— Работа, — вздохнул я, лениво пройдясь вдоль его стеллажей.

— Аналогично.

— Новое дело?

— Да, Александр, — сказал он, не вдаваясь в детали. Ну и ладно. Сам понимаю, что это меня не касается.

Повернулся. Посмотрел на него. Не обращает на меня внимания, погружённый в работу. Даже стыдно немного стало за то, что пришёл тут такой. Отвлекаю его… Хотя ладно, на самом деле, не так уж и стыдно.

Прошёл к тому месту, где Лазарев хранил напитки и, быстро глянув по бутылкам, нашёл взглядом ту, в которой плескался бурбон. Тот самый, дорогущий, которым он уже как-то раз меня угощал. Налил напиток в два бокала, после чего прошёл через кабинет.

Поставил с тихим стуком бокал на свободный от бумаг пятачок на столе.

Похоже, только сейчас он понял, что я нахально в его личном баре покопался.

— Теперь ты уже среди моих запасов без разрешения роешься? — не удержался он от усмешки и посмотрел на наполненный янтарной жидкостью бокал.

— О, ты даже не представляешь, что будет дальше. — Я шутливо отсалютовал ему своим и сел в кресло.

— Заинтриговал. И? Что же это будет?

— То, что бывает крайне редко. Я хочу спросить совета, — честно признался и сделал глоток.

Бурбон обжёг нёбо. Покатав напиток на языке, проглотил его, позволив тому огненной каплей пронестись по горлу.

Сказать, что мои слова удивили Лазарева — значит не сказать ничего.

— Ладно, не ожидал, — искренне признался он и, откинувшись в своём кресле, взял бокал. — Не припомню, чтобы тебе раньше требовались мои советы.

— Раньше ситуации такой не возникало, — пожал я плечами. — И это не столько даже совет, сколько вопрос. Насколько далеко я могу зайти?

— В каком смысле?

— В прямом, — ответил я. — Я знаю, что будет дальше. К утру буду точно знать, кому именно пришло в голову сменить сторону. Всё решится на перекрёстном допросе…

— Ты не сможешь решить дело за один допрос, — уверенно произнёс Лазарев. — Настя рассказала мне об иске и о том, в чём именно обвиняют Уткина. Мы сейчас не будем вспоминать, что это правда и она вскроется на процессе. Это и так понятно. Калинский выведет дело в парадигму: его сын некачественно сделал работу, отец прикрыл его, подделав записи в журнале, из-за их действий пострадали люди и, уверен, груз. Как только суд признает их точку зрения, а он признает её справедливость, основное дело можете закрывать. Едва Калинский принесёт туда положительное заключение в свою пользу, как оно развалится и ваш групповой иск отклонят.

— То есть ты нас уже похоронил, — сделал я вывод.

— То есть я умею видеть суть, Александр, — тут же поправил он меня. — А суть такова, что ты не сможешь прикрыть своего клиента от этих обвинений. Даже если попытаешься развернуть всё в сторону недоказанного мошенничества со страховкой.

Он сделал глоток и покачал бокал в пальцах, несколько секунд глядя на то, как бурбон оставляет разводы на прозрачном, как слеза, стекле.

— Тут отчасти есть и моя вина. Мошенничество со страховкой не предполагалось. Как и участие Калинского. Как и косяки вашего капитана…

— Во всех делах бывают непредвиденные обстоятельства, — хмыкнул я, но он на это не повёлся.

— Одно дело — обстоятельства, Саша. И совсем другое — когда, начав с одного процесса, ты проигрываешь во время другого.

Нет. Он меня не понял.

— Ром, кажется, ты неправильно трактовал мои слова, — медленно произнёс я, глядя на то, как бурбон плещется в бокале в такт движениям покачивающих бокал пальцев. — Я не имел в виду, как далеко я могу зайти перед тем, как остановится и признать поражение.

— Прости?

— Я хочу знать, насколько жёстко могу себя с ними вести. В рамках взаимодействия с нашей фирмой, разумеется.

— Поясни, — попросил он.

— Ты ведь понимаешь, в какой сейчас ситуации мы находимся? — спросил я его, и Лазарев кивнул. — Это бесплатное дело. Всё начиналось с того, что нам надо было отбить для экипажа их зарплаты, а теперь всё превратилось практически в уголовное. Они пытаются играть нечестно. Я тоже так хочу.

О! Кажется, он удивился.

— Забавно, что ты спрашиваешь у меня на это разрешение, — усмехнулся он.

— Ну ты же знаешь поговорку, — улыбнулся я ему. — Чем наглее адвокат, тем меньше шансов у правды.

— А ещё я слышал поговорку, что если адвокат слишком сильно уверен в себе, то, скорее всего, за его наглостью больше ничего нет, — тут же ответил мне Лазарев. — Я не могу разрешить тебе переступать через закон, если ты это имеешь в виду.

Ну конечно же. А как ещё он мог мне ответить? Ни один нормальный начальник не может позволить своему подчинённому такие вещи. В открытую, разумеется. Если что-то делать, то на свой страх и риск. Победителей не судят, как говорится.

Так что в ответ на это я просто кивнул.

Видимо, этого ему оказалось достаточно. Он понял, что я понял, что он… Ну, в общем, понятно.

— Итак, — произнёс Лазарев, когда мы пришли к этому молчаливому соглашению. — Что тебе нужно? Для победы, я имею в виду. Ресурсы, которые тебе потребуются, я предоставлю.

— Мне нужен Розен, — сказал, немного подумав. — И ещё несколько человек, чтобы бегать по инстанциям. Плюс помощь административного отдела.

— И чего ты хочешь этим добиться?

А вот тут долго думать над ответом мне не пришлось. Казалось бы, чего мне париться. Небольшая фирма. Возят грузы. Мошенничают со страховкой понемногу. Дело-то бесплатное. Ерунда же…

Нет. Без разницы, насколько мал твой противник. Это не имеет значения. Победа — это когда ты стоишь поверх его обгорелого и искалеченного трупа.

— Я хочу поджечь землю у них под ногами.

Вот уже второй раз он приходит сюда за три дня. Правда, в этот раз новый визит отличался от предыдущего. Теперь его пропустили в холл, позволив беспрепятственно пройти через турникеты прямо к лифтам.

Однажды он уже бывал тут. Приходил, чтобы сделать потрясающее предложение. Но её тупой брат не смог увидеть весь возможный выигрыш. Потенциальная прибыль была бы огромной. Но ему не хватило смелости переступить через идиотские правила.

А в итоге из-за этой обидчивой аристократической суки и её чистюли-брата он потерял так много.

Лев поморщился от этих мыслей, глядя, как сменяют друг друга номера этажей здания на панели лифта.

Через тридцать секунд цифры замерли на отметке шестьдесят семь, и двери лифта открылись. Калинский спокойно, будто находясь у себя дома, вышел из лифта и направился к дорогой и широкой стойке небольшой приёмной, что находилась прямо на выходе из лифтового холла.

Подойдя ближе, он постучал пальцами по поверхности стола, привлекая к себе внимание сидящей за стойкой молодой девушки с распущенными рыжими волосами.

— Лев Калинский, — произнёс он. — У меня назначена встреча.

Девушка подняла глаза на него. Он к этому привык. Знал, что хорош собой. Постоянные тренировки в спортивном зале. Дорогая одежда. Стильная причёска с укладкой. Он тратил много сил на то, чтобы выглядеть идеально. Каждый день. Каждую проклятую секунду. Чтобы люди, встретив его, видели это. Чтобы думали о том, насколько он может быть успешен, раз выглядит настолько хорошо.

И, как правило, в общении с женщинами эти усилия вознаграждались сторицей, принося ему восторженные взгляды и жаркие ночи.

Впрочем, сейчас всё, что он получил, — просто короткий и беглый осмотр. Рыжая глянула на него, после чего быстро сверилась с лежащим рядом с её правой рукой списком.

— Да. Анастасия Павловна вам её назначила. Просила передать, что ждёт вас во втором конференц-зале. По коридору. Третья дверь с правой стороны.

Произнеся это, она дежурно улыбнулась и… больше ничего. Но не это так сильно покоробило Калинского, как её слова.

Анастасия Павловна вам её назначила… Дрянная сучка. Лев не удивился бы, если они с этой рыжей шаболдой оказались закадычными подружками. Оно и логично. Кто-то повлиятельнее этой секретарши ей в друзья и не подошёл бы.