— Нет пока, но ищем, — медленно ответил Феликс, приводя свои мысли в порядок, — мои деловые партнёры заинтересованы в этом.

— Да? Тогда ладно.

— А вам, Феликс, надо бы покупать пароход, — решил я дать дельный, с моей точки зрения, совет.

— Думаю, тех денег, что вы выручили на моей простоте, вам хватит с лихвой. А то знаете, мало ли что. А у вас свой корабль будет.

— И я бы хотел в будущем приобрести орудия! Нет, старьё мне не нужно. Мне нужны новейшие Крупповские орудия. Желательно, семидесятимиллиметровые, или, как они правильно у вас называются, трёхдюймовые. Я слышал, самыми лучшими считаются горные?

— На орудия у вас денег не хватит, и пока их вам не продадут. И я совсем забыл передать вам слова его превосходительства губернатора Камеруна: — «Мы будем иметь удовольствие, если вы сможете защитить свои территории, и захватить прилегающие территории французов и бельгийцев».

— А…, ну да…, ясно, почему бы и нет!

— Да, он ещё просил добавить, не хотите ли вы принять княжеский титул, став главой всего вашего народа, а потом и стать князем, а то и выше, всего бассейна Конго и Убанги.

— Я подумаю.

На этом мы расстались. Дав друг другу достаточную пищу для размышлений, и повод для многих мыслей. Вернувшись обратно в свой лагерь, мы стали собираться, каждый в свою сторону. И тогда ко мне подошёл Момо, и вполголоса сказал, что один из наёмников Штуббе, брался за моё копьё, как его ни предупреждали не делать этого. За это стоило жестоко наказать.

Выбрав время, когда все были заняты, а этого наёмника отвлекли, я воспользовался моментом, и плеснул несколько капель яда в его баклажку с водой. Было жарко, и его фляжка почти опустела, а потом была случайно затоптана в наигранной ссоре, с одним из моих воинов. Это было сделано для того, чтобы он не смог никого из неё угостить водой.

Через пару часов, оба отряда собрались, и ушли в противоположные стороны. Мой, нагруженный вещами и оружием, в сторону Баграма, а отряд фон Штуббе налегке, и на плотах, в сторону Камеруна, медленно двигаясь против течения, они вскоре скрылись из вида.

Ещё через три часа, наглый наёмник умер в диких муках, показав всем, как не надо поступать с команданте Мамбой, и трогать его вещи. Его труп был сброшен в реку, а смерть стала дополнительной пищей для размышлений, как всей команды, так и его самого Феликса, особенно после того, как он в расспросах узнал о необдуманных действиях, и неуёмном любопытстве своего бывшего подчинённого, проявленном в лагере Мамбы.

Путь в Баграм выдался нелёгким, но благополучным. Местность, по которой мы проходили, была на редкость густо населена, благодаря плодородной почве. Джунгли сменялись редколесьем, а оно, в свою очередь, гористой местностью. Часто попадались заболоченные участки небольших речушек, нёсших свои воды в Уэле, и в другие места.

Редчайшие деревья, растения, и насекомые, приветствовали нас повсюду. Но если растения обогащали мои познания, то по части насекомых, я был не доволен их навязчивым вниманием, и с огромной радостью отказался бы от их общества.

Исключение составлял, разве что, великолепный экземпляр огромного жука, бывшего эндемиком этих мест. Жужжа как самолёт, шедший на посадку, он сел на лист ближайшего дерева. И был безжалостно снесён с него древком копья, схвачен, и заточён в пустую тыкву, с соком лианы ландольфии, которая выделяет молочно-белую массу, впоследствии застывающую в темно-коричневый каучук.

Разнообразные бабочки, всем своим видом напоминали, какой красивой может быть жизнь. В том числе, и в Африке! Великолепные пейзажи, достойные кисти великих художников, проходили перед моими глазами, оставляя в душе лёгкую грусть, и добавляя горечь утраты в сердце.

Я подолгу не ложился спать, сидя возле ночного костра, и неподвижно глядя на пляшущие язычки пламени, похожие на огненных мотыльков. События моей жизни мелькали в их непрерывном танце, даря отдых измученному сердцу, и снова ожесточая его своим напоминанием о допущенных ошибках, и неправильных поступках, совершённых мною.

В такие моменты, никто не решался приблизиться к моему, одиноко горевшему во тьме, костру. Нет, я не собирался никого ни кусать, ни, тем более, убивать. Просто мои товарищи и соратники, дети дикой природы, прекрасно чувствовали, что творится в моей истерзанной душе, и старались не попадаться мне на глаза, когда я был в подобном состоянии.

В это время я часто думал, ради чего я живу, и зачем, вообще, мне жить. У меня была любовь, а я не заметил её, а когда понял, то тут же потерял. Месть, пришедшая ко мне вместо любви, не давала покоя, но и не приносила облегчения. Великие свершения? А зачем они мне, и ради чего, и кого, я должен был их делать?

— Женщины, как таковые? Алкоголь? Охота? Сокровища? Власть? А зачем они мне?

Всё это временно, и приносит только боль утраты, и понимание ненужности проходящей мирской суеты. Посмотрев в звёздное небо, на прекрасные, в своей недоступности звёзды, холодно перемигивающиеся в вакууме, я на мгновение застыл, погрузившись в созерцание величественного ничто.

Потом опустил голову…, вернувшись в мирское. Стрельнул угольком костер, выбросив вверх кучку огненных шмелей, взвившихся в ночной прохладный воздух небольшой стаей. Взгляд упал на копьё. В свете теней, падающих от пламени костра, бунчук, состоящих из шкурок змей, как будто шевелился, создавая иллюзию жизни.

Жизнь шла своим чередом. Люди рождались и умирали, боролись за место под солнцем, блага и комфорт, положение в обществе. Да и просто, ради банальных животных инстинктов размножения и насыщения, став рабами гедонизма.

А я вспомнил слова великого француза — «Мы в ответе за тех, кого приручили». У каждого русского человека, неважно, негр он, или европеец, есть чувство долга. Оно есть у представителя любой нации, но у русских, оно развито сильнее всего. В особенности, долг перед Родиной.

Африка стала моей второй Родиной. Это произошло поневоле, не по взаимному согласию, но произошло. А значит, у меня есть долг перед ней, и перед всеми людьми, живущими на её необъятных просторах.

Я знал…, мне будет нелегко. Но, я буду идти. Придётся быть жестоким, неуступчивым, лживым, циничным. Но нет другого пути к поставленной цели. Я буду играть теми картами, которые вложила в мои руки судьба. И пусть, я не знаю прикуп, а о джокере нет и речи, я всё равно буду играть. Блефовать, путать карты, скидывая втёмную полученный прикуп, но я не выйду из-за карточного стола с названием Африка, пока не выиграю!

Мы проходили мимо селений, жители которых разбегались кто куда, при нашем приближении. Поймав кого-нибудь из них, я вёл доброжелательную беседу, объясняя, что мне требуются люди, и доводя до их вождей информацию о желательности заключения со мной военного союза.

На прощание мои воины совершали небольшое представление, в котором показывали свои превосходные бойцовские качества. Завершал я всегда свою содержательную беседу, с очередными аборигенами, словами: «Кто не со мной, тот против меня».

И кто не присоединится ко мне в течение трёх месяцев, и не пришлёт мне воинов в знак покорности, тот будет покорён, либо уничтожен, или изгнан с этих территорий. В одном из крупных селений, захваченных нами так быстро, что его жители даже не успели убежать, имея между прочим защитников, в лице вождя местного племени и его воинов. Мне было предложено поучаствовать в соревновании унганов, когда они поняли, что их никто не собирается убивать.

Собралась большая толпа. Мы остались здесь на сутки, чтобы весть о нас, и наших предложениях, разнеслась далеко вокруг. В бой не вступали, никого не убивали, но и связываться с нами никто и не собирался. Вечером я вступил в бой, но не с воинами этого племени мангбатту, одной из ветвей группы племён азанде, а с унганами окрестных племён. Прослышав обо мне, сюда стянулась целая когорта этих чудаков, со всех окрестных селений.