После возвращения из пирамид Ксуксукса в крепость Инквизит на Горгоссиуме Кристоферу Тлену было о чем подумать. Встреча с жившим в гробницах расплодом ясно дала понять, что созданный им улей нестабилен. Выводок был не только разумен, но и амбициозен, а его способность откладывать яйца представлялась угрожающей. Он был наивен, предполагая, что расплод станет пассивным, легко управляемым игроком в затеянной им смертельной игре. Но теперь он видел ошибочность своих предположений. У расплода были собственные претензии. Он мог доверять им не больше, чем Лиману Волу, который весь обратный путь на Горгоссиум собирал с черепа крошечных красных вшей и что-то им нашептывал. Тлен не спрашивал, о чем он с ними говорил, и тем более не стал выяснять, отвечали ли они Волу.

Он испытывал к нему отвращение. Если бы не необходимость в переводчике, он бы немедленно выкинул Вола за борт. Но он не мог позволить себе потерять Вола, тем более сейчас, когда расплод оказался таким сильным и смертельно опасным. Когда война будет выиграна и закончена, тогда посмотрим. Он планировал не только уничтожить весь расплод до последнего таракана, но вместе с ним и Вола.

Вернувшись в Двенадцатую Башню, Тлен постарался выкинуть из головы Лимана Вола и расплод. Здесь, где стены были покрыты царапинами и рисунками, сделанными им еще в детстве, Тлену было хорошо. Он приказал своим преданным слугам, Малышу Розовый Глаз и Лазару, доставить ему карту островов. Ее быстро принесли и разложили в комнате. Карта была круглой, а ее диаметр соответствовал диаметру башни, покрывая каждый дюйм пола Высоких Палат и позволяя Тлену, словно колоссу, ходить по суше и воде. Обдумывая свои планы, он перемещался от острова к острову, то и дело присаживаясь, чтобы изучить форму нужного ему залива или склон определенного холма.

Эти размышления были прерваны лаем птиц, вслед за которым раздался гром военных барабанов, прокатившийся внутри и между башен. Тлен встал и подошел к окну. Далеко внизу (а точнее, в 37 этажах) по каменистому пейзажу, через арки между Двенадцатой и Тринадцатой Башнями, извиваясь, шествовала впечатляющая процессия в окружении бесчисленных огней. Над серединой этой процессии возносился трон, установленный на отрубленное запястье гигантской высохшей руки, которое каким-то образом оживили. На троне восседала бабушка Тлена, Тант Эйла Тлен, прозываемая Бабулей Ветошью. Во время путешествия она не теряла драгоценного времени и продолжала шить в свете мерцающих факелов. Принц отлично знал, над чем она так одержимо трудится — у нее была одна-единственная работа. Она сшивала кожу заплаточников, человекоподобных мешков, набитых живой грязью из шахт Тодо. Так создавалась огромная армия, которая однажды уничтожит светлые силы Дня и любые другие силы, что День призовет себе на помощь. Эта работа продолжалась уже много лет, но бабушка дала понять, что великий труд близится к завершению, и скоро армия заплаточников будет готова. Повелитель Полуночи станет их генералиссимусом, но их Творцом останется Бабуля Ветошь.

С необычной поспешностью Тлен сошел вниз по холодным каменным ступеням. Не стоит вынуждать бабушку ждать у дверей. Даже в хорошем настроении она была вспыльчивой женщиной, обижаясь быстрее, чем он, и быстрее наказывая своих обидчиков. Ее близость сразу же вызвала в Двенадцатой Башне тревожный переполох, и он с раздражением видел, как многие якобы преданные ему слуги бежали в пещеры под Башней, чтобы не попасть под убийственный взгляд Бабули Ветоши. Даже полукровки и гибриды, населявшие укромные уголки Башни, потомки горгулий и диких псов, змей-обезьян и молний, попрятались в темницы, стремясь остаться незамеченными.

Только Летео, пятнадцатилетний юноша, которого Тлен нашел год назад, блуждая по копям грязи, и взял под свою опеку, бесстрашно стоял у входной двери. Мальчик плевал на ладонь, пытаясь пригладить торчащий вихор.

— Не боишься, Летео? Старая ведьма опасна, ты это знаешь?

Летео улыбнулся своему спасителю.

— Я ее не боюсь, — ответил он. — Вы ведь меня защитите, босс. К тому же, мне интересно, из-за чего весь этот шум.

— Значит, ты еще ни разу не видел мою замечательную бабушку?

Летео покачал головой, и прядь его черных волос вновь упала на лоб.

— Тогда иди и впусти ее, — сказал Тлен. — Пора тебе встретить самую жестокую женщину Абарата.

— Она правда самая жестокая?

— О да, — без улыбки ответил Тлен. — Худшая. Худшая из худших. Такую репутацию невозможно заслужить на пустом месте. Патрицид. Матрицид. Все это она совершила.

— А что такое этот патри…

— …цид. Убийство своего отца. Матрицид. Убийство своей матери.

— Она правда это сделала? — потрясенно спросил Летео.

— Поверь, это еще не самое худшее.

— А что может быть хуже?

— Инфантицид.

— Инфанти… она убивала детей?

— Ты быстро учишься.

— Удивительно.

— Но ты, конечно, помнишь…

— О чем?

— Кому ты предан.

Летео с уважением поклонился.

— Вы — мой принц, — сказал он. — Всегда. До конца света.

Тлен усмехнулся своей пугающей улыбкой.

— Договорились, — сказал он. — До конца света. Пожми мне руку.

Летео очень льстило пожать руку своему Повелителю, и он с готовностью это сделал.

— До конца света.

— Теперь живо к двери. Впусти эту женщину, пока она не отравила наш порог.

Летео подошел к входу тихой поступью человека, которому на роду написано причинять вред, и открыл ее как раз вовремя. На ступенях Башни стояла одна из бесчисленных прислужниц Бабули Ветоши, женщина средних лет, чей головной убор украшали священные цвета алого и серого, а лицо было покрыто татуировками, словно тенями. Она едва успела занести руку, чтобы постучать. Эта женщина была одной из тех, кто входил в ближний круг, в Сестринство Нити. Среди ведьм она считалась могущественной женщиной.

— Королева Мать Тант Эйла Тлен призывает своего внука. Передайте ему…

— Я здесь, леди Сгниль, — сказал Тлен, выходя из тени.

Маленькая серая леди Сгниль изобразила маленькую серую улыбку, показав заточенные зубы.

— Принц, — произнесла она, склоняя голову. — Ваша бабушка вас ожидает.

Она отступила в сторону, театральным жестом откинув свой широкий плащ, чтобы дать Тлену пройти.

— Летео, — сказал Тлен. — Иди за мной.

Мальчик и мужчина сошли вниз, в холодную темноту. Летео торопился, пытаясь поспевать за Тленом, шагавшим вдоль шеренги барабанщиков, носильщиков курильниц с благовониями и тех, кто стучал по земле, пока не достиг платформы, на которой был воздвигнут огромный трон. По обе стороны от трона располагались сосуды с фиолетово-черным огнем, куда Бабуля Ветошь иногда окунала исколотые пальцы, возвращая в них энергию.

— Какой приятный сюрприз, — сказал Тлен, хотя в его голосе не слышалось даже намека на удовольствие.

Бабуля Ветошь отнеслась к присутствию внука столь же равнодушно. Она вынула левую руку из огня и взяла лежавшее на коленях шитье.

— Ты больше не приходишь меня проведать, — сказала она, не глядя на Тлена. — Поэтому я вынуждена придти к тебе сама. — Ее голос был столь же нелюбящим, резким и безрадостным, как и выражение лица. — Ты неблагодарен, Тлен.

— Я что?

Спустя долгое время глаза старухи оторвались от шитья, от ритма нити и иглы, и остановились на нем.

— Ты меня слышал, — сказала она. — Сестринство ночи напролет творит для тебя армию…

— Для нас, бабушка, — ответил Тлен, не желая сдаваться под каменным взглядом Бабули Ветоши. — Это наша великая работа. Наша мечта.

Бабуля Ветошь издала невероятно тяжелый вздох.

— Я слишком стара для мечтаний, — проговорила она. — Ты будешь править островами, когда великая работа закончится.

Тлен покачал головой. Все это он слышал и раньше. Она всегда выставляла себя жертвой, мученицей.

— И у тебя, разумеется, нет сил, чтобы причинить кому-то вред, — сказал он. — Ты ведь усталая женщина, которой никто не помогает, и скоро умрешь в ореоле святости. — Он засмеялся. — Ты просто нелепа.