. Стефани… Стефани Аттвуд, урожденная де Мобрей — младшая сестра Роберта и твоя тетя. Твоя единственная живая родня по линии отца.

Он умолк, ожидая моей реакции. Но удар пришелся на то место, которое уже и так познало слишком много горя за один день.

Не оглядываясь, я покинула эту комнату.

О происшествии уже стало широко известно, и в небольшой больнице было не протолкнуться. Внутри для всех места не было, и у входа толпились ученики с цветами — они тоже примчались сюда, когда слухи прокатились по маленькому городку. Среди них были Джин и Хлоэ. При виде меня они повернули голову, и Хлоэ приветливо махнула. В больших серых глазах Джин волнение на секунду уступило место чему-то другому. Джин всегда была самой сообразительной из нас: после той фотографии в кабинете мистера Броуди она сама уже давно обо всем догадалась.

Внутри сновал персонал в белых халатах, и на меня никто не обращал внимания. Пройдя по уставленному букетами холлу и одинаковым кремовым коридорам, я протиснулась между сгрудившимися перед открытой дверью людьми и зашла в палату.

Они все были здесь: Мэгги, Грэг, Майк и даже Карл фон Рихтер. Лицо мисс Белл, возлежавшей на белоснежных подушках, было такого же цвета.

При моем появлении все повернули головы. Наверное, что-то было в моем лице, потому что здесь сразу воцарилась тишина, а присутствующие люди стыдливо перекинулись взглядами.

Карл фон Рихтер пошевелил пышными усами и, положив мне руку на плечо, первым направился к двери. Бросив прощальный взгляд на Миранду, Грэг сделал то же самое. Его грубое лицо выражало искреннее сочувствие и понимание, а тяжелая ладонь сжала меня на секунду дольше руки учителя политологии.

— Отдыхай, дорогая, — Мэгги, сидевшая рядом с ней на краю кровати, поправила одеяло и поднялась. — Я загляну вечером и принесу тебе бульон.

— Это необязательно, Мэгги, — слабо отозвалась мисс Белл, не спуская с меня полного горечи взора.

Но та упрямо тряхнула каштановыми кудрями. Возле меня она задержалась и заглянула в лицо, но я не смотрела на нее, и она тяжело вздохнула и обернулась к Майку, который словно прирос к окну с тошнотворно белыми занавесками. Он понял намек и тоже пошел к выходу. Его пальцы на секунду хотели взять мою ладонь, но я ее убрала, и в глубине его глаз вспыхнуло тоскливое отчаяние.

Мэгги легонько подтолкнула его к выходу, и, мотнув белокурой головой, он вышел впереди нее. Дверь за ними тихонько закрылась, отделяя нас от остального мира.

— Алекс, — голос мисс Белл был совсем больным. Она слабо подняла в воздух тонкие, почти прозрачные пальцы, призывая меня поближе.

Все еще не зная, зачем я здесь, я подошла к ней.

Привстав на подушках, она притянула меня, заставляя присесть на краешек. Я смотрела на маленькую кисть, которой она держала меня. Такую хрупкую, что, казалось, дотронься до нее — и она тут же сломается.

Ухватившись за мой рукав, мисс Белл уронила голову на грудь.

— У меня никогда не было ее смелости, — еле слышно начала она. — Кэйтлин… Она была настоящим чертенком, огнем, самой заводной среди нас. Она всегда знала, чего хочет — не удивительно, что все были от нее без ума. Ее просто невозможно было не любить.

В ее увлажнившихся глазах появилась уже знакомая мне печаль, с которой она всегда смотрела на меня. Только теперь я знала причину.

— Мы с Марией обожали ее, — после короткой паузы продолжила она, слабо поворачивая голову к трепещущим на открытом окне занавескам. — Мы были неразлучны. В третьем классе мы дали друг другу обещание, что никогда не расстанемся… чтобы ни случилось, мы всегда будем вместе. Тогда это казалось так просто… — Ее голос надломился. — Все изменилось после того, как это случилось с Марией…

Она хрипло вздохнула и закашлялась. Я подала ей стакан воды, который стоял тут же на столике. Поблагодарив меня, она сделала несколько глотков и снова откинулась на подушки.

Я посмотрела на нее. На ее лбу блестели мелкие капельки пота, под глазами пролегли темно-фиолетовые круги, дыхание было нестабильным и прерывистым.

Ее состояние было хуже, чем она хотела всем нам показать.

— Хотите, я позову доктора, мисс Белл?

— Нет, нет, — она сжала мои пальцы и приложила к лицу влажное полотенце, которое оставила тут медсестра. — Алекс, пожалуйста…

Она указала на створки окна, распахнувшиеся под внезапным порывом ворвавшегося сюда ветра, и я встала, чтобы прикрыть их. Затем вновь опустилась рядом.

— Прости нас, Алекс. — Она подняла холодную руку и провела по моему лицу, убирая локоны за уши. — Мы все виноваты перед тобой. И мы все виноваты перед Кэйтлин. Она была единственной, кто выступил против всего этого… кто действительно хотел что-то изменить. А мы не смогли поддержать ее… Мы оказались недостойны ее. — Из ее слабо вздымающейся груди вырвался всхлип. Она приложила руку к дрожащим губам, по бледным щекам катились слезы.

Я положила руку поверх ее ладони, чтобы успокоить. Но она покачала головой, показывая, что все в порядке.

— Я все время думаю, как бы все сложилось, если бы не смерть Марии… — она прислонила мокрое лицо к подушке. — Один день, который изменил все. Если бы его только можно было стереть из времени… из истории… Думаешь, это возможно, Алекс? Стереть его…

Она взглянула на меня, будто очень хотела услышать ответ. Но я не знала, что сказать.

Ее странно блестящие глаза подернулись дымкой. На впалых бледных щеках появились красные пятна.

— Всего один день, — прикрыв воспаленные веки, продолжала бормотать она. — Кэйтлин. Она была такой красивой… Она была лучше всех нас…

Наклонившись вперед, я приложила руку к ее лбу. Он пылал.

— У вас жар. Вам нужен врач, мисс Белл, — расцепив ее горячие пальцы, я поднялась. — Я сейчас кого-нибудь позову.

Поймав в коридоре снующую туда-сюда медсестру, я направила ее в палату мисс Белл. Затем, не оглядываясь на косившихся меня людей, среди которых были учителя и другие красные, которых я иногда видела в городе и на приеме Совета, я вышла на улицу.

В голове все еще царил туман, и я не знала, куда мне идти. Хотелось поскорее отдалиться от этих колючих, настороженных взглядов, которые продолжали преследовать меня даже через застекленную дверь больницы, но не было ни одного места, куда я могла бы сбежать. Я не могла пойти ни домой, ни в кафе, ни даже в лес. Там меня больше не ждал мой белый друг, и без него мне там нечего было делать. Чувство ноющего одиночества зашевелилось внутри.

— Алекс.

Я услышала, как сзади приблизился Майк. Он остался и ждал меня на парковке.

— Давай поговорим.

Но я помотала головой.

— Ты мог рассказать мне, Майк. Там, на озере, ты мог рассказать мне, когда я спросила про картину, но не сделал этого.

— Я хотел… Правда, — Он с отчаянием запустил пальцы в белокурые волосы. — Но я боялся, что тебе станет хуже. Ты еще была не готова…