Она лезла через две, иногда через три ступеньки, пока, наконец, не достигла третьего этажа. Здесь пролеты заканчивались, хотя ей казалось, что в доме минимум пять этажей. Где же лестницы, что ведут вперед и вверх? Площадку, на которой стояла Кэнди, украшало несколько висевших на стене картин — ни одна из них ей не понравилась, — а рядом располагалось три двери. Она постаралась не обращать внимания на картины, где одно создание поедало другое, то поедало третье, которое в свою очередь кусало четвертое, и так далее в дикой серии уничтожений. Этот сюжет произвел на нее особое впечатление. Кэнди подошла к дверям и начала открывать их одну за другой, пока не увидела следующую лестницу.

Она обернулась. Тлен стоял на предыдущей площадке, глядя на нее изнутри стеклянного воротника. Его глаза, повернутые в глазницах, наблюдали за ней, закатившись, как у мертвеца. Она поежилась, мысленно клянясь, что скорее умрет, чем позволит его холодным рукам к ней притронуться.

— Оставьте меня в покое! — крикнула Кэнди, хотя отлично знала, что это его не остановит.

Она продолжила карабкаться вверх; ее легкие и ноги горели от напряжения. По мере подъема лестница сужалась и с каждым шагом становилась все менее надежной. Она вновь вспомнила о лестнице, с которой начались ее приключения: как она споткнулась на спиральных ступенях маяка, преследуемая отвратительным Мендельсоном Остовом, взбирающимся за ней, словно паук.

— Не так быстро, дитя, — крикнул Тлен ей вслед. — Ты никуда не уйдешь.

— Я вас не боюсь! — ответила она.

— Не боишься? — переспросил он. И повторил еще раз, медленно и мягко:

— Не боишься?

Когда он это сказал, озарявший лестницу свет мигнул и внезапно погас. Несколько секунд Кэнди оставалась в кромешной тьме, а потом — и в каком-то смысле это было хуже темноты, — снизу начали пробиваться стрелы ледяного света. Она ощущала их прикосновение, словно через их яркость Тлен касался и ласкал ее кожу. Такой контакт вызвал в ней отвращение. Она постаралась отклониться, вжавшись в стену, и продолжала свой подъем.

— Я хочу так мало, — сказал Тлен, взбираясь за ней. — Только увидеть твои сны. Разве я многого прошу? Мне кажется, если б я узнал твои сны, то ты как будто бы навсегда осталась рядом.

— Зачем? — спросила Кэнди. — Вы ведь даже не знаете, кто я.

— Ты Кэнди Квокенбуш из Цыптауна. Но ты — больше чем только это. Ты и сама знаешь…

— Нет, не знаю.

— Да ладно… все, что ты сделала, все неприятности, которые причинила, жизни, которые разрушила…

— Я не…

— Не трать время на доказательство своей невиновности, — ответил Тлен. Она обернулась и посмотрела вниз, на его лицо, плавающее в темноте и освещенное болезненным блеском кошмаров. — Мы оба знаем, что в тебе кроется больше, чем видно глазу. Почему ты не расскажешь, что происходит в твоей голове?

— А почему вы сначала не расскажете, для чего меня преследуете? — возразила Кэнди.

— Хорошо, — к ее большому удивлению сказал Тлен и остановился на ступенях. — Слушай, — спокойно продолжил он. — Сейчас ты уже должна понимать, что оказалась здесь не случайно. По той или иной причине, твоя жизнь связана с судьбой этих островов. Не спрашивай, почему. Я знаю лишь то, что с первой минуты, как мне стало известно о твоем существовании, я понял, что какая-то часть того, кто естья, связана с какой-то частью того, кто есть ты. И пока я не пойму, в чем тут дело, я не могу тебя отпустить.

— Но если вы решите загадку, я больше никогда вас не увижу?

— Не слишком-то радуйся, — обиженно сказал он.

— Тогда спрашивайте, — проговорила Кэнди. — Но не подходите ближе.

— Спасибо, — ответил Тлен, улыбнувшись своей улыбкой смерти. — Что ж, с чего бы начать? Что ты помнишь самое первое? Первые небеса, которые увидела? Первую песню, что услышала?

Она едва не засмеялась, услышав из его уст такие простые вопросы. Но что плохого, если она ответит? Наверное, ничего.

— Помню очень холодный ветер, — сказала она. — Думаю, в нем был запах моря, но на самом деле это невозможно, — добавила она, отчасти самой себе. — В Миннесоте нет моря.

— Есть, — напомнил ей Тлен. — Ты сама вызвала его несколько недель назад. Мне рассказывал Остов.

— Я почти забыла об Остове, — сказала Кэнди. — Как он?

— Он умер, — просто ответил Тлен. — Упал с лестницы, кстати. Без ноги, знаешь ли… погоди-погоди! К чему я заговорил об Остове? Ха! Умная девочка. Продолжай о воспоминаниях. Расскажи о своей жизни.

— Она была скучной до тех пор, пока я не попала сюда.

— В ней должны были быть знаки, ключи. Утра, когда ты просыпаешься и думаешь: однажды я буду в другом мире.

— Нет.

— Ты от меня что-то скрываешь.

— Правда, нет.

— Это плохо. Ты говорила, что расскажешь, — он поднял руки и показал ладони, словно в шутку сдаваясь. — Ты ведь знаешь, что тебе нечего бояться. Правда. Уверен, многие рассказывали обо мне страшные вещи… — Он оставил это замечание без продолжения, ожидая, что она согласится или опровергнет. Кэнди не сделала ни того, ни другого. — Что ж, может, они и правы, — наконец, сказал Тлен. — У меня не было человека, кто показал бы иной путь, более милосердный. Если угодно, вдохновил. У меня была только бабушка, Бабуля Ветошь. Не самая добрая женщина.

— А где ваша остальная семья?

— Тебе никто не рассказывал?

— О чем?

— О ночи в поместье Тленов. — Кэнди отрицательно покачала головой. — У меня было двадцать шесть братьев и одна сестра. Мы жили в огромном поместье на Пайоне, рядом с которым росла целая роща деревьев смирион. Моя сестра Феридия очень любила фрукты. Она постоянно забиралась в рощу и воровала их.

— Пайон же ночной остров.

— И что?

— Там есть фруктовые деревья?

— Конечно! В Иноземье всегда нужно солнце, чтобы созревали плоды?

— Да.

— Но некоторые самые вкусные фрукты в Абарате созревают под лунным светом. Например, плоды смириона. В общем, Феридия ела слишком много фруктов. Однажды в горле застряла косточка, она подавилась и умерла прямо в роще.

— О Боже, — выдохнула Кэнди.

— Дальше — больше. Хочешь послушать окончание истории?

— Да, — тихо сказала Кэнди.

— У отца был жуткий характер. Мы все страшно его боялись. Он очень скорбел по моей сестре. Его первой мыслью было наказать виновника. В данном случае — дерево. Он отослал всех нас в дом, а потом вместе со слугами пошел и поджег рощу… — Тлен замолчал, глубоко вздохнув. Кошмары, вертевшиеся в жидкости воротника, удалились, их свет погас. — На Пайоне мало дождей, — продолжал он. — По крайней мере, в те дни было мало. Думаю, у Пикслера есть погодная машина, которая приносит в Коммексо дождь раз в 25 часов. Но тогда стояла очень сухая погода. Мой отец поджег деревья, и огонь быстро распространился от ветки к ветке, от ствола к стволу. В ярости отец не заметил, что искры летели по воздуху прямо к зданию. Он запер двери, чтобы уберечь детей от огня, даже не думая, что огонь может до нас добраться. Пламя охватило дом за несколько минут. Спаслись только двое, я и бабушка. Я был еще малышом. Она выхватила меня из колыбели и унесла в безопасное место.

— А ваша мать и братья?

— Все мертвы.

— А отец?

— Исчез после похорон, и мы больше никогда его не видели. Думаю, он может быть еще жив… где-нибудь. Кто знает.

— Это очень печально…

— Жизнь продолжается. Ты пытаешься найти в этом смысл, но в конце концов думаешь — а зачем? В этом нет смысла. Жизнь. Смерть. Ничто не имеет значения. — Он помолчал. — И вдруг, совершенно неожиданно, происходит нечто удивительное. Ты встречаешь того, кто способен помочь тебе найти смысл в печали, если этот человек всегда будет рядом… — Он отвернулся от Кэнди, но теперь вновь смотрел на нее, и в его глазах она увидела такое чувство, что ей трудно было выдержать этот взгляд. — И ты думаешь — а вдруг она поможет остановить кошмары? Понимаешь, что я хочу сказать?