Вывели, но очень скоро позвали опять. На этот раз на столе перед Владимиром Владимировичем лежали какие-то списки. Он сосредоточенно их изучал.

“Не удивлюсь, если есть там и список соседей Кольки-Андеграунда, — подумала я. — Наверняка и он в списке имеется, следовательно дело швах. Колька со своими гранатами засветился тысячу раз, следовательно голову на отсечение можно давать, что где надо его знают. И как теперь мне быть?”

Ответить на свой вопрос я не успела.

— В какую квартиру вы должны войти? — испытующе глядя мне прямо в глаза, спросил Владимир Владимирович.

Пришлось изображать усталость:

— Сколько можно повторять? Не назвал он квартиры. Даже подъезда не назвал. Сказал: встретимся через два часа во дворе — и убежал.

Владимир Владимирович, нервно поглядывая на часы, застучал пальцами по столу.

— Зачем встретитесь?

Я закатила глаза:

— О боже! Не объяснил! Сколько можно повторять? Если хотите, все с самого начала расскажу, только зачем? Сказала же, не пойду. Заставлять вы права не имеете. Этот связной в том дворе меня запросто может пришить, вы и глазом моргнуть не успеете. Уверена, только для этого и заманивает.

Владимир Владимирович опять дал знак, меня снова вывели.

Я сидела перед дверью его кабинета и с тоской смотрела на висящие в конце коридора часы — до встречи с Артемом оставалось пятьдесят минут.

Не погорячилась ли я, дав им на раздумье так мало времени? Не сорвется ли моя затея?

Признаться, я очень нервничала, да и было от чего.

Наконец Владимир Владимирович крикнул:

— Введите!

И меня ввели.

— Начинаем операция! — скомандовал он.

Я осела на стул и запаниковала. Запаниковала уже по-настоящему. Или нервы сдали, или иссяк мой оптимизм, — не знаю, только задрожала я мелкой дрожью и заикаться начала:

— Н-не п-пойду! Д-даже и н-не п-просите!

Владимир Владимирович ласково посмотрел на меня и сказал:

— Надо, Софья Адамовна, надо. В опасности жизнь целого президента!

Президента!

Ого-го-го!!!

Что стоит моя жалкая бумагомарательная жизнишка по сравнению с Жизнищей Президента?

Да ничто! Тьфу! Тем более, что не жизнишка у меня, а дрянь какая-то получается.

Сплошная дрянь. Чем дальше, тем хуже. Прав Владимир Владимирович. Ради нашего президента сотни таких, как я, можно без раздумий положить.

Хотя, это с какой стороны глянуть. Сколько их в мире этих президентов? Тьмы и тьмы! А хороших писателей? Раз-два и обчелся! Президентом работать может любой, кого ни поставь, что новейшая история и доказала, а вот хорошую книжку написать, это еще суметь надо. Ни у одного президента не получилось.

Лично я, как ни старалась, пока не сумела, но шанс есть, раз этим усердно занимаюсь, а вот Владимир Владимирович хочет шанса этого меня лишить! Кто же эту хорошую книжку писать будет, если связной в Колькином дворе меня возьмет и пришьет? Ужас!

Господи! Конечно ужас! До чего я уже додумалась! Какой связной? Кто меня пришьет?! Будто я нужна кому-то! Даже мужу своему не нужна!

Ах, совсем мне эти эфэсбэшники голову задурили! Вот так возьмут приличного человека, и пытают его до тех пор, пока у него крыша к чертовой матери не съедет!

Еще день-два и поверю, пожалуй, что это я жахнула из “Мухи” по президенту, будь он не ладен — я гранатомет имею ввиду.

— Ладно, — выдвигая вперед подбородок для придания лицу волевого вида, согласилась я. — Везите меня на связь! Хрен с ней, с жизнью, ради президента на любую связь пойду!

Серая неприметная “Волга” доставила меня в район проживания Кольки-Андеграунда.

До его двора оставалась всего лишь пара сотен метров. Я шла узкой улочкой, зажатой двумя Арбатами, и ломала голову.

“Центр Москвы, — думала я, — но так пустынно, что на виду каждая собака. Интересно, как Владимир Владимирович собирается и за мной следить и связного не вспугнуть?”

Я оглянулась — в двадцати шагах медленно ползла старушка, за старушкой бодро выступал мужчина с папкой под мышкой. Судя по дорогому костюму, он направлялся к ослепительному “Мерседесу”, который только что миновала я. Кроме мужчины и старушки на улице никого не было, хоть бери и беги.

Будь я хоть чуть глупей, так бы и поступила, но обремененная некоторыми знаниями, я не стала бежать, а покорно двинулась к Кольке-Андеграунду. Артем-Харакири уже поджидал меня у Колькиного подъезда. Я оглянулась.

Вокруг тишь да гладь да божья благодать. У водосточной трубы два матерых кота грелись на солнышке, неподалеку дворничиха мела тротуар…

Дворничиха как дворничиха, мужеподобная старуха, но не было той силы, которая смогла бы меня убедить, что это не переодетый мужик.

“На чердаках толпа народу, и все подъезды забиты “сантехниками” да “электриками” Владимира Владимировича,” — подумала я, тайком подавая Артему сигнал помалкивать в тряпочку.

Впрочем, Артем и не собирался распространяться. “Поскольку самураев поблизости не предвидится, то и говорить не о чем,” — живописало его лицо.

Мы вошли в подъезд. С удивлением я отметила, что сантехников на первом этаже нет, а выше подниматься мы не собирались. Дверь в подвал на замок не закрыта, что радовало, но были и другие проблемы.

В голове пронеслось: “Сейчас дворничиха сообщит в какую квартиру мы вошли, и на Колькино окно направят ВУМ — высокочувствительный узконаправленный микрофон, названный в народе “пушкой”. В ту же секунду станет ясно, в каких я отношениях с Артемом и Колькой, и как эти престарелые лоботрясы далеки от БАГа — солидной организации, дерзнувшей покуситься на самого президента. Если же Колька или Артем успеют ляпнуть что-нибудь про прикол, то и вовсе пиши пропало — эфэсбэшники меня просто побьют, не говоря уже обо всем остальном. Вряд ли они достойно встретят тот факт, что я столько времени их за нос водила.”

Я огляделась по сторонам и, не обнаружив никого поблизости, встала на цыпочки и прошипела прямо в ухо Артему:

— Как только войдем в квартиру, сразу же набрасывай одеяло на окно. Постарайся сделать это раньше, чем Колька скажет нам “здрасте”.

— Сделаем, — буркнул Артем, вставляя ключ в замочную скважину.

Он первым залетел в квартиру и с потрясающей скоростью исполнил мою просьбу. Когда я вошла в комнату, на окне уже висело толстое шерстяное одеяло, которое не прошибешь никакой “пушкой”.

Из-за выгоревшей китайской ширмы, прикрывающей дежурную Колькину раскладушку, раздавались настораживающие поскрипывания и поохивания. Я заглянула за ширму и поняла откуда Артем одеяло взял: Колька усердно трудился на незнакомой рыжей девице. Увидев меня, девица перестала охать и приветливо помахала рукой, Колька же на долю секунды оторвался от своего важного занятия и послал мне воздушный поцелуй.

— Щас кончу, — пообещал он.

— Не торопись, — снисходительно посоветовала я, уличая себя в плохо замаскированном смущении.

Природное целомудрие совершенно лишало возможности адаптироваться к современной отвязности. Артем был тоже смущен и, так же как я, довольно фальшиво делал вид, что происходящее в порядке вещей и его не волнует. В общем, натяг еще тот. Одна радость, что мне особенно-то и смущаться было некогда — сильно время поджимало.

— Шмотки давай, — торопливо шепнула я покрасневшему Артему.

Он кивнул, мол будь спок, одним резким движением замка разделил свою сумку надвое — на стол высыпались вещи.

Я не стала раздеваться и быстро натянула просторные, сильно потертые джинсы прямо поверх своей одежды. Проворно скользнула в объемную бейсбольную фуфайку с изображением атакующего быка, сверху набросила ужаснейший клетчатый пиджак — ровесник Берии, а ноги, не снимая босоножек, сунула в мужские штиблеты огромного размера.

— Класс! — одобрил Артем, протягивая мне усы.

Не мешкая, я принялась их наклеивать перед пыльным антикварным зеркалом, прижившимся в Колькиной мастерской.

Артем заинтересованно, но молча оказывал посильную помощь, подавая нужные предметы. Щетину на мои румяные щеки он налепил сам.