В связи с этим я хотел бы сказать, что в последнее время нет-нет, да и раздаются голоса: ну что вы, Сталин… Как можно трогать его? Сталин – это индустриализация, Сталин – это коллективизация. Я недавно слушал выступление Кима. Он 30 лет возглавлял историю. Какую же характеристику для этих товарищей он дал? Ни в чем плохом не подозреваю, но вы еще не освободились от того страшного, вредного и опасного гипноза, что индустриализацию и коллективизацию проводил Сталин, а не партия, если бы не было Сталина, то ничего бы не было. Вы еще не освободились от этого гипноза, вы лишены возможности подойти объективно, четко определить, где есть отступничество от интересов революции…

Я скажу от души: когда слышишь от товарищей грамотных, умных, ориентированных такого рода речи, я думаю: как же можно при этом оставаться коммунистом, продолжать считать себя ленинцем, хотя бы в малейшей степени защищать того, кто из 3300 делегатов оставил 100, из 120 членов ЦК уничтожил 110 – вот баланс VI съезда. А избрано было 129 человек. К тридцатым годам «бог забрал» 5 человек, во время революции и гражданской войны враг уничтожил троих: Баумана, Джапаридзе, Урицкого. Сталин уничтожил 19…

И когда появилась такого рода честная книжка, поворачивается же язык вносить поправки, утверждать, что заявление ТАСС – это «маневр», и директива… предусматривала запрет критиковать Гитлера.

А в какое положение были поставлены все коммунистические партии Запада? Из республиканской Испании в СССР не осталось ни одного беженца. И все ради дружбы с Гитлером.

Это ошибка неинформированного человека или заведомая линия на отступничество от интересов революции?

Слово для справки имеет Г. А. Деборин.

Я не считаю нужным выступать с заключительным словом. Хочу лишь разъяснить одно недоразумение, и побудило меня к этому выступление тов. Кулиша, который сказал, что «мы присутствуем при рождении новой доктрины». Слухи о том, что при обсуждении книги Некрича встанет вопрос о новой доктрине опередил на десять дней сегодняшнее обсуждение.

Никто никакой новой доктрины здесь не выдвигал.

Сделал некоторые замечания по книге Некрича, но не считал нужным повторять то, что сказано о позиции Сталина накануне нападения Германии на Советский Союз.

Культ личности и его последствия имеют ряд сторон. Одна сторона – единоличные решения, вера в непогрешимость; другая сторона – влияние культа личности на других людей. Разве люди сознательно врали, когда давали неправильные сведения о политике Германии? Я думаю, что люди искренне верили в непогрешимость Сталина и невольно «пристраивались» к его установкам. Это не исключает того, что среди этих людей могли быть и карьеристы, которые не бессознательно, а именно сознательно действовали так.

Меня взволновал факт, о котором рассказывал выступавший первым в обсуждении тов. Анфилов. Он рассказывал о том, что тоже беседовал с маршалом Голиковым, и тот сказал: «Мы все знали, что дело обстоит иначе, но мы информировали так, как это было угодно Сталину». Это – другая категория, это уже не ошибка человека, это – карьеризм, это принесение интересов страны в жертву своим личным интересам. И это тоже пагубное влияние культа личности. Вот почему мне понравилось выражение, которое употребил здесь тов. Слезкин. Я не знаю, насколько правильно он оценивал советско-германский договор, будучи 19 лет от роду, но выражение, которое он употребил, говоря о культе личности Сталина, что здесь был порочный круг, мне кажется, очень правильное, и эту мысль я хотел бы здесь поддержать.

Я не понимаю выступления Снегова. Он старался доказать, что книжка честная, а докладчик выступал с каких-то других позиций, значит, – нечестно. Докладчик выступал так, как ему подсказывала его партийная совесть. Не ставил докладчик своей задачей защищать Сталина, он старался объективно разобраться.

С чем я положительно не могу согласиться в выступлении Снегова, это с оценкой советско-германского договора, как и с оценкой всей истории советского государства, которую он датировал с 1928 года.

В выступлении тов. Снегова я не услышал ничего нового; то же я слышал от Якобсона, Эрдмана, других буржуазных реакционных фальсификаторов истории, и то же слышу сейчас, – «четвертый раздел Польши», «союз Сталина с Гитлером». Я здесь не слышал ничего нового от Снегова, чего бы ни говорили злейшие наши враги. Снегову надо подумать о том, в каком лагере он оказывается.

(Снегов: – Я из лагеря с Колымы…)

(С места голоса: – Это позор! Это позор!)

Все что он говорил, говорит вся враждебная нам критика, и надо разобраться, почему здесь обнаруживается такое поразительное совпадение точек зрения.

Прошу соблюдать порядок и тишину. Заключительное слово имеет автор – тов. Некрич.

Прежде всего я считаю своим долгом сказать, что обсуждение, которое устроил Отдел истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма, представляет собой подлинную научную дискуссию, когда каждый мог выступить со своей точкой зрения. И того накала страстей, к которому мы пришли в конце заседания, я думаю, могло бы и не быть.

Я далек от мысли считать, что Г.А. Деборин, выступая от имени редколлегии 1-го тома, пытался как-то дезавуировать мою книгу. Я надеюсь, что он исходил из подлинно научных целей. Так и рассматривался вопрос во время дискуссии.

Товарищи! Здесь было много вопросов, все они сложные. Вполне естественно, что такая тема, как 1941 год, который является большой трагедией нашего народа, привлекала и еще долгие годы будет привлекать внимание историков, литераторов и представителей других профессий, да и любого советского человека, ибо урон в каждой советской семье есть урон, понесенный и нашей страной, нашим отечеством.

Я не буду останавливаться на вопросах непринципиальных, а может быть, и принципиальных, но не имеющих решающего значения.

Я благодарен тем товарищам, которые заметили в моей книге неточности, неправильности, упущения и прочие огрехи, и я очень рад, что эти замечания были высказаны здесь прямо на открытой дискуссии. Вообще должен сказать, что открытая дискуссия является единственно правильным методом обсуждения назревшей проблемы, и чем больше будет таких дискуссий, тем больше будет книг и тем лучше они будут. Дискуссии по таким вопросам и научным проблемам не обязательно должны связываться с выходом книги. Историческая наука является такой же наукой, как и другие, и ее задачей является расширение границ познания, а поэтому научные дискуссии нам необходимы точно так же, как и любой другой науке.

Я в своей книге попытался представить ту картину положения перед нападением гитлеровской Германии, которая мне представлялась правильной. Я старался объективно подойти к материалам, которыми располагал. Правы те, кто говорил, что многих документов нет в книге, и нет их не потому, что я не знаю их или не привлекаю, – но выпуск книги не только личное дело автора. На пути ее выхода в свет есть много инстанций, которые просматривают книгу… Но эти документы я имел в виду, когда писал книгу, я старался помещать данные, соответствующие подлинным документам. Я бы мог зачитать часть этих документов, но пока шел к этой трибуне, передумал, потому что все уже очень устали и не стоит затягивать обсуждение.

Главный вопрос – это, очевидно, вопрос о том, почему мы оказались в таком тяжелом положении в июне 1941 года.

Я думаю, что там, где существует неограниченная власть, а неограниченная власть была сосредоточена в руках Сталина, такие ошибки, такие грубые просчеты возможны. Там, где неограниченная власть, там могут быть неограниченные ошибки.