– Никакой непочтительности в них нет.

– Нет? Тогда что же ты называешь непочтительностью?

– Непочтительность – это неуважение другого человека к твоему богу, но не существует слова, означающего твое неуважение к его богу.

Я задумался над словами Сорок четвертого и понял, что он прав; такой взгляд на вещи был нов для меня.

– Теперь, Август, вернемся к сну Атии. Все предсказатели напрасно ломали над ним голову. Ни один не смог его растолковать. А смысл его был в том, что…

Прибежала взволнованная кошка.

– Внизу творится черт знает что, сама от Катценъямера слышала! – выпалила она и тут же умчалась.

Я вскочил, но Сорок четвертый остановил меня:

– Сиди. Сохраняй хладнокровие. Никакой спешки нет. События разворачиваются, и мы еще повеселимся. Я отключил свой провидческий дар и готов к неожиданностям.

– Провидческий дар?

– Да, там, откуда я родом, мы…

– Откуда ты ро…

Я не смог вымолвить последнее слово. У меня свело челюсть, а Сорок четвертый, бросив на меня красноречивый взгляд, продолжал как ни в чем не бывало:

– Там, откуда я родом, мы все наделены даром, от которого порой устаем. Мы предвидим все, что должно произойти, и, когда событие происходит, для нас оно уже не новость, понимаешь? Мы не способны удивляться. Там мы не можем отключить дар провидения, а здесь – можем. Это одна из главных причин моих частых визитов на Землю. Я так люблю сюрпризы! Я еще юнец, и это естественно. Я люблю всякие действа – красочные зрелища, захватывающие драмы, люблю удивлять людей, пускать пыль в глаза, люблю яркие наряды, веселые проделки ничуть не меньше любого мальчишки. Каждый раз, когда я здесь и мне удается заварить кашу, а впереди – возможность позабавиться, я отключаю свой провидческий дар и предаюсь веселью! Я отключил его и на этот раз два часа тому назад и знаю о том, что нас ждет впереди, не больше твоего. Вот и все, а теперь – пошли. Я тебе объяснил суть дела. Раньше у меня были планы, а теперь я от них отказался. Пусть все идет своим чередом, а мы начнем действовать в зависимости от обстоятельств. Будет чему удивляться! Возможно, такие неожиданности покажутся тебе пустяками – ты к ним привык, – а для меня даже самая маленькая неожиданность – радость.

В комнату влетела кошка вне себя от возбуждения.

– Как я рада, что успела вовремя, – сказала она. – Закройте дверь, повсюду люди, не давайте им сюда заглядывать. Любезный маг, измени свою внешность, тебе еще никогда не угрожала большая опасность. Тебя приметили, все знают, что ты здесь, все ищут тебя; ты совершил очень опрометчивый поступок, показавшись им на глаза. Умоляю, измени внешность и следуй за мной, я покажу тебе такое место в замке, где тебя никто не отыщет. О, прошу, умоляю – торопись! Слышишь голоса? Они охотятся за тобой, умоляю – поторопись!

Вы и не представляете, как обрадовался Сорок четвертый!

– Ну и дела, слышал? А я и не знал, что случится, так же как и ты! Представляю, что еще будет!

– Пожалуйста, не забудь за разговорами изменить свое обличье! Не знаешь, что тут произойдет через минуту. Они ищут меня, тебя, двойника, и Августа Фельднера; они уже давно нас ищут и решили, что всех троих убили

– Ага! Теперь я знаю, что надо делать! – вскричал Сорок четвертый – Ну и повеселимся же мы! Какие еще новости?

– Катрина жаждет разделаться с тобой, маг, потому что ты сжег Сорок четвертого, ее ненаглядное сокровище: она прихватила огромный кухонный нож в три раза длинней моего хвоста и спряталась за мраморной колонной в большом зале; посмотришь, как она кровожадно точит его о колонну, даже искры летят – страх берет! Она все выглядывает из-за колонны, сверкает глазищами – высматривает тебя! Прошу, измени обличье и быстро следуй за мной! Господи помилуй, тут еще и заговор, и…

– Великолепно, Август, просто великолепно! Ведь я знал обо всем не больше тебя! О каком заговоре ты толкуешь, киска?

– Это все бунтовщики-печатники, они собираются убить двойников. Я сидела на коленях у Фишера и слышала, как они шепотом обсуждали свой план; все продумали – и пароли, и знаки и прочее, чтоб отличить двойников от настоящих печатников; мне бы и самой хотелось научиться их различать, да их здесь слишком много; ну, маскируйся же поскорей и уйдем отсюда, я вот-вот расплачусь!

– Черт с ней, с маскировкой, пойду, как есть, а если они попытаются что-нибудь со мной сделать, я их отругаю.

Сорок четвертый открыл дверь и вышел; Мэри побежала за ним, обливаясь слезами, приговаривая:

– О, они и внимания не обратят на твои сердитые слова. Почему ты так неосторожен? Ты загубишь себя, а когда тебя не станет, – сам знаешь, – они будут бранить и бить меня!

Я сделался невидимкой и последовал за ними.

Утро выдалось хмурое, холодное; мела поземка, гулкий ветер ревел в дымоходах, грохотал в зубчатых стенах, в башнях замка. Подходящая погода для расправы над магом, заметил Сорок четвертый, ничто ее не улучшит, кроме солнечного затмения. Он тут же ухватился за эту идею и сказал, что устроит затмение– не настоящее, а искусственное, но никто, кроме Саймона Ньюкома[38] не отличит его от настоящего, и Сорок четвертый тут же устроил солнечное затмение. Зияющие каменные переходы приобрели мрачный кладбищенский вид, и, разумеется, кромешная тьма придала жути и зловещей скрипучести отдаленным шагам, приглушив их звучность и гулкое эхо; ведь когда ступаешь в темноте по каменному полу, невольно шаркаешь ногами, и в древних разрушающихся замках, где столетиями держали в заточении, мучили и убивали людей, этот таинственный монотонный шум вселяет в душу безотчетный холодный страх. К тому же сегодня особая ночь – ночь призраков; Сорок четвертый помнил об этом и сетовал, что солнечные затмения очень трудно устраивать после захода солнца. Провалиться мне на этом месте, заявил он, если я не продлю затмение на всю ночь, оно поможет мне получить множество призрачных эффектов. В ночь призраков собираются все призраки замка, она бывает раз в десять лет, торжественная и праздничная; но самые пышные торжества устраиваются в столетнюю ночь – а сегодняшняя именно столетняя. В замок приглашены избранные призраки из многих других замков на грандиозный бал и полуночный банкет; это интересное и впечатляющее зрелище, и Сорок четвертый, по его словам, участвовал в нем неоднократно; любопытно и трогательно повстречаться в такую ночь со старыми друзьями-призраками, которых не видел сто – двести лет, и вновь услышать набившие оскомину истории, какие слышал уже несколько раз; они и не могут рассказать ничего нового, бедняги, такое уж у них положение. Сорок четвертый заявил, что собирается отпраздновать нынешнюю столетнюю ночь с таким размахом, что затмит все торжества, проводившиеся в замке за двенадцать столетий. Он приглашает самых знаменитых призраков всех народов и времен, прошедших и будущих, и каждый, если пожелает, может привести с собой друга – любого, лишь бы из царства мертвых; мне тоже разрешается пригласить кого-нибудь. Сорок четвертый предполагал, что соберется тысяча, а то и две, призраков, и это будет самая блестящая столетняя ночь из столетних ночей, тысячу лет ей не будет равных.

Мы не встретили ни души, пока шли по мрачному коридору от моей комнаты к парадной лестнице и на полпути вниз, потом сразу увидели большое скопление людей, наших и деревенских; они были вооружены и стояли двумя рядами, образовав двойной заслон через всю залу; маг, пожелай он выйти из замка, не мог их миновать; посреди живого коридора возвышалась грозная воинственная Катрина с ножом в руке. Я невольно оглянулся; и позади стеной стояли люди, смутно видные во мраке, поджидавшие мага в укрытии и теперь молча сомкнувшиеся за его спиной Мэри Джи, очевидно, решила, что с нее хватит, и исчезла.

Когда люди, стоявшие внизу, увидели, что их план удался и намеченная жертва угодила в ловушку, они испустили торжествующий вопль, не очень искренний, как мне показалось; я уловил в нем нотку сомнения: пожалуй, эти люди не так уж радовались, что поймали птичку в сети, – они скорей изображали радость, а сами тем временем усердно крестились, что, по-моему, выдавало сомнение.