Рассказав о происшедшем, он сдался колониальным властям, готовый пойти под трибунал. Но никто не требовал от него такого шага. До Браззавиля уже дошла информация, из соседнего бельгийского Леопольдвилля, о полном разгроме, отряда майора де Брюлле, состоявшего из одних наёмников. И, пока не знали, что делать дальше, а тут ещё, и эпическое появление капитана Жовье, с остатками пятитысячного отряда, повергло всех в шок.

Находившийся здесь же, корреспондент французской газеты Le Figaro, Андре Жид, уже натёр себе мозоль, на безыменном пальце, записывая свидетельства очевидцев, иногда восклицая — «Боже, какой материал! Сенсация, это сенсация!»

Полковник Долизи, сидел, в это время, в окружении дикарей, не понимавших ни слова на французском, и с тоской думал о не выпитой бутылке «Курвуазье», так некстати оставленной у него дома. Если бы он думал о том разгроме, и сегодняшнем позоре, он сошёл бы с ума. А так, он всего лишь расстраивался, из-за не выпитой бутылки коньяка.

Его не связывали, это было ни к чему, ему просто некуда было бежать. Отовсюду приводили пленных тиральеров. Негры собирали трофеи, некоторые даже, напустив на себя умный вид, рассматривали захваченные орудия, но большинство вели себя, как дети. Видя это, он позволил себе громко фыркнуть. На это не обратили, ровным счётом, никакого внимания, продолжая деловито суетиться, собирая трофеи, и сгонять в кучу пленных.

Наблюдая эту картину, Мартин Долизи убедился, что пленных было уже больше, чем тех, кто их пленил. Недалеко от себя, он обнаружил разбитый пулемёт Максима. Но этот пулемёт был не его. В пустой город стащили все трофейные орудия и пулемёты. Поймав нескольких белых солдат, их заставили разобрать орудия, внимательно наблюдая за этим процессом, а потом, загрузив пленных, разобранными орудиями и пулемётами, отправились куда-то, на восток.

Поправив разорванный китель, пошёл вместе с ними и полковник Долизи, не оборачиваясь назад, а только поддерживая с десяток белых солдат, и одного капрала, попавших в руки этих… «мамбовцев».

Их вёл Ярый. Момо предпочёл остаться в Банги, искать остальных разбежавшихся во все стороны, тиральеров, и налаживать заново жизнь в городе. Отчего— то, Ярый не сомневался, что хитрый и расчётливый, Момо запросит у Мамбы этот город в своё владение. Ну, да всё равно, пусть правит, в этом, постоянно переходящем из рук в руки, городе.

Ашинов Николай Иванович, называющий себя атаманом, не дождавшись вестей от генерал-губернатора, который был его патроном, рванул на перекладных в столицу, надеясь, уже там, встретиться с Барановым. В это же время, прибыл пароходом из Одессы и груз, который он смог довезти из Африки. Помимо львёнка, выклянченного у Мамбы, там был ещё целый зверинец, включая ушастую лисицу, страуса, и смешную сову, умеющую от страха уменьшаться вдвое.

Весь этот зверинец, он собирался подарить царю, о чём послал уведомление, в управление императорским двором. Там, изрядно позабавившись предложенным, сообщили об этом Александру III.

Вдоволь насмеявшись, над экзотическими дарами, и полюбовавшись маленьким львёнком, отощавшим за время морского перехода, царь распорядился отдать всех зверей в цирк, но, поставив на довольствие от императорского дворца, дабы звери не передохли, от голода и плохого обращения.

На личный приём его не допустили. Зато, Николай Иванович получил письмо от нижегородского генерал-губернатора, с настоятельной просьбой никуда не лезть, и не пытаться самостоятельно прорваться на приём к царю.

Ашинов уяснил, и отправился шляться, по самым лучшим ресторанам, обедая там, правда, не за свой счёт, а за счёт аристократов и купцов, желавших послушать рассказы о чёрном континенте. О нём уже писали все столичные репортеры, размещая статьи на первых полосах, под кричащими заголовками.

«РУССКИЕ В АФРИКЕ!»

«АВАНТЮРА — ИЛИ ТРЕЗВЫЙ РАСЧЁТ?»

«ЧЕРНОКОЖИЙ ВОЖДЬ: ПРАВДА ИЛИ ВЫМЫСЕЛ?»

Известность, тут же, принесла свои плоды. Двери светских салонов и клубов распахнулись перед ним, впустив в райские кущи непознанного. Светские дамы, наперебой, приглашали его на аристократические посиделки, где он мог дать волю своему языку без костей.

Там он и развернулся. Его окладистая борода, расчесанная на два конца, вызывающе топорщилась, словно, отрицая заранее, все обвинения во лжи. Да, и не врал он. Того, что он увидел у Мамбы, и в других местах, хватило бы на десять книг.

Репортёры поджидали его везде, карауля и у дверей ресторанов, и у светских салонов, и в гостинице, в которой он имел удовольствие остановиться.

Естественно, рассказывая истории в светских салонах, он брал, что называется, общением и нужными связями. Громко говоря благоглупости, махом опрокидывая в себя водку, ругаясь, и грозя кулаком неведомо кому, он олицетворял собою образ настоящего русского мужика, человека и атамана, как раз, в том представлении, которое составило себе дворянство.

Дамы хлопали в ладоши, тихо хихикая. Мужчины сдержанно посмеивались, но внимательно слушали его истории, делая соответствующие выводы, и задумываясь над перспективами пребывания в Африке.

С репортёрами же, Ашинов поступал иначе. Уяснив свою исключительность, он брал с них деньги, за каждое интервью, давая материал, и не только на статью, а даже, на новеллы, отметившись в таком жанре, как «Ашиновеллы». Газеты «Новое время», «Русское слово», «Санкт-Петербургские ведомости», печатали о его путешествии заметки и хвалебные оды. Даже, газетёнки низкого пошиба, в частности «Аферист», перепечатывали его интервью, изрядно перевирая приключения, и добавляя толику дешёвого юмора. (Не «Комеди Клаб» был первопроходцем в этой ипостаси, отнюдь!)

О нём упоминали в своих письмах Чехов и Лесков, поражаясь грандиозности его авантюры, и дикой энергии, которая толкала Ашинова к её реализации, любыми путями, а также, ту лёгкость, с которой он втирался в доверие к сильным мира сего.

Многие купцы стали помогать ему деньгами, позволяя жить на широкую ногу. Конец его метаниям и ожиданиям положил, опять, Николай Михайлович Баранов. Его слуга нашёл Ашинова в номере гостиницы, и пригласил к генерал-губернатору.

Прибыв к генерал-губернатору в отель «Бельмонд», он прошёл в номер. Постучав, открыл дверь, и оказался, хоть и в небольшом, но очень красивом номере. Николай Михайлович Баранов расположился за массивным столом, и явно ожидал его прибытия. Порывисто вздохнув, Ашинов бросился к нему.

— Дорогой Николай Михайлович, какие вести я могу ожидать от вас?

Баранов вышел из-за стола и, пожав руку, горячо стиснутую рукой Ашинова, снова уселся за стол.

— Присаживайтесь, Николай Иванович. В ногах правды нет.

Отодвинув красивый стул, с изысканной узорчатой спинкой, Ашинов присел на него.

— Что ж. Ваши похождения в Абиссинии изрядно позабавили его Императорское Величие. А уж наши газеты, раструбили о вашем беспримерном походе, всем вокруг. Вы теперь знаменитость, Николай Иванович. Есть куда стремиться.

— Да, я и ещё не то смогу.

— Не сомневаюсь. Поверьте, я не сомневаюсь в вас, и ваших способностях. Ответьте мне, что хотел этот ваш вождь, как вы его назвали, как-то, по-змеиному. У него ещё непонятное звание.

— Мамба, — тут же ответил Ашинов, — команданте Мамба, князь народа банда, называющий себя ещё Иваном Чёрным.

— Да, да, да, кругом одни бандиты. Это-то и настораживает царя, любезный атаман. Вокруг одни плуты и растратчики.

— Да я уже со всеми долгами расплатился. Окажите доверие мне, Николай Михайлович, похлопочите за меня, перед царём. Я ж и подарки какие привёз.

— Да, не скрою, царь-батюшка был удивлён. А что хотел-то от нас этот ваш, чёрный князь?

— Оружия, благодетель.

— Денег не просил?

— Нет, нет, — не стал кривить душой Ашинов. Только оружия, да инструментов каких, да семян всяких, и саженцев.

— Гляди-ка. Дикарь, а понятие имеет.

— Так он и не дикарь. Русским владеет, и христианство принял.