Открылась дверца потайного фонаря, и Финн в ужасе уставился на держащего его человека — елейно улыбающегося Коржика собственной персоной. На нем была та же самая щегольская одежда, что и прошлой ночью в трущобах — синий жилет и черно-белые кожаные туфли с узкими носками, сейчас, впрочем, покрытые меловым налетом. Ростом он был не намного выше Финна, что, впрочем, не мешало ему казаться таким же порождением ада, что и тогда под мостом. Он стоял и освещал беглецов фонарем, словно был приятно удивлен встречей с ними.

— Так-так, кого я вижу, — подмигнул Коржик Финну. — Госпожа Фортуна посмеивается над нами, сводя снова вместе. — Тут улыбочку с его физиономии как рукой сняло. — Даже не думай, дорогуша, если вдруг на ум тебе пришел ножик. У меня собственный имеется, вот, — он достал из-за пазухи длинный и узкий клинок. — Вообрази же мое изумление, когда ты порезал меня, дружок. Взял и вспорол мне брюхо. Только на этот раз, не сомневайся, еще до захода солнца узнаем, что там внутри у тебя самого. Доктор обещал мне тебя. А пискуна придется доставить наверх — из его головки там сделают настольное украшение.

Финн швырнул свечку Коржику в лицо, развернулся и бросился по темноте назад к трактиру, волоча за собой Эдди. Под ногами хлюпала вода, свободной рукой он вел по стенке, пытаясь сообразить, сколько же еще нужно бежать, чтобы уткнуться в невидимую лестницу. Она точно недалеко. Если бы только люк был открыт…

— Помогите! — завопил парнишка. — Помогите! — Вопреки всему он надеялся, что Джордж окажется наверху и услышит его крики.

Когда же они оказались у лестницы, наверху, к огромному облегчению Финна, и вправду появилась полоска света, разом превратившаяся в широкий проем, когда люк полностью открылся. Вот только спустился к ним по ступенькам не Джордж. Это оказался тот самый карлик из трущоб. В руке он держал такой же, как у Коржика, нож, с лезвия которого капало что-то красновато-коричневое. Беглецы оказались в ловушке: спереди и сзади враги, по бокам меловые стены. У Финна мелькнула мысль об устричном ноже, но в тот раз победить Коржика ему удалось благодаря не только ловкости, но и внезапности. Сейчас же ни о какой внезапности не могло быть и речи, к тому же нужно было думать об Эдди.

— А где же наш дружище Джордж, Снид? Присоединится ли он к нам? — спросил Коржик у карлика.

— Он сбежал.

— Кому же, осмелюсь поинтересоваться, ты пустил кровь? Твой кинжал, вижу, весь перепачкан ею.

— Джорджу, тупица ты эдакая. Раззява этот Джордж, я уделал его.

— Уделал, говоришь? Уж не хочешь ли ты сказать, Снид, что ты порезал его, но не убил?

— Именно так, чертов придурок, — огрызнулся карлик. — Всадил ему под ребра. Глубоко. Кровищи было, как со свиньи на бойне. Далеко он не уйдет. Макфи погнался за ним.

Коржик театрально закивал.

— Прекрасно. Ну вот мы во всем и разобрались. Видишь, к чему приводит так называемое сострадание? — обратился подонок к Финну, вырывая у него сумку. — К ножу под ребра. Урок, конечно, суровый. Мне его преподал ты — о да, я прекрасно его усвоил. Потом многими бессонными ночами я мечтал, как научу тебя тому же, да не раз, если повезет. И вот теперь мы с тобой болтаем, словно старые друзья, удача наконец-то улыбнулась и мне. Учителем я буду дотошным, маленький разбойник. Уж поверь мне. Ты у меня запоешь, я еще и до половины урока не дойду.

Он развернулся и двинулся назад по туннелю, и карлик подтолкнул Финна, угрожающе помахав у него перед носом ножом. Мальчишка с грустью подумал о Джордже, о проявленной им доброте. И в итоге доброта вышла ему боком. Финн крепче сжал ручонку Эдди, держась в двух шагах позади Коржика. Устричный нож в ножнах лежал в кармане сюртука, и парнишку так и подмывало потрогать его, дабы убедиться в его наличии, однако он не осмеливался. Взамен он стал представлять, как достанет оружие, когда придет время, — вытащит из ножен и нанесет удар изогнутым лезвием. Финн снова и снова проигрывал движения в голове, чтобы действовать быстро и наверняка.

В прошлый раз, под мостом, было темно, слабо светила луна. Финн услышал приближение Коржика и приготовился — вспыхнувшая в нем ненависть, могучая, ледяная, подавила страх. Он смог осознать происшедшее только потом, когда бросился бежать, по крови на руке и одежде да по стоявшему в ушах хрипу, что издал Коржик, схватившись за живот и грузно повалившись на землю. Перебравшись из Лондона в Кент, Финн, казалось, позабыл этот жуткий урок, но теперь его снова выворачивало наизнанку от воспоминаний. Тем не менее отныне он сторож Эдди, как гласит одна древняя мудрость[57], и ни к чему подставлять щеку, когда ударили ближнего, или что-то вроде того, как учила его мать. Если ему хватит духу, он отправит Коржика прямиком в ад.

Вскоре процессия достигла двери, для которой в меловую стену туннеля встроили раму и массивную перемычку наверху. Дверь была приоткрыта, и через небольшую щелку лился свет. Коржик распахнул ее и жестом велел пленникам входить. Они оказались в подвальном помещении домика Нарбондо. Его владелец и оба его гостя — лорд Мургейт с напыщенным видом и женщина с эдаким налетом загадочности, поскольку ее лицо вновь скрывала вуаль — стояли у стены с хирургическими инструментами. Коржик остановился позади Финна и схватил его за плечо. Горбун с любопытством уставился на парнишку, улыбнулся Эдди и поинтересовался у карлика:

— Что там с Джорджем?

— Не беспокойся… — начал было тот, демонстрируя окровавленный нож.

— Мертв, — перебил его Коржик, — ну или практически мертв. Макфи разберется с ним.

Нарбондо сокрушенно покачал головой и проговорил:

— Стыд, да и только! Был таким многообещающим парнем, но не сумел избавиться от сентиментальной жилки. Ладно. Снид, привязывай юного Эдварда к столу, — велел он карлику, и тот убрал свой клинок в ножны на лодыжке. — Будем собирать его вопли в шелковый цилиндр лорда Мургейта.

Финн огляделся по сторонам, однако не увидел ничего, что могло бы оказаться полезным. Выхода нет, а меж тем верхний сосуд воображаемых песочных часов неумолимо опустошался. В пятнадцати футах от парнишки находилась дверь, через окошко лился солнечный свет и виднелась рощица. Но дверь закрыта, окно зарешечено. Снид потащил Эдди к плахе. В глазах малыша застыл ужас. Карлик поднял его и бросил на стол.

— Финн, — вдруг произнес Эдди — очень тихо и неестественно спокойно. Затем повторил громче: — Финн!

— Я здесь, Эдди, — отозвался парнишка, осознавая полнейшую бессмысленность собственных слов. — Твой папа идет, вместе с остальными. Держись! — Разум его обострился от ненависти ко всем, собравшимся в этой комнате, буквально пропитанной злом, к свершавшимся здесь преступлениям, окропившим ядом каменные плиты пола. Но никто не шел. Были только он да Эдди.

Финн почувствовал, что хватка Коржика чуть ослабла, и у себя над ухом расслышал его тихий тоненький напев — странные нежности, ласкательные имена, какие-то омерзительные трели. Парнишка ощущал на затылке горячее дыхание Коржика, а потом за шиворот ему и вовсе капнула слюна извращенца. Финн вновь подумал о ноже в кармане, теперь жалея, что лезвие у него такое короткое. Эдди помочь себе не мог. Малыш даже не знал, что его ожидает, что могло служить слабым, но хоть каким-то утешением.

В помещении стояла тишина, если не считать мерзкого мяуканья Коржика. Снид уложил Эдди на стол и повернулся к развешанным на стене инструментам, затем забрался на деревянный стул и снял две обтянутые кожей цепи. Он сбросил их на пол, после чего слез сам, подобрал одну и понес ее на другую сторону разделочного стола. Финн взглянул на свою раскрытую ладонь с угольно-черным шрамом.

Сжав кулак, он резко изогнулся и что есть силы вдарил локтем Коржику по животу, а потом как следует топнул каблуком по носку его щегольской туфли, сожалея, что этот подонок не носит рваную обувь. Физиономия коротышки исказилась от изумления и злости, он пошатнулся, хотя воротника Финна не отпустил.