Она вылезла из постели и задумалась, что надеть. Красная футболка была в стирке, а от расшитого бисером шарфа, который она купила в Тикиэнде, чесалась шея. Поэтому она обернула им спрятанную под половицей обувную коробку, где лежали список средств отпугивания фэйри, компас и единственный ее уцелевший дневник. Что касается защиты от фэйри, она решила испытать другой способ, вычитанный в книге: надела носки наизнанку, рассчитывая, что в спортивных ботинках никто не заметит.

Когда она спустилась на завтрак, бабушка сидела за столом напротив Уорика, ворча что-то насчет того, что в поместье закончились продукты. На плите булькала большая кастрюля с овсянкой. Когда Таня проходила мимо, из-за кастрюли выскочила фея камина и спряталась за тостером.

— Доброе утро, — сказала Флоренс.

— Разве? — ответила Таня. — Мое утро должно начинаться по крайней мере на час позже. Сейчас я еще лежала бы в постели.

Уорик только теперь соизволил заметить, что она здесь.

— Тогда почему ты не там?

— Я не могла спать, — многозначительно сказала Таня.

Флоренс поднесла ко рту чашку с чаем.

— Раз Амос досаждает тебе, может, имеет смысл перевести тебя в другую комнату? Уверена, Уорик не будет возражать и приведет в порядок одну из комнат в другом конце коридора.

— Все нормально, — пробормотала Таня. — Я не хотела бы стать причиной новых неприятностей.

Она сознательно выделила последнее слово, глядя прямо в глаза бабушке, и с удовлетворением заметила, как чашка в руке Флоренс слегка покачнулась. Бабушка первой отвела взгляд.

— Никаких неприятностей, — пробормотала она.

«Лжешь», — подумала Таня, но не сказала ничего. Взяла ломтик тоста и стала намазывать его «Мармайтом».

— Есть горячая овсянка, только что сварена… — начала Флоренс.

— Я не люблю овсянку.

— Забавно, — резко заметил Уорик. — Насколько я помню, в прошлом году ты ела ее только что не ведрами.

— Ну, может, поэтому теперь я ее не выношу.

Молчание.

— Так что, ты хотела бы сменить комнату? — спросила Флоренс.

Нарочито шумно чавкая, Таня обдумывала ответ. В каком-то извращенном смысле сейчас она получала удовольствие. Если до сих пор бабушка и Уорик считали ее помехой в своей жизни, то теперь их ждет подлинное потрясение, поскольку Таня собиралась причинить им столько неприятностей, сколько будет в ее силах. Если повезет, ее даже отошлют обратно в Лондон, и пусть тогда мать разбирается с ней. Пришлось сдержать улыбку, вызванную этой мыслью.

— Нет, не беспокойтесь, — ответила она в конце концов и откусила новый кусок тоста.

Ей, конечно, понравилось бы, если бы Уорику пришлось убирать одну из пыльных старых комнат, но она решила отказаться, опасаясь, что в итоге может попасть даже в худшие условия, чем сейчас. Уголком глаза она увидела, что Уорик заметно расслабился, и с трудом сдержала смех.

Взяв второй кусок тоста, она встала и направилась к кухонной двери, все же думая, что бабушка позовет ее обратно. Однако все было тихо.

Днем, глядя в окно кухни, Таня заметила какое-то движение в саду. Она вышла из дома, стараясь сквозь разросшиеся сорняки и кусты разглядеть, что там происходит.

На каменной горке сидел Брансвик. Таня медленно подошла и села рядом. Обхватив голову руками, гоблин со страдальческим видом глядел в землю. Таня мягко прикоснулась к его плечу.

Брансвик подскочил — наверное, не слышал, как она подошла. Посмотрел на нее и снова обхватил голову. Его опять избили, даже сильнее, чем раньше. Правый глаз полностью затек, закрытый вздувшимся багровым синяком. На мочке уха виднелись следы укуса. Прямо на глазах у Тани по его похожему на луковицу носу скатилась слеза.

Она достала свой блокнот. Надо бы продумать и записать несколько вопросов, которые она хотела задать этому гоблину, когда и если представится возможность.

Вторая крупная слеза заскользила по щеке Брансвика. Он пробормотал что-то — Таня не поняла, но зато заметила, что у него не хватает нескольких зубов. Не успела она попросить его повторить, как он нагнулся к ее ногам и подхватил что-то.

Она успела разглядеть гусеницу, бешено извивающуюся между его пальцами, прежде чем он сунул ее в рот. Послышался хлюпающий звук, когда его челюсти сомкнулись, потом он шумно сглотнул и раскашлялся. С жалостью и отвращением она смотрела, как он обирает волоски гусеницы с уцелевших зубов, приобретших зеленоватый оттенок.

— Постой минутку, не уходи никуда, — сказала Таня. — Я посмотрю, есть ли в доме еда.

Она побежала на кухню и принялась обыскивать буфет и холодильник в поисках чего-нибудь, чего не хватятся. Бабушка была права: еды почти не осталось. Она отрезала хлеба, сыра и взяла немного винограда. Закрывая холодильник, она услышала, как кто-то лакает, и, повернувшись, заметила фею камина, торопливо шмыгнувшую за сапог Уорика. Любопытствуя, она подошла ближе и увидела на каменном полу неглубокую миску с молоком, в котором плавали клочья рыжеватого меха и недоеденный паук. Поверхность все еще слегка рябила, и несколько капель на полу выдавали виновницу.

Исполненная жалости к любому созданию, у которого хватило мужества рисковать навлечь на себя гнев Вулкана ради нескольких капель молока, — даже Оберон предусмотрительно держался от его миски подальше, — Таня взяла чистое блюдце, налила в него свежего молока и поставила около корзины с углем, любимого места феи камина. И поспешно выбежала в сад.

Набросившись на еду, Брансвик выглядел так, словно не знал, смеяться ему или плакать. Таня смотрела, как он подобрал все крошки до единой, откинулся назад и удовлетворенно рыгнул. Было ясно, что он толком не ел уже давно. Она терпеливо ждала, волнуясь, как он ответит на ее вопросы, если вообще ответит.

Гоблин обратил на нее выжидающий взгляд.

— Брансвик, скажи, прошу тебя, какая опасность в лесу ждет меня? — спросила она.

Брансвик заерзал ногами по земле.

— Сожалею, но могу лишь вот что сказать: нужно защищать себя, а туда и ногой не ступать.

Он спрыгнул с горки и заковылял в кусты.

— Куда ты? Постой, не уходи! — окликнула его Таня. — Прошу, хоть что-то мне объясни!

Брансвик повернулся к ней, его глаза были полны слез.

— Ты к Брансвику была добра, не стану отрицать, но больше ничего не может он сказать.

С этими словами он метнулся в заросли.

— Пожалуйста, не убегай! — Таня, не глядя, залезла в крапиву. — Брансвик! Одну меня не оставляй!

Гоблин исчез. Таня с содроганием осмотрела красные волдыри на щиколотках — там, где ее ужалила крапива. Угрюмо оглядев каменную горку, она наклонилась и подобрала надломившийся зуб, очевидно принадлежавший Брансвику. Положив его в карман, она направилась к дому. Гоблин предостерег ее, все правильно, но как, спрашивается, она может защитить себя, не зная, от чего нужно защищаться?

— С кем ты разговаривала?

— Когда?

— Ты разговаривала с кем-то возле горки.

Как обычно, Фабиан подкрался к ней, когда она меньше всего ожидала. Время уже перевалило за полдень, и Таня вела Оберона на прогулку к ручью. На этот раз она взяла с собой поводок и позвякивала им, давая понять, чтобы он не вздумал снова убежать. Она не желала еще раз заблудиться в лесу и уж тем более напрашиваться на помощь Уорика.

— Ни с кем я не разговаривала.

Она посмотрела на записную книжку Фабиана; заметив это, он поспешно ее захлопнул.

— Нет, разговаривала. Я видел.

Таня пожала плечами. Ее раздражала скрытность Фабиана и то, что он, казалось, постоянно подглядывал за ней.

— Наверное, говорила сама с собой.

Фабиан вскинул брови с таким видом, как будто она — свихнувшееся существо, нуждающееся в срочной помощи.

— Как скажешь.

Он зашагал прочь с книжкой в руке.

— Ну, это лучше, чем разговаривать с тобой! — крикнула Таня. — И между прочим, если тебе обязательно нужно по ночам шататься по служебному коридору, то, по крайней мере, будь любезен делать это тихо. Хватит и того, что каждое утро мне не дает спать Амос!