Несмотря на кипевшую в нем злобу и лютую ненависть, батыр предпочел не спешить, понимая, что с горсткой джигитов боярина ему не одолеть. И он поехал по аулам, от одного яйляу к другому, набирая людей в свой отряд. Лишь когда в распоряжении Хары-Мэргэна было уже достаточно сил, он решился, наконец, идти на боярский поселок. Было это в июле 1662 года.

День стоял по-летнему знойный. В эту пору одни цветы уже осыпались, другие только еще распускались.

Хары-Мэргэн, вынужденный в последнее время скитаться вдали от дома, скрываясь от мести воевод, с наслаждением вбирал в себя ароматы родной земли. Ровные поляны и тугайлыки-поймы, ковыльные степи и зубчатая кайма Уральских гор — найдется ли человек, который мог бы равнодушно созерцать такие красоты? А ведь это и есть главная причина всех бед башкирских. На протяжении долгих веков богатства земли уральской притягивают к себе алчные взоры. Со времен Черного нашествия не ведают башкорты покоя — испытание за испытанием, все грабежи да насилие, бесчисленные невосполнимые потери и неизбывное горе. Как же допустил Аллахы Тагаля, возлюбивший сей край и сделавший его столь благодатным, чтобы девственную, неповторимую его природу оскверняли ненасытные чужеземцы? Чем больше прибывает сюда кильмешяков, тем меньше становится защитников этой земли. Они беспрестанно гибнут в смертельных схватках с несметными полчищами врагов.

С такими невеселыми мыслями ехал Хары-Мэргэн, ведя соратников на сечу. Не в силах унять душевные муки, он запел:

Седой Урал темнеет вдали
Здесь жили отцы и деды мои.
Погиб батыр за край свой родной
Белеют кости в траве густой.

Песня вновь заставила Хары-Мэргэна задуматься над судьбой Башкортостана, о далеком прошлом и неведомом будущем. Удастся ли его народу отвоевать то, что успели присвоить кильмешяки, создать башкирское ханство и наладить нормальную жизнь? Столько напастей и невзгод пришлось вынести. Сколько же еще терпеть?!

Неисчислимые беды принес когда-то его народу Хромой Тимур, преследуя со своим двухсоттысячным войском трехсоттысячную армию хана Туктамыша. Он дважды пронесся по Башкортостану, круша и сжигая все на своем пути. Доведенные до плачевного состояния башкорты так и не успели опомниться. Лишь после того как Иван Грозный победил все четыре ханства, появилась передышка, которую они могли и должны были использовать для создания собственного государства. Но случилось то, чего никто не ожидал. Кильмешяки все прибывают, грабят, убивают, гонят башкортов с их кровных, законных вотчинных земель.

Тревожные мысли ни на мгновенье не отпускали Хары-Мэргэна, озабоченного сложившейся обстановкой, ухудшением и обострением отношений с русскими.

Ну ладно, поднимут они восстание, а что дальше? Какой конец их всех ждет? Может, прислушаться все-таки к совету Садира-муллы и остановиться, пока еще не поздно? Так ведь если башкорты прекратят борьбу, кильмешяки и вовсе обнаглеют. Кончится тем, что их лишат даже веры…

Нет, не бывать этому! И трагедия, случившаяся в Мештиме, не должна повториться! Чтобы хищные волки не разодрали башкортов, они должны быть сильными и храбрыми, как львы! У них нет выбора — борьба за свободу или смерть!..

Тяжело на душе у Хары-Мэргэна, невыносимо бремя тягостных раздумий и той ответственности, что он взял на себя. Боль так и просится наружу, изливается любимой песней:

Вскочил батыр на лихого коня,
В руки взял он колчан и лук тугой,
До последней капли крови, себя не щадя,
Бился храбрый башкорт за Урал родной…

Топча высокую траву, конь вынес Хары-Мэргэна на гору Сеяле. Сверху все было видно, как на ладони.

— Вон, за березняком идет большое стадо овец, — воскликнул кто-то сзади.

И в самом деле, овец в долине было видимо-невидимо.

— А у подножия Сеяле — коровы!..

Приложив руку к глазам, Хары-Мэргэн пригляделся и с недоумением спросил:

— Чья же это скотина?

— Какого-нибудь богача…

— Да нет, таких богатых башкортов у нас уже не осталось, — усомнился Хары-Мэргэн и вдруг встрепенулся, заметив всадников, выезжавших из леса напротив. — Ратники!.. Эту скотину они угнали у наших людей!..

— Верно! А впереди — афисар Замараткин.

— Тогда все понятно. Обобрали башкортов, теперь гонят скотину в Кунгур, — догадался Хары-Мэргэн и, сорвавшись с места, устремился в сторону приближавшихся к подножию Сеяле карателей.

Заметив надвигающихся башкирских всадников, капитан Замараткин что-то прокричал. Но рассредоточившиеся ратники не успели собраться и отбиться. Оставшиеся в живых после внезапного налета сдались башкирам. Только капитана нигде не нашли.

Когда подтвердилось, что стада действительно должны были увести в Кунгур, Хары-Мэргэн задумал налет на поселок, в котором проживал Максимов.

Никто не оказал башкирам сопротивления, потому что сам боярин со своими людьми успел скрыться, а настрадавшиеся крестьяне встретили мятежников с восторгом. Узнав же о разгроме отряда Замараткина, они обрадовались еще больше.

— Братцы, теперь мы здесь хозяева! — крикнул кто-то.

— Поделим боярское добро!

— Верно, он ведь нажил его нашим потом!..

И русские крестьяне, подзадоривая друг друга, стали растаскивать по своим избам максимовское имущество. А то, что не могли унести, с остервенением ломали и рушили. Растащив мешки с зерном, принялись со скандалом за дележ свиней и птицы.

Когда в боярском хозяйстве уже нечем было поживиться, одна толпа бросилась грабить поповский дом, другая — церквушку, а остальные нацелились на усадьбы приближенных Максимова…

Башкиры лишь молча наблюдали за происходящим. Запрещенная для употребления живность мусульман не интересовала. Устроившись к вечеру на краю поселка, они затеяли в честь первой своей победы пир. Для русских крестьян, захотевших участвовать в мэжлесе, башкиры сварили баранину, а для себя — конину.

С наступлением темноты вокруг жарких костров собрались кучками люди и приступили к трапезе. Русские пировали вперемешку с башкирами.

Нахлебавшись сивухи и вина из боярских погребов, крестьяне затянули какую-то песню. В свой черед и башкиры завели под курай «Яйляулек»[59].

…Вскочишь на коня, ай, да конь хорош,
На землю сойдешь — хороша земля,
Хорош тот батыр, что на пару с конем
Мчится сразиться с грозным врагом.
Растет на радость людям сосна,
За медом сладким летит пчела.
Плохие умрут за свои стада,
Добрых прославит родная земля…

В самый разгар гулянья из поселка примчался перепуганный подросток. Трясясь и безумно вращая глазенками, он прохрипел:

— Боярские хоромы горят!..

Вместо того чтобы броситься тушить пожар, какой-то русский парень радостно воскликнул, икнув:

— И-и поделом!.. Нам-то что?!

— Да ты че мелешь, Миколка! Неровен час, огонь-то и на наши избы перекинуться могет, — закричал сидевший рядом товарищ. Наскоро перекрестившись, он бросился в поселок.

Остальные же не стали себя утруждать, остались на своих местах. Чтобы успокоить мальчонку, мужики заставили его глотнуть крепкого винца и принялись расспрашивать, как развлекается в поселке народ.

— Кто ж запалил боярское гнездо, а? — поинтересовался кто-то.

— Да кто ж его ведает, — пожал плечами отрок, хмелея. — Сперва увидал я, как за изгородью полыхнуло — стог прошлогодний занялся. Потом огонь перекинулся на амбар, а опосля — на хоромину. Ежели всем скопом за дело взяться, небось враз потушили бы.