При катастрофе погибли 11 человек экипажа самолета «Максим Горький» и 36 пассажиров-ударников из инженеров, техников и рабочих ЦАГИ, в числе которых были несколько членов их семей. При столкновении погиб также летчик Благин, пилотировавший тренировочный самолет.

Похороны погибших приняты на государственный счет и состоятся 20 мая с.г.

Правительством решено выдать семьям погибших по 10 тысяч рублей единовременного пособия каждой семье и установить повышенное пенсионное обеспечение. Образована комиссия по похоронам в составе: Хрущев, Харламов, Ткачев».

Начальник Главного управления гражданского воздушного флота И.Ф. Ткачев заявил журналисту: «Благин с хулиганским упорством начал делать фигуры высшего пилотажа вблизи самолета-гиганта. В этом человеке прорвалась не вытравленная еще дикая, анархическая натура; он воспользовался тем, что в воздухе нет препятствий для ее хулиганских проявлений».

Дело в том, что Николай Павлович Благин — сын потомственного дворянина, полковника царской армии. Получил хорошее образование: летом 1920 года окончил теоретические курсы авиации при дивизионе воздушных кораблей «Илья Муромец», Московскую школу авиации и затем высшую школу военлетов. В 1930 году стал инструктором 1-го разряда в Научно-испытательном институте ВВС РККА, а в январе 1932 года принят в ЦАГИ ведущим летчиком-испытателем при ОКБ А.Н. Туполева. По отзывам работников ЦАГИ, Николай Благин летал на всех типах самолетов; прекрасный товарищ, любил летную работу, проявлял склонность к изобретательству. Провел ряд ответственных испытаний авиационного вооружения и стартовых пороховых ускорителей тяжелого бомбардировщика ТБ-1 — по тому времени большая новинка.

Старший летчик Григорий Степанович Малиновский, очевидец гибели «Максима Горького», убежден, что всегда дисциплинированного и имевшего прекрасную репутацию летчика ЦАГИ Николая Благина уговорило совершить этот «высший пилотаж», ставший для самолета роковым, некое высокое начальство.

«Самый бесшабашный лихач ни за что не будет подвергать опасности, столь явной, жизни других, — говорил Малиновский. — А на борту „Максима Горького“ было полно пассажиров… И по своей инициативе Благин не стал бы рисковать чужими жизнями… Ведь и кинохронику пригласили!

В оригинале обращают на себя внимание «усеченные» при редактировании Сталиным абзацы.

Даже если бы «мертвая петля» вокруг крыла летящего гиганта закончилась благополучно, Благина немедленно бы судили. Но кем-то ему была явно гарантирована безопасность!»

Подобного мнения придерживался летчик-испытатель Владимир Коккинаки, дважды Герой Советского Союза: «Темное дело. Но, скорей всего, бедному истребителю просто-напросто устно приказали совершить высший пилотаж для вящего эффекта, пущей демонстрации контраста, мощи и искусства советской авиации. А он — подчиненный, к тому же дворянского происхождения, однажды не прошедший пресловутую партийную чистку и здорово дороживший престижным местом, — не в силах был отказаться от рискованной операции. А когда его тоже не стало, на исчезнувшего, как водится, взвалили все грехи, умывая начальственные руки».

Скорее всего, начальство ЦАГИ предложило Благину совершить петлю во время полета в «рекламных» целях, перед объективом кинокамеры. (Начальником ЦАГИ был Н. Харламов, подтвердивший такое указание, но затем, в газете «Правда» от 20 мая 1935 года, всю вину переложивший на Благина.) Опытный летчик выполнил прихоть начальства. Правда, он заменил классическую «мертвую петлю» неправильной «бочкой» с большим радиусом. С земли для наблюдателя это казалось «мертвой петлей» и выглядело весьма эффектно.

Летчик-испытатель, Герой Советского Союза М.А. Нюхтиков, посмотревший хронику в ЦАГИ, свидетельствует, что Благин выполнил благополучно две эволюции и только на третьей таранил «Максима Горького», явно не справившись с управлением.

Съемка велась кинооператором Щекутьевым с самолета Р-5 в довольно трудных условиях — из открытой кабины. Перед киносъемкой Щекутьев, опасаясь, что истребитель И-5 Благина окажется за кадром, попросил его: «Ты давай получше крути!» Летчику это замечание не понравилось. Перед полетом 18 мая Николай Благин был мрачен и явно нервничал. (Накануне он сказал жене: «Не нравится мне эта затея…»)

Оператор кинохроники запечатлел последний полет воздушного гиганта: суету перед вылетом, возбужденных пассажиров; смущенно улыбающийся экипаж: командира корабля Ивана Михеева, второго пилота Николая Журова, бортмехаников Матвеенко, Медведева, Бусноватова и остальных членов экипажа: Лакрузо, Власова, Фомина (всего 11 человек).

Орденоносца летчика Ивана Михеева знала вся страна. Бывший авиамеханик, он, чтобы научиться летать, переделал одноместный старый «Моран-Ж» в двухместный. В 1925 году участвовал в рекордном перелете Москва — Пекин. Затем был командиром авиаотряда по борьбе с саранчой. А в последующие годы освоил полеты на новых машинах — АНТ-9 и пятимоторном АНТ-14.

Показания летчика-испытателя НИИ ВВС В.В. Рыбушкина записал корреспондент «Правды»:

«Задание я получил в 5 часов вечера 17 мая вместе с летчиком Благиным. Мне было приказано взять на борт кинооператора Щекутьева… Я поднялся первым, за мной взлетел Благин. Затем поднялся „Максим Горький“. Я пристроился слева от него. Благин — справа.

На втором круге «Максим Горький» сделал разворот влево и пошел по направлению к аэродрому. Я поднялся немного выше и шел метрах в пятидесяти от левого крыла самолета. Смотрю, Благин, находясь на правом крыле, сделал правую «бочку» и отошел по инерции вправо от самолета. Затем он перешел на левое крыло; я немного отошел в сторону и поднялся выше, решив, что он будет делать левую «бочку» и его самолет отнесет влево.

Благин прибавил газу, вышел вперед и стал делать новую фигуру высшего пилотажа. Это было очень опасно, так как его по инерции могло затащить на «Максима Горького». Фигура у него не получилась, он потерял скорость и врезался в правое крыло «Максима Горького», около среднего мотора. Видимо, он ударился в масляные баки (ибо взвился клуб черного дыма, пробил мотором верхнюю и нижнюю обшивки крыла и сломал лонжероны).

Удар был чудовищной силы, «Максим Горький» накренился вправо, от него отделился черный капот и куски тренировочного самолета. «Максим Горький» пролетел по инерции еще 10—15 секунд, крен все увеличивался, и он начал падать на нос. Затем оторвалась часть правого крыла, потом отлетела часть фюзеляжа с хвостом, самолет перешел в отвесное пикирование и перевернулся на спину.

Машина ударилась о сосны, стала сносить деревья и окончательно рассыпалась на земле…»

В поселок Сокол были посланы курсанты военных училищ и милиции, части НКВД. Фильм Щекутьева был арестован и засекречен.

Уже 20 мая тела погибших в авиакатастрофе были кремированы и урны с их прахом захоронены в стене Новодевичьего кладбища.

На похоронах жертв воздушной катастрофы многие обратили внимание на удивительное снисхождение, проявленное к погибшему главному виновнику страшной катастрофы Николаю Благину: его похоронили вместе со всеми на Новодевичьем кладбище. Семье летчика выплатили единовременное пособие и обеспечили пенсией. По одной из версий, Н. Хрущев звонил И. Сталину и спросил: как быть с телом Благина? Сталин после долгой паузы сказал: «Хоронить вместе со всеми», — и положил трубку.

Самое поразительное в истории гибели «Максима Горького» началось позже, через четыре месяца после страшной катастрофы. Выходившая в Париже газета русских эмигрантов «Возрождение» в номере от 12 сентября 1935 года перепечатала из польской газеты «Меч» якобы предсмертное письмо Николая Благина, из которого следовало, что летчик был ярым антикоммунистом и пожертвовал собой ради того, чтобы убить находившихся в самолете АНТ-20 членов Советского правительства. (За несколько дней до катастрофы по всей Москве действительно гуляли слухи, будто Сталин собирается совершить полет на «Максиме Горьком» в компании Молотова, Кагановича, Орджоникидзе и других высокопоставленных лиц.)