-Вам надо напрямую писать Его Величеству и максимально сгустить краски. Потворство мятежникам со стороны нашего союзника — абсолютно неприемлемая ситуация. Если вмешается сам император, то Берлин дрогнет и сразу сменит стратегию. Слишком много в прусской политике сейчас зависит от расположения России. Нам только это и нужно. В этом случае, мы задавим мятеж в ближайшие два месяца. Лишь бы дороги высохли, чтобы появилась возможность быстро перебрасывать крупные силы и отрезать шайкам пути отхода.

-То есть вы просите пойти меня на подлог? Мне кажется, что это чересчур! Про возможную конфронтацию с князем Горчаковым я уже молчу.

Не дав Муравьёву вспылить, пытаюсь иначе сформулировать свои мысли. Всё-таки мой откровенный подход и выражения, излишне резки для восприятия в этом времени. Мне просто повезло с начальником и его окружением. Они привыкли к подобным эскападам, хотя периодически нервно реагируют на некоторые мои умозаключения.

-Надо просто донести до Его Величества больше информации. В том числе, про опасность сохранения очагов сопротивления на территории Пруссии. Какой смысл в нашей борьбе и жертвах, если через границу будет идти постоянная поддержка идей сепаратизма? Бунт нужно давить прямо сейчас, используя все возможности. Пусть остатки мятежников сидят в Парижах с Лондонами и гавкают оттуда. Главное — калёным железом выжечь крамолу в Крае, и уничтожить рассадники агитации у наших границ. Просто надо объяснить императору, что полумерами здесь не обойтись.

Муравьёв проводил взглядом своих молодых помощников только что покинувших библиотеку, и некоторое время молчал. Затем что-то решив для себя, обратился к Красникову.

-Что скажешь Павел? Речь о нашем юном и весьма необычном друге. Не кажется ли тебе, что его странности переходят все допустимые границы?

-Я давно перестал обращать внимание на своеобразную манеру корнета рассуждать и делать выводы. Вы сами просили присмотреться к нему и понять, что он за человек, — усмехнулся майор, — Можно с уверенностью сказать, что Иосиф не враг и не провокатор. Если рассматривать все действия Козелл-Поклевского, то я бы хотел видеть подобное рвение и задор у всех офицеров округа. Чего стоит только идея с этим мобильным отрядом. До этого корнет передал нам ценную информацию и помог раскрыть несколько опасных кружков и ячеек. К мятежникам он беспощаден, даже излишне жесток. При штурме особняка, и преследовании шайки, Иосиф проявил личную храбрость, что отметили офицеры и нижние чины. Думаю, это заслуживает всяческого поощрения и даже награды.

-Указ о присвоении корнету следующего звания и Анны IV степени уже готов. Здесь спорить глупо — заслужил. И не только лихостью, но и умением думать, — произнёс Муравьёв, — Но смущают меня его рассуждения. Будто разговариваешь с более зрелым и опытным человеком, если не сказать больше. В разного рода мистику я не верю, поэтому стараюсь воспринимать Иосифа просто как необычного юношу.

-Мне кажется, что лучше оставить всё как есть. Человек явно на своём месте и приносит пользу державе. Проверку корнет прошёл, и ждать от него предательства не придётся. Так лучше использовать все его сильные качества и лишний раз не трогать. А из его рассуждений надо извлекать пользу. На моей памяти, он ещё ни разу не ошибся.

-Я подумаю, — тихо ответил генерал-губернатор.

[1] Англо-франко-испанская интервенция в Мексике, известна также как Франко-мексиканская война, Вторая французская интервенция — вооружённая интервенция Великобритании, Франции и Испании в Мексику, вызванная временным прекращением платежей по мексиканским иностранным долгам. Продолжалась с 1861 по 1867 год и завершилась победой мексиканского правительства Бенито Хуареса.

Глава-13.

«Когда до меня первый раз дошли слухи о вашем предательстве, то я просто рассмеялась в ответ на клевету. Но затем пришло письмо от моей тётушки из Вильно, которое стало настоящим ударом. Я до сих пор не могу поверить в то, что вы заняли сторону сатрапов и угнетателей нашего народа».

Чтобы совсем не загрустить, решаю ещё раз проверить свои револьверы и начинаю их разбирать, дабы почистить. Местный климат, особенно в это время года, не самая лучшая среда для металлических частей оружия. Я даже не вставлял патроны в барабан, так как бумага подвержена влаге. Унитарный патрон с латунной гильзой ещё не появился, насколько мне известно. Поэтому приходится беречь боеприпасы, невзирая на опасность оказаться без огнестрела в самый нужный момент.

Дочистив первый револьвер, достаю из кобуры второй. Но никак не могу сосредоточиться, так как думаю исключительно о недавно полученном письме. Надо же такому случиться, что Фредди, который задержался в Вильно, привёз корреспонденцию именно к такому моменту. Кроме пакета от Муравьёва и каракуль моего еврейского компаньона, мне передали конверт, который ещё хранил запах духов одной молодой особы.

«Мне было так плохо, как никогда в жизни. Хорошо, что родственники вовремя разобрались в ситуации и поддержали меня. И я с ними полностью согласна. Иуда не может быть причиной моих переживаний. Только мне от этого не легче».

Навожу красоту на второй образец французского оружейного гения и решаю заняться зарядкой. Достаю из водонепроницаемого чехла патроны и начинаю вставлять их в барабан. В голове же продолжает звучать голос Агнешки.

«Вся Польша в едином порыве встала на борьбу с русской тиранией. В Варшаве нет ни одного человека, кто не поддерживает борцов за свободу. И вдруг они узнают, что мой избранник — предатель! Как мне смотреть в глаза родственников и друзей? Ведь в этот момент их мужья и братья бьются с царскими войсками, не жалея своих жизней».

Под удивлёнными взглядами солдат, пытаюсь по-ковбойски крутануть револьвер. Но у меня ничего не получается. Может, руки кривые или пистолет излишне тяжёлый.

«Юзек, я не знаю, как мне дальше жить! Как ты мог? Почему? Зачем? Я не хочу верить в происходящее».

Когда я прочитал письмо в первый раз, мне показалось, что на желтоватой бумаге видны слёзы Агнешки. В том момент моё сердце предательски сжалось. Меня охватило спонтанное желание бросить всё и рвануть в Варшаву.

Конечно, всё это полный бред и отголоски личности прежнего Юзефа. Только легче почему-то не становилось. Я пытался занять себя работой, хотя это помогало не всегда. Зато под Вильно появилась полноценная полоса препятствий и площадка со спортивными снарядами, где тренировалось всё больше солдат. Её я преодолевал с упорством фанатика, пока не валился с ног от усталости. Главное — не думать об Агнешке. Зато члены мобильной группы прониклись моим упорством и старались не отставать.

Показателен был разговор с Лосевым. Не знаю, что за фрукт этот подполковник, но он не перестаёт меня удивлять.

-Мы с сослуживцами обдумали ваши слова о необходимости штурмовых отрядов, в связи с радикализацией некоторых антигосударственных группировок. Все сошлись во мнении, что вы абсолютно правы.

-Вы хотите прислать своих людей на обучение? Но у меня просто нет времени, чтобы помогать жандармам, — я немного растерялся от заявлений подполковника.

-В этом нет никакой необходимости. Вы обучаете солдат, которых сами выбрали. Значит, это достойные воины, судя по восхищённым отзывам нашего общего друга поручика Денисова. После подавления восстания необходимость в подобном отряде исчезнет. Только глупо терять подобных людей, которые вернутся в пехотную часть. Думаю, мало кто из них откажется перейти в ОКЖ.

Какой продуманный дядечка. Я-то не против. Если у жандармов появится нормальный штурмовой отряд, то это сохранит множество жизней. Только обычные нижние чины — не самое главное. Нужна система и грамотная школа, которой просто неоткуда взяться. Не удивлюсь, если Лосев замахнулся и на мою персону. Но меня пока не тянет в опричники, хоть ты тресни. Наверное, это отголоски моей бурной молодости, когда ментов и прочих правоохранителей, мягко говоря, не уважали. Только жандарм смог удивить меня ещё раз.