Экипаж медленно тащился по ухабистой дороге среди деревьев. Сквозь ветви виднелись яркая луна и звезды, уже начинающие тускнеть из-за брезжащего на востоке рассвета. Финн осторожно поднял голову и вгляделся в направлении далекой и едва различимой Темзы, скорее угадываемой по отблеску луны в широком русле. Несомненно, они в районе Египетского залива — южный берег только и просматривался что чернеющей вдали линией. Финн подумал о Квадратном Дейви, почти наверняка промышляющем в это время на реке — возможно даже, совсем рядом. Если он потерпит неудачу, сказал себе парнишка, и с Эдди что-нибудь случится, он примет предложение Дейви вернуться к ловле моллюсков. Потому что в случае провала о возвращении в Айлсфорд придется забыть раз и навсегда. От старины Дейви мысли его переметнулись к Коржику. Вскоре этот тип тоже объявится в Клиффской топи, и тогда все вмиг изменится. Эдди нужно вытаскивать из лап Нарбондо как можно скорее! Хорошо, если Ньюмен передал Сент-Иву послание, однако полагаться на это Финн не мог. Времени дожидаться профессора у него, увы, нет.

Возница натянул поводья, и карета остановилась перед ветхим деревянным трехэтажным строением. За долгие годы его северную стену затянула болотистая почва, и теперь все здание заваливалось на сторону. Окошки его выходили на поросший сорняками двор, посреди которого высилось гигантское ореховое дерево, верхними ветвями даже перекрывающее крышу. Вывеска на столбе гласила «Тенистый дом», и фонарь над ней излучал вполне достаточно света, чтобы Финну пришлось съежиться в своем убежище. Из-под ставней на первом этаже тоже пробивался свет.

Открылась дверь, и вышедший во двор мужчина что-то сказал кучеру, который неуклюже спустился на землю, хмуро бурча себе под нос. Встречал их, как теперь понял Финн, тот тип из апартаментов Нарбондо на Ангельской аллее, в которого он бросил петарду перед побегом с Эдди по навесному мостику. По-видимому, головорез отправился на Египетский залив сразу же после стычки: побитая физиономия — бледная и усталая, сапоги и штаны заляпаны коричневой грязью. Мужчина открыл дверцу экипажа и помог Нарбондо спуститься, затем осторожно достал и спящего Эдди, с легкостью взяв мальчика на руки. И нечто в его действиях заставило Финна задуматься, а не теплится ли в сердце этого типа огонек доброты — доброты, которую можно обратить себе на пользу.

— Позаботься о мальчике, Джордж, — тихо проговорил Нарбондо. — Отнеси его в кружевную спальню и поставь охлаждаться в речку несколько бутылок шампанского для лорда Мургейта. Подозреваю, через несколько часов он здесь объявится, так что неплохо его чуток ублажить да сыграть на вельможной гордости. Я намереваюсь с ним поразвлечься в итоге, но слишком уж он подозрителен, так что лучше подольше поддерживать его навеселе.

Затем Нарбондо повернулся к вознице и бросил:

— Отдыхайте, мистер Бомонт. Джордж займется каретой. — После чего горбун двинулся от экипажа — однако не ко входу «Тенистого дома», а в обход здания — и быстро исчез в темноте. Упомянутый мистер Бомонт поковылял в трактир.

За ним последовал и Джордж с Эдди на руках, и во дворе воцарилась тишина. Финн выкарабкался из своего укрытия и, выбравшись на землю, принялся разминать затекшие члены. Затем поднялся и встал на носки, стараясь снять одеревенелость ног. На верхнем этаже здания загорелось окно — очевидно, в новом узилище Эдди. Парнишка отметил, что в окно это вполне можно забраться по дереву, и, прикинув последовательность движений по веткам на подъеме и спуске, задумался, сумеет он уговорить малыша на подобный эксперимент или нет. В принципе, слезать всегда страшнее, чем карабкаться наверх, так что идею пришлось признать сомнительной.

Наконец Финн нахлобучил кепку и принялся ждать, твердя про себя придуманную байку. Весьма скоро Джордж снова вышел во двор и, увидав ошивающегося там мальчишку, так и остолбенел. Финн сорвал кепку с головы и отвесил поклон. Как все-таки хорошо, что в апартаменты Нарбондо он наведался в летной маске, которую без особого сожаления вышвырнул на улицу на выезде из Лондона.

— А ты откуда взялся, черт тебя побери? — обрел наконец дар речи Джордж.

— Из Сент-Мэри-Ху, сэр, когда там остановилась эта карета. Я спрятался за багажом сзади и так и приехал.

— Ну тогда сможешь вернуться в свою дыру пешочком. Убирайся! — для пущей убедительности Джордж мотнул головой и ткнул пальцем на дорогу. — Давай пошевеливайся. Нечего тебе здесь делать.

— Сэр, наймите меня! Я готов что угодно делать, но вообще два года работал помощником конюха у мистера Карнахана в Йоркшире. А еще мне раз плюнуть обчистить любой карман, если будет угодно вашей милости.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Наверняка ты обчистил и карманы мистера Карнахана, кем бы он ни был, — поэтому-то ты уже не в Йоркшире и удрал из Сент-Мэри-Ху посреди ночи. У тебя еще молоко на губах не обсохло, а ты мчишься к виселице, будто тебя сам черт подгоняет.

— Я всего лишь пытаюсь заработать себе на жизнь, сэр. Если вам будет угодно помочь мне, я был бы весьма признателен.

— Нет, не будет угодно. И советую тебе возвращаться домой, хоть в какую даль, пока тебе не набросили веревку на шею. Петля-то уже завязана, можешь не сомневаться. Лучше уповай на доброту своей матушки, потому как такой товар ты мало где в мире сыщешь, и уж точно не в «Тенистом доме», коли на то пошло.

— Моя матушка умерла, сэр, а отец сбежал, когда я еще совсем мальцом был, да так и не вернулся. Вообще-то он был пьяницей, сэр, так что я особо по нему и не скучаю. Я заботился о своем младшем брате, пока он не умер от желтой лихорадки, а было ему всего пять лет — почти как мальчонке, которого вы из кареты вынесли. Я потом на север подался, на сыроварне работал — там в основном стилтон делали, — а еще буфетчиком был на постоялом дворе «Звонок» на Северном тракте, и там мясницкому делу научился. Я могу вкалывать хоть целый день, сэр, неважно на какой работе. И я не стукач. Ни за что. Мне хотелось бы остаться здесь за стол и койку, даже платы не надо. Вы не пожалеете!..

Джордж молча смотрел на него, склонив голову набок, так что казалось, будто он изучает мальчишку краешком глаза. Его оценка, однако, весьма затянулась, и Финн даже начал беспокоиться, хорошо ли скрывала его чертова маска. На всякий случай он прикинул путь до деревьев, если придется давать стрекача. Но в конце концов Джордж, похоже, пришел к решению:

— У тебя имя-то есть?

— Ньюмен, сэр.

— Ньюмен? Это же фамилия, а имя?

— Да меня всегда Ньюменом и звали, ваша милость. Это плохо?

— Для кого как, — пожал плечами Джордж. — Когда ты был в Лондоне в последний раз?

— Давно уже. Может, с полгода назад.

— Значит, позже туда не наведывался?

— Нет, сэр.

— Точно?

— Да, сэр.

Джордж снова молча уставился на парнишку. Ночную тишину нарушало лишь поразительно печальное пение какой-то лесной птицы. «Он знает», — с ужасом подумал Финн и снова покосился в сторону деревьев. Вдруг, к его удивлению, головорез кивнул.

— Конюшня за корчмой, Ньюмен, возле домика доктора, на чьем экипаже ты зайцем приехал. Не путайся у него под ногами. Всякие бессмысленные разговоры не про него, и уж точно не с мальчишками вроде тебя. Доктор считает вас никчемными — и вполне может статься, что он прав. Предупреждаю тебя ради твоего же блага: и близко не подходи к доктору. Как почистишь лошадей и поставишь их в стойло, найдешь меня на кухне. Если меня там не будет, спроси Джорджа. Посмотрим, чего ты стоишь и является ли вранье одним из твоих талантов. А теперь брысь отсюда.

— Да, сэр, — отозвался Финн, не мешкая взобрался на кучерское сиденье, взялся за вожжи и направил лошадей за постоялый двор — именно туда ушел недавно Нарбондо. Встречаться с доктором парнишка и сам остерегался, поскольку тот мог запомнить юного собеседника, не пожелавшего прокатиться в его повозке две ночи назад в Айлсфорде. И Джордж, похоже, все-таки узнал его — тогда, на Ангельской аллее, он мог обратить внимание, скажем, на выпендрежный сюртук Финна или на его ботинки. Но если этот головорез обо всем догадался, что же он тогда затеял?