Потому Минск и казался просто забитым людьми. Такая ситуация сейчас была во всех крупных городах. Край неплохо так тряхнуло, и люди поумнее решили отсидеться в своих городских домах или у родни. Мятежники тоже далеко не душки, и с радостью выметают из поместий оружие с провиантом. Заодно не брезгуют брать деньгами, которые «исключительно добровольно» жертвует шляхта и зажиточные граждане.

Даже минский дом Козелл-Поклевских был занят, если так можно выразиться. Моя тётка по отцу, вместе с семьёй, остановилась в нашем особняке, дабы переждать бурю. Забавно было видеть реакцию родни на мою форму. Но пани Катарина от политики была далека, жила достаточно скромно с тремя дочками-погодками. Муж её недавно умер, не оставив особого наследства. Я, наоборот, предложил тёте не стесняться и жить в особняке сколько нужно. Не факт, что её поместье не пострадает. А здесь, всё-таки, столица губернии. Плюс, есть шанс пристроить старшую, которой скоро исполнится шестнадцать. Не все шляхтичи мужского пола ринулись воевать с царскими властями, многие решили переждать. Поэтому женихов в Минске хватало. Да и офицеров тоже нельзя сбрасывать со счетов. Так что матримониальным планам тётушки есть где разгуляться.

После двух дней отдыха, я получил приказ из Вильно, дождался казаков Денисова и выдвинулся в Гродно через Лиду. Именно в этом городе у нас и состоялся разговор с поручиком. Мы неплохо так отобедали в ещё недавно мятежном городке. Сейчас Лида наводнена русскими войсками, которые отсюда распределятся по другим населённым пунктам. Вот после плотного обеда и распития вина из моих личных запасов, Варлам начал щекотливый разговор.

-Меня покоробили ваши слова о том, что с преступниками и убийцами вы намерены поступать максимально жестоко. Пока не увидел повешенных крестьян и изнасилованных девок, то думал, что бунтовщики — обычные бузотёры. Мол, дворянские детишки играют в неповиновение. Не ожидал я такой звериной жестокости, которая ещё и направлена против православия. Это даже не мятежники, а какие-то оголтелые фанатики. А подобную скверну надо выжигать калёным железом, чем и занимается сейчас наш генерал-губернатор.

-Вот моя рука, — снимаю перчатку и подаю ладонь поручику, — Спасибо за понимание. Многие офицеры просто не хотят замечать очевидных вещей. Часть населения Края ненавидит нас на каком-то духовном уровне. При этом русские власти много лет якшались с католической церковью, которая вполне одобряет любые зверства. Здесь срослись националистические и религиозные интересы. И вы правильно сказали про скверну. Её нужно вытравливать всеми возможными способами, но не терять человеческого достоинства. Допрос захваченного пленного даёт возможность добить врага и сохранить жизни собственных солдат. Никогда, даже в мыслях, я не хотел мучить людей. Просто в той ситуации это было необходимо. Удивительно, что вы это понимаете.

Более мы этой темы не касались. Возможно, Денисов изменил своё отношение к некоторым аспектам ведения войны из-за своего казачьего происхождения. Всё-таки станичники особо с врагами не церемонились в ответ на запредельную жестокость. Мне в принципе всё равно, главное, что никто не будет учить меня воевать. А моралистов и чистоплюев вокруг хватает. По их мнению, поймать убийцу и отправить его на виселицу — нормально. Но сделать это нужно исключительно гуманно и не запятнав офицерскую честь.

-Что, простите?

Я очнулся от своих мыслей и наткнулся на весёлый взгляд генерала.

-У вас есть что добавить, поручик? Или, может, будут другие пожелания?

Это меня так подкалывают на предмет того, что я фактически вне юрисдикции местных гражданских и военных властей. Мандат подписан лично Муравьёвым, и даёт мне особые полномочия. Губернатору или генералу я приказывать не могу, но лишний раз со мной лучше не ссориться и всячески помогать.

-Для начала не мешает открыть дверь или окно, а то сидим как в бане, — откровенно дерзю большому начальнику, — А далее, я бы уточнил у господина капитана некоторые моменты.

Генерала, похоже, мой заход развеселил. Когда денщик приоткрыл два окна, он развёл руками, призывая меня продолжать. Остальные офицеры явно вздохнули с облегчением.

-Раз у нас соблюдается суворовская традиция, и слово сначала предоставляется младшему, то начну с главного. Я так и не услышал — где расположены основные базы мятежников? Посылать крупные силы в отельные деревеньки, реагируя на нападения небольших отрядов мятежников — всё равно, что стрелять из пушки по воробьям. Неужели у вас нет данных разведки?

-Наверняка вы нам поможете, господин поручик. У вас ведь есть все необходимые данные? — зачем-то влез в разговор жандармский майор, — Может, расскажете нам ещё про вашего однофамильца, оказавшегося среди мятежников.

А вот это он зря. Я и так три дня сдерживался, дабы не изображать из себя самого умного. Но теперь молчать точно не собираюсь. И, прошу заметить, что не я это начал!

-Начнём с того, что в округе действует как минимум два моих однофамильца, как вы изволили выразиться, господин жандарм, — если бы голос мог замораживать, то майор моментально превратился в ледяную статую, — Плохо, что у вас нет более достоверных данных. Оно и немудрено. Первое, что сделал наш отряд по приезде в город — это разведка. Двух агентов бунтовщиков мы поймали чуть ли не на улицах Гродно. Они сейчас сидят в нашей казарме, рекомендую их забрать — может, узнаете чего-то новое. И вы верно заметили, что мне известно расположение основных отрядов мятежников. Только вам я о них точно не расскажу, уж слишком подозрительно беспечно ведут себя жандармы. Мало того, что среди крестьян не распространяется новый указ Его Превосходительства, который принёс немало пользы в других губерниях. Так, во вверенной вам губернии, среди повстанцев наибольший процент этих самых крестьян. Я уж молчу про то, что жандармерия совершенно не помогает новому губернатору и его канцелярии. Все решения властей саботируются чиновниками младших рангов.

По мере того, как до майора доходили мои слова, он стремительно менял цвет с красного на белый. Далее офицер начал дёргать жёсткий воротник кителя, явно пытаясь ослабить его давление на шею. Остальные офицеры уже не улыбались. Я — молодой выскочка, по их мнению. Вот только мой отряд сюда направлен лично Муравьёвым, и он не подчиняется никому из местных.

Что касается агентов, то я немного слукавил. Мы знали, где искать, нагрянув в небольшой домик на окраинах города. Затем, по горячим следам, аккуратно взяли несколько агентов. Всего получилось шесть человек, но на суд общественности я решил предоставить двоих. Они знали больше, и были готовы делиться информацией с властями. Остальным немного не повезло, пусть земля будет им стекловатой. Что касается Козелл-Поклевских, про которых упомянул жандарм, то всё истинная правда. Ян и Винцент не стали лезть на рожон, перебросив свои отряды в Городенскую губернию. Хотя, по Яну есть вопросы — он вроде сейчас на территории Царства Польского.

Здесь вообще была достаточно мощная группировка мятежников, стянувших силы со всего Края, плюс активно действовало подполье — практически в каждом крупном населённом пункте. Оттого я так и взъярился на майора, что столкнулся со стандартной картиной. Обычное русское разгильдяйство, ещё и в условиях откровенного саботажа со стороны чиновников. Муравьёв сменил всех шестерых губернаторов на подвластной ему территории. Но за столь короткий срок прибывшие чиновники просто физически не могли провести люстрацию. Польский элемент во властных структурах губернии был силён, и не скрывал своего отношения к России. Тем сильнее я бы удивлён фактическому бездействию жандармерии.

-Мне не совсем понятны ваши слова про поддержку мятежа со стороны крестьян, — нарушил воцарившееся молчание Манюкин, — Проясните ситуацию, если вы действительно в курсе.

Генерала понять можно. Захарий Степанович в гражданские дела не лезет, у него иные задачи. Только он человек неглупый и прекрасно понимает, что такое партизанская война при поддержке крестьянства.