Захватив с собой ящики с оружием и имуществом, Эмин-паша с офицерами и телохранителями, отправился на встречу. Мамба уже ждал его. За его спиной стоял суровый военачальник, из племени амхара, что проживает в Абиссинии, его суровое и бесстрастное лицо не отражало никаких эмоций. Только глаза внимательно смотрели на Эмин-пашу, носившего очки, из-за сильно ухудшившегося зрения. Эмин-паше очень кстати подошло бы насмешливое выражение «Четыре глаза, и ни в одном нет совести», прекрасно обозначающее его двойную сущность.

— Я выполнил твоё условие, команданте!

— Я тоже, и привёл своё войско, — Мамба махнул рукой в сторону лагеря, раскинувшегося невдалеке.

Эмин-паша крикнул носильщиков, и те поставили ящики со снаряжением перед чернокожим вождём, поочерёдно их открывая. Мамба повеселел, разглядывая комплекты заказанной одежды. Дошла очередь до последнего ящика, в котором были уложены фетровые кепки. С недоумением глядя на кепки, разложенные аккуратными стопками, он поднял озадаченный взгляд на Эмин-пашу, тот только пожал плечами.

Достав одну из кепок, он надел её на голову ближайшего к нему телохранителя. Несколько секунд длилось тягостное молчание, а потом его разорвал громкий смех Мамбы.

— Вот, уроды!!! Мы значит, обезьяны чернокожие, а не люди. Ой, ха-ха, не могу, смешно, подкололи, так подкололи. Вот же, суки! Ну ладно, я вам покажу попозже, где раки зимуют. Поиграете вы не на своих волынках, а на похожем, но более отвратном, инструменте, типа флейты… кожаной.

Отсмеявшись, он приступил к дальнейшему осмотру полученных ящиков, и сразу наткнулся на комплект хирургических инструментов, это изрядно обрадовало его. Их он аккуратно положил обратно в жестяной ящик, и передал одному из своих телохранителей в руки.

То, что происходило дальше, Эмин-паша старался не вспоминать, не желая будить неприятные ассоциации. Это был цирк, но какой-то неправильный. Поочерёдно доставая, покрытые лёгким налётом ржавчины, винтовки, а потом, сабли, штыки, ножи, и прочие колюще-режущие предметы, он матерился на всех известных ему языках, прыгая и бегая вокруг них.

Он, то тряс ржавой винтовкой перед глазами его офицеров, то перед ним, буквально выплёвывая в лицо слова огорчения и возмущения. То швырял ржавые, либо истёртые, ножи, во все стороны, ни мало не заботясь об их судьбе, то бегал, как укушенный змеёй, взывая ко всем богам, а то, просто сидел перед раскрытыми ящиками, выкладывая из них всё более, и более любопытные образцы человеческого цинизма и жадности.

Некоторые слова, произнесённые на английском, Эмин-паша понимал, и их значение ему не понравилось. Апогеем всего происходящего, было вскрытие ящика с пистолетами. Вытащив из него дамский короткий револьвер, Мамба застыл, а его брови встали торчком.

— Это что такое?

— Револьвер, — уставший от этого цирка, ответил Эмин-паша, и добавил, — дамский.

— Я похож на даму? — спросил Мамба, и его взгляд красноречиво опустился ниже пояса, где его детородный орган оттопыривал ткань.

— Команданте… давайте не будем нагнетать атмосферу. Я доложил своему руководству о целесообразности нашего с вами сотрудничества. Но, не всё в моих силах. Идёт война, оружия не хватает, всё найденное на складах, было немедленно передано мне, и доставлено вам. Любой другой вождь, был бы рад до безумия, а вы ищите во всём подоплёку. Не хорошо-с!

В ответ на эти слова, Мамба резко успокоился, прищурив свои чёрные глаза, белки которых налились кровью. Повертев в руках дамский револьвер, он откинул маленький барабан, заглянув в его пустые каморы. Зачем-то встряхнул его, защёлкнул на место барабан, а потом, кинув в ящик к остальным, отдал приказ своим людям, забирать всё полученное имущество.

— Я понял вас, Эмин-паша!

— Не надо расстраиваться, вождь, вы получили целых пятьсот винтовок, пускай и старых, но ещё годных к стрельбе. Если ваши войска будут самоотверженны, и помогут в победе над махдистами, вы получите другие, уже новенькие винтовки, и в гораздо большем количестве, и ещё много чего, для успешной борьбы с общим врагом.

— Угу. И когда мы выступаем?

— Завтра, на рассвете.

Мамба и его люди развернулись и ушли, забрав с собой все ящики. А Эмин-паша отправился к своему отряду. Один из его офицеров немного задержался, рассматривая фигуру чернокожего вождя, а особенно, кинжал, болтавшийся у него на поясе. Видно было плохо, убедившись в этом, офицер поправил пробковый шлем, и заспешил вслед за остальными.

— Сволочи, какие же они сволочи! Моральные уроды, использованные резиновые изделия, выкинутые на помойку, вот кто они, а также, циничные гады и лицемеры!

Надо брать золотом, внезапное озарение пришло ко мне. Всегда и везде, у англосаксов надо брать деньгами, и только ими, они всё равно обманут, но не так сильно. А вот жажду наживы, и личное обогащение, они приветствуют и понимают.

Ну а деньги, деньги можно потратить не на баб, комфорт и роскошь, а на то же оружие, купив его у других стран, не таких подлых, как Великобритания.

— Жало, Жалоооо! Где ты, мелочь пузатая!

Пигмей, к которому я обратился, лишь недовольно поморщился, он единственный, кто смог без последствий, пережить стресс отсутствия джунглей вокруг, в которых жил все время, и чувствовал себя там, как рыба в воде. Остальные, либо погибли, либо вернулись обратно, не в силах бороться со страхом больших пустых пространств.

— Давай, строй своих горячих парней, будем раздавать подарки и вооружать их.

Услышав радостную весть про подарки, все его воины, наперегонки, бросились ко мне. Только выстрел в воздух, несколько охладил их пыл получения «халявы».

Вытаскивая винтовки по одной, я приступил к раздаче. К каждой шёл, либо штык, либо сабля, в отсутствии оного. Эх, мать, перемать. Периодически я матерился, сквозь зубы, доставая очередной «раритет». Но ничего, какие воины, такое оружие.

Как говорит народная пословица «Каков поп, таков и приход». Раздав все винтовки, уже ближе к вечеру, я, поковырявшись в ящике с пистолетами, откопал короткоствольный револьвер, в хорошем состоянии, и торжественно вручил его пигмею Жало, научив, как из него стрелять, найдя к нему патроны в другом ящике.

Мои десятники, из стрелковой тысячи, уже давно тренировали диких подопечных стрельбе из полученных винтовок, оторванных от широкого и доброго сердца английского правительства. «Эх, старая, добрая Англия, воспетая Ричардом Киплингом, и Конан Дойлом. Я грущу по тебе!»

Воздух оглашал громкий треск винтовочных выстрелов, а потом, и грохот разорвавшегося ствола, одной из них. Старое оружие показало себя во всей своей красе, изуродовав лицо стрелявшего.

Эмин-паша, в своём походном шатре только усмехнулся, узнав об этом. Процесс пошёл, и его не остановить. Чёрное пушечное мясо готовилось погибнуть, во славу Британской империи, ну а он, а он получил заманчивое предложение, от правительства другой страны, от которого не смог отказаться. Но это будет позже, а сейчас надо выиграть предстоящий бой.

Утром оба отряда двинулись в поход одновременно. Следуя параллельно друг другу, на расстоянии, примерно, с километр. Ни египетские солдаты, ни чернокожие аборигены, не горели желанием двигаться вместе, в едином строю, и это всех устраивало.

Так они сделали два дневных перехода. До станции Ладо, бывшей сильным укреплённым пунктом, их отделял один дневной переход. Ночь опустилась над лагерем, когда мимо часовых прошмыгнула неясная тень. Покрутившись по ночному лагерю, и не вызвав ни у кого подозрений, тень дождалась середины ночи, и пробралась внутрь походного шатра Эмин-паши, воспользовавшись разгильдяйством часовых.

Эмин-паша ещё не спал. Порыв ветра колыхнул пламя свечи, и прямо перед ним внезапно возник смуглый туземец, из племени фур. Эмин-паша выхватил револьвер, направив его на незнакомца. Тот опустил зажатый в руке кинжал, и демонстративно вложил его в ножны.

— Я от шарифа Аль-Максума, — произнёс он.

— Что тебе нужно, — настороженно спросил Эмин-паша, не отпуская револьвера.