— Хелен, умоляю вас, скажите, зачем мы здесь, — обернулась она к приспешнице Нарбондо. — Может, это как-то связано с голавлем?

Пистолет лежал у злоумышленницы на коленях, и она, несомненно, легко могла его вскинуть, однако, пребывая в глубокой задумчивости, похоже, потеряла к оружию всякий интерес. Элис незаметно вытащила из рукава шляпную булавку и крепко сжала ее в ладони.

— Сегодня собор открывают, причем с величайшей помпой, — отозвалась Хелен. — Говорили, даже королева собиралась посетить церемонию. Она не появлялась на публике с того злополучного падения с лестницы в Виндзорском дворце.

— Собиралась? Значит, ее не будет?

— Прошел слушок о заговоре против нее, к несчастью. Дело рук злосчастных фенианских анархистов, финансируемых самим Гладстоном. Невероятно, правда? Солдаты, которые бродят тут, ищут адскую машинку. Впрочем, они вряд ли что найдут, но двери будут держать закрытыми, пока не убедятся в полной безопасности для зрителей. К тому времени те промокнут до нитки, бедняжки. Лично я не верю, что между собором Оксфордских мучеников и Хампстед-хит можно отыскать хотя бы одного уважающего себя фения. Тем более в такую ужасную погоду.

В этот момент в небе вспыхнула молния, озарив на мгновение убранство собора. Секунд через десять донесся и раскат грома.

— А если я позову одного из этих солдат на помощь? — предположила Элис. — Всех-то вы ни за что не перестреляете.

— Он притворится глухонемым, можете не сомневаться. За участие в небольшом представлении Нарбондо этот парень получит пятнадцатилетний оклад, как и его товарищи, а также те двое, что караулят снаружи. А вот вы ничего не получите. И кстати, советую учесть, что ваш тон я нахожу несколько сардоническим. Дайте мне повод, и я в тот же миг убью вашего сына, а потом, когда он умрет у вас на глазах, пристрелю и вас.

Элис инстинктивно сжала ручку Эдди, а Хелен продолжила:

— Вот только не надо так пугаться, дорогая. За свою роль я получила огромные деньги и получу еще больше, когда упадет занавес и спектакль закончится. Но нисколько не сомневаюсь, если я допущу малейший прокол, потеряю все, в том числе и жизнь. Вы меня поняли?

— Поняла ли я вас? О нет. Понять вас не в моих силах. Но если вы спросите, поняла ли я ваши намерения, поняла ли я, что вы кровожадная и алчная тварь, продавшая душу за кучку бумажек, вот тогда, боюсь, да — тогда я вас прекрасно поняла.

Хелен, устремив на Элис полный жгучей ненависти взор, начала исторгать очередную порцию угроз, но ее голос утонул в вое органа — очевидно, Бомонт пробовал клавиши. Он проиграл первые ноты фуги, на пару секунд умолк, а затем вступил снова, быстро осваиваясь с инструментом.

Паровой двигатель исправно работал, что скорее ощущалось, чем слышалось, нагнетая воздух, трактура в соответствии с движениями органиста распределяла его по трубам — и вот уже здание до краев заполнила торжественная музыка. Какой бы дикой ни казалась Элис мысль о том, что за пультом величественного инструмента сидит возница Нарбондо, это было именно так. Всем тут дирижирует горбатый доктор, поняла миссис Сент-Ив, а Хелен всего лишь пешка.

А затем из органных труб всех регистров — больших и малых — повалил загадочный густой черный пар, стремительно насыщавший воздух.

Пару мгновений Элис отказывалась верить своим глазам: наверное, ей все это просто мерещится из-за недосыпа и волнений. Но не успев сосредоточиться на этой мысли, молодая женщина с ужасом и изумлением увидела, как фасад одного из зданий по другую сторону площади заволокло клубами дыма и оно медленно, словно все происходило во сне, накренилось и просело, погребая под обломками десятки людей.

Доктор Нарбондо смотрел через прицел винтовки Мартини-Генри, заряженной патроном тридцатого калибра с литой латунной гильзой и пулей с наконечником из белого фосфора. Выглядели патроны топорно, однако после проведенных испытаний горбун им вполне доверял. В данный момент он изучал витражное окно, живописующее смерть Томаса Кранмера — лысого и длиннобородого святого, архиепископа Кентерберийского времен правления Марии I, отречением от веры пытавшегося избежать полагавшейся еретикам казни на костре. Когда же стало ясно, что сожгут его в любом случае, он отрекся от отречения, оказавшись, несомненно, перед восхождением на эшафот в досаднейшем смятении ума и души. Случай со злополучным архиепископом Нарбондо неизменно полагал одним из забавнейших в истории аутодафе.

Ствол винтовки покоился на треноге, поставленной на подоконник. Нарбондо прицелился в левый глаз Кранмера — если его прострелить, в стекле образуется круглая дырка, слишком маленькая, чтобы обеспокоиться количеством истекающей из нее угольной пыли. Ежели вдруг он промажет и прострелит Кранмеру нос или ухо, или даже лоб, на результате это не скажется, поскольку великолепнейший витраж — да все великолепнейшие витражи — перестанут существовать буквально через несколько секунд после прохождения через него воспламеняющей пули. При условии, естественно, что пылевой взвеси внутри собора наберется достаточно. Впрочем, патронов у него имелось несколько, а обрамленных свинцом частей у трех святых оставалось еще множество, так что в конце концов он своего добьется.

Нарбондо поставил винтовку на пол, прислонив к стене. Рядом располагался подъемный механизм из массивных шестеренок, приводимый в действие металлическим рычагом. Сейчас люк, крышку которого двигало вверх-вниз упомянутое устройство, был поднят, обеспечивая доступ к желобу, проложенному в полостях стен нижних этажей до самого подвала. Посредством этого потайного хода можно было мгновенно исчезнуть в подземелье, но сегодня доктор намеревался просто укрыться под защитой фундамента, после того как огненный ад разнесет собор на куски. Пожар побушует часок-другой, а потом можно будет подняться и оценить объем произведенного опустошения.

В нижней части треноги имелась треугольная, немного наклоненная вперед полочка, и сейчас на ней покоился Айлсфордский череп. В ловушке из кости, серебра и хрусталя был заключен призрак мальчика, жаждущий прорваться в загробную жизнь. И сегодня Нарбондо исполнит наконец его последнее желание — за что, несомненно, дух будет чрезвычайно ему благодарен, ежели благодарность вообще свойственна фантомам подобного рода, что представлялось сомнительным.

Доктор взглянул на карманные часы, когда минутная стрелка достигла верхней отметки, и тут же послышался гул органа. Нарастающее звучание фуги приглушали стекло и расстояние, но и сейчас оно оставалось хорошо различимым. Самая крупная труба органа, высотой в тридцать футов, обладала чрезвычайно низким, пробирающим до костей тоном. Секунд через двадцать началась мелодия контрапункта, и Нарбондо, кивнув себе, с улыбкой принялся размахивать руками, словно дирижируя оркестром. Как все-таки хорошо, что он разрешил Бомонту выбрать произведение. Определенно, его ждет слава, так же как и собор. Вернее, руины собора.

Пришла пора включать лампу в черепе. Пробивающийся через завесу дождя луч был едва-едва различим, однако его отблеск на золоченой обивке скамеек просматривался довольно отчетливо. Еще, к своей невыразимой радости, горбун увидел, как из органных труб извергается угольная пыль.

Мгновение спустя грохнуло — взрыв на Таллис-стрит, мощный и ожидаемый. Согласно плану, то прекращала свое существование пивная «Набоб» вместе со всеми многочисленными посетителями.

Нарбондо сверился с часами, а потом выглянул в окно, дабы насладиться зрелищем охватившего толпу безумия. Люди с криками бежали куда глаза глядят, лишь солдаты пытались пресечь панику — но куда там: их попросту сметали. Запуганные участившимися за последние месяцы террористическими актами анархистов лондонцы пребывали в том плачевном состоянии духа, когда готовы были пуститься наутек при малейшем чихе.

Горбун вновь посмотрел на часы и медленно сосчитал до пяти. Раздался следующий взрыв, на этот раз дальше по улице на воздух взлетел пансион, почти наверняка использовавшийся местными проститутками. Принадлежал дом некой даме, имевшей однажды неосторожность не отнестись к Нарбондо с должным почтением. Безмерно довольный собой, доктор высунулся из окна взглянуть на новые разрушения. Толпа, до этого несшаяся на запад, развернулась и устремилась на восток. А сейчас всем этим жалким ублюдкам, да поможет им Господь, снова придется сменить направление, ибо настал черед третьего взрыва. Таковой произошел у горбуна на глазах: севернее по Карпентер-стрит крыша мясной лавки взлетела на воздух и развалилась на части, которые обрушились на опустошенную лавку и близлежащие дома. Мостовую разом усеяли тела, и кое-кто из раненых попытался отползти подальше от эпицентра, однако прямо по ним уже беспорядочно неслись к реке люди — толкаясь, пихаясь, заходясь криками. К пущей радости Нарбондо, занялись пожары — хотя, увы, дождь, словно от взрывов разверзлись сами небеса, превратился в настоящий тропический ливень и почти все загасил.