Она кивнула.

— Они изменят причинно-следственную связь. Они изначально давили на непрофессиональные действия экипажа, а теперь вывернут всё как намеренные действия. Но, Саша, для этого им нужно…

— Всё они докажут, — прервал я ее. — Если бы считали иначе, то не пришли бы сюда с этой сранью.

Для наглядности я ткнул пальцем в лежащую на ее столе папку с иском.

— Так что наше временно́е окно сжалось с почти трех недель до пяти дней. Слушание в пятницу, так что начинай копать. Узнай, кто именно это сделал.

— А ты?

— А я хочу восстановить душевное спокойствие.

Обзвонить всех она может и сама. Времени на это ей много не потребуется. Мне же нужно было решить одну проблему.

После встречи с Калинским… Как там было у классиков? Голоса в моей голове требовали крови. И им было абсолютно все равно, чья именно кровь прольется.

Так. Где у нас там ближайший принтер?

Хотелось бы сказать, что в кабинет я влетел с ноги, эффектно выбив дверь. Но нет. К чему такая эпатажность? Мне хватило и того, что я вошел без стука.

— Я сказал, чтобы меня не беспокоили! — прозвучал недовольный и возмущенный голос сидящего за столом мужчины, едва я повернул входную ручку его двери и открыл дверь.

— Ой, прости, мне об этом не сообщали, — произнес, закрывая за собой дверь и наслаждаясь выражением на его лице.

— Ты, — прошипел сидящий за столом Потапов. — Кто тебя сюда пропустил?

— Я умею быть удивительно настойчивым, когда мне это необходимо, — ответил я ему, садясь в кресло напротив его стола. — Нам надо поговорить…

— Никаких разговоров, — отрезал он, протянув руку к телефону, явно собираясь вызвать сюда людей, чтобы меня увели под белые ручки.

Ага, конечно. Разбежался.

Всё, что мне потребовалось, — это вытянуть руку и ударить по трубке, до которой его пальцы не дотянулись всего несколько сантиметров. Телефонная трубка слетела со стола и покатилась по полу.

— ДА ТЫ ЧТО СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ? — рявкнул он, вскакивая со стула. — КАТЕРИНА!

Дверь за моей спиной открылась, и в кабинет заглянула секретарша.

— Евгений Сергеевич? Что-то случилось?

— Почему этого недоноска пропустили? — заорал он. — Кто вообще разрешил пускать ко мне всякий сброд? Вызови сюда дежурного и Алексеева и…

— Катенька, — произнес я, повернувшись. — Всё хорошо. Занимайся своими делами.

— Конечно, — с поразительной покладистостью произнесла девушка, даже не обратив на вопли своего начальника никакого внимания. — Не буду вам мешать.

И исчезла, прикрыв за собой дверь.

Потапов еще несколько секунд продолжал пялиться ей вслед.

— Что происходит…

— Прости, наверное, мне следует извиниться, — заговорил я, дав ему это время немного осознать происходящее. — Должно быть, я не совсем верно выразился. Говорить в основном буду я. А ты будешь очень внимательно меня слушать и мотать себе на ус. На, почитай.

С этими словами я бросил ему на стол скрепленные зажимом распечатки, которые до этого момента держал в руке. Трогать стол руками мне не особо хотелось.

Потапов явно хотел что-то мне сказать, но, очевидно, несколько факторов все же намекнули ему, что к моим словам следует прислушаться. Не каждый день какой-то парень спокойно заходит в его кабинет, как к себе домой, в самом сердце главного отдела внутренних расследований столичной полиции. Не каждый день его собственная секретарша, с которой, между прочим, он неплохо развлекается по вечерам на этом самом столе, с таким спокойствием игнорирует его приказы.

И уж точно не каждый день он получает возможность подержать в руках конец веревки, на которой его собираются повесить.

Его глаза уперлись в распечатанный черновик статьи Петра. О, там было что почитать. Стоило отдать журналисту должное. Даже убрав из статьи абсолютно все имена, он оставил достаточное количество намеков на то, кем именно являлись давшие мне «интервью» люди.

А уж человек, который прикрыл их задницы от закона, просто-таки не мог не понять, о ком именно идёт речь в небольших отрывках этих самых бесед в этом черновике.

— Нравится? — спросил я, наслаждаясь тем, как его лицо побледнело, а кончики сжимающих бумаги пальцев начали дрожать. — Как по мне, немного не хватает интриги. Ну там саспенса, знаешь ли. Но думаю, что те, кто прочитают эту и последующие статьи, крайне заинтересуются их содержанием.

— Да ты хоть знаешь, что с тобой сделают? — очень тихим, переполненным страхом и яростью голосом произнёс он.

— Ничего, — вздохнул я, устраиваясь поудобнее. — Ты не дурак. Сам уже понял, что в суде такие улики не примут. Но это меньшее, о чём тебе надо волноваться, ведь так? Думаю, что твои коллеги из соседних кабинетов захотят очень подробно поговорить с этими людьми, как только узнают, кем именно они являются. А мы оставили там достаточно зацепок и намёков на то, чтобы они нашли их с гарантией.

Пётр мастерски составил статью таким образом, чтобы его или редакцию «Вестника» нельзя было привлечь по обвинению в клевете.

— А теперь закрой свой рот и слушай меня, — произнёс я. — Через пару минут я выйду из твоего кабинета. Можешь посидеть и подумать над своим поведением, но только не очень долго. Думаю, пяти или шести минут на то, чтобы осознать всё в полной мере, тебе хватит. После этого ты встанешь, оденешься, поедешь и отзовёшь иск против своей бывшей жены. Это раз. Формулировку для отказа сам придумаешь. Можешь написать, что понял, каким убогим куском дерьма ты был, всё осознал и хочешь исправиться. Мне плевать. Но до семи часов вечера твоё заявление об отзыве претензий должно быть зарегистрировано…

— Или что? — тут же набычился он, чем, признаюсь, меня несколько удивил.

— Ты совсем тупой? — с искренним любопытством спросил я его. — Или что? Майорские погоны тебе дали только за то, что ты в свою пустую голову еду клал и вовремя понял, чью именно задницу лизать надо? Нет? Вот тогда заткнись и слушай дальше. Как только ты это сделаешь, поедешь и переоформишь все документы в пользу своей бывшей жены и перепишешь на неё вторую половину…

— НЕТ!

Его вопль был настолько громким, что его, наверное, должны были услышать все, кто находился сейчас в приёмной перед кабинетом.

Так-то они и услышали. Только внимания не обратили. Ведь я их очень убедительно попросил этого не делать.

— Ну нет так нет, — вздохнул я. — Тогда посмотрим, что скажут твои коллеги касательно двух квартир, которые ты записал на свою пожилую мать. И ещё одной машины, на которой ты ездишь по выходным и содержишь, но вот записана она на твою пожилую тётку по отцовской линии. О, кстати! Совсем забыл. Как насчёт двух банковских счетов, открытых на их же имена, куда ты складывал свои деньги все эти годы?

Достав из кармана небольшую выписку, я положил её прямо перед ним. Потапову хватило примерно трёх секунд, чтобы узнать в отпечатанных на бумажке цифрах два дебетовых банковских счёта с довольно-таки внушительными суммами на каждом.

Между прочим, мне пришлось отдать Пинкертонову тридцать пять тысяч, чтобы он нарыл всё это. Так ещё и ежедневных расходов на шесть кусков. Зато через три дня вся эта информация была у меня в кармане.

— Так что? — спросило я его. — Будешь дальше слушать? Или мне сходить в налоговую с этой информацией? Уверен, их очень заинтересует, откуда у двух пенсионерок, никогда не имевших больших средств, вдруг оказались подобного рода активы.

Его злое молчание и растерянность в застывшем взгляде были более чем красноречивым ответом.

— Прекрасно. Раз мозги у тебя ещё работают, слушай дальше. После того как ты переоформишь квартиру, ты прекратишь донимать её. Никаких больше проверок из службы по попечительству. Никаких звонков и преследований. Узнаю, что ты хотя бы один шаг в их сторону сделал, даже просто посмотрел недобрым взглядом, я тебя уничтожу. Ты меня хорошо понял?

Вижу, что понял. У него просто не осталось других вариантов.

Встав со стула, я пошёл на выход. Но уже у самой двери услышал то, что и ожидал.