«РИХО, 104 г. (170 см) 200 кг., семь раз разведен. 12 сыновей. Высшее начальное образование. Хотел бы познакомиться с четырнадцатилетней темноголовой деревенской девушкой из большого города. Требуются: стройные ноги и умение пришивать пуговицы».

В такой форме публикует уже два-три года объявления о знакомствах журнал «Ноорус». Вики вместе с другими девочками не раз смеялась над ними. Каждый дающий объявление перечисляет так много своих достоинств, что невольно вызывает смех.

Объявление Рихо совсем ее не забавляет.

Из рук Вики оно дальше не переходит.

— Совсем спятили, — усмехается Вики и комкает объявление о знакомстве.

— А Рихо сам это написал? — шепчет Лийзи. — Слушай, сам?

Но теперь Вики должна немножко последить и за учительницей. Ведь она-то не вольнослушательница и, когда объясняют новый материал, не может глазеть по сторонам. Она не отвечает на вопрос Лийзи.

На перемене прогуливаются по коридору. Вдвоем, втроем, вчетвером. Кто как. Вики держит Лийзи под руку. Хотя Лийзи и задушевная подруга, Вики не решается рассказать ей, почему, прочитав объявление, она была не в духе. У Вики возникло подозрение, что требование стройных ног было обидным намеком в ее, Вики, адрес. Ноги у Вики чуть-чуть кривоваты, и никто лучше ее самой об этом не знает. Всякий раз, когда дома, кроме нее, никого нет, Вики ненадолго опускает зеркало на пол у стены и смотрит, как надо ставить ноги, чтобы кривизна была не так заметна. Стоит кому-нибудь заговорить о ногах, Вики сразу же внутренне напрягается. Может быть, скоро она доверится Лийзи, но пока еще рано. Сейчас Вики просто так болтает о том о сем.

Лийзи уже забыла объявление о знакомстве. У Лийзи необыкновенная способность приспосабливаться. Несколько раз оглянувшись, бросив несколько слов, она уже познакомилась с близнецами Траубог. На их попечение Вики и оставляет Лийзи, когда классная руководительница вдруг вызывает ее из вереницы прогуливающихся по коридору.

Похоже, классная руководительница тоже полагает, что вероятность новой случайной встречи с матерью Вики и впрямь ничтожна, но саму Вики она видит в школе каждый день. Это она и решает использовать. Капля камень долбит. Классная руководительница считает, что подобным же образом действуют и слова. Сегодня она снова повторяет свои вчерашние увещевания.

— Да, учительница. Я понимаю, — бормочет Вики. Ведь в ответ тому, кто принялся убеждать тебя, надо все время что-нибудь бормотать. — Да... Правда... — бормочет Вики и вдруг обнаруживает, что Лийзи исчезла из поля зрения. Значит, прогуливаясь по кругу, она дошла до дальнего конца коридора. Туда взгляд Вики не достигает. Не может же Вики повернуться к учительнице спиной.

Когда наконец Вики освобождается, Лийзи нет ни в ближнем, ни в дальнем конце коридора. Ее вообще нет среди прогуливающихся. И Рихо тоже нет. Каким-то таинственным образом Вики понимает это еще до того, как удостоверяется глазами. Два рядовых члена Золотой Троицы топчутся на лестнице, ведущей в зал, и вид у них такой, что, если бы Вики захотела бы пойти по этой лестнице вверх, они, загородив ей дорогу, сказали бы:

«Его превосходительство сейчас не принимают!»

Или даже:

«Кривоногим вход воспрещен!»

Но Вики не собирается идти туда. Владеть собой она умеет.

Лийзи вбегает в класс одной из последних. Она оживлена, щеки разрумянились.

— Приведи волосы в порядок, — вот и все, что говорит Вики. И протягивает Лийзи расческу.

— Он дул мне в волосы, — шепчет Лийзи. — Жутко наглый тип. Он сказал, что мои волосы...

«Словно мох», — могла бы подсказать Вики, но она этого не говорит. Она молчит. Прислушивается к себе. Что-то в ней сжимается, пульсирует, болит.

А Лийзи не в состоянии помолчать:

— И что за вздор он нес! Верю ли я... хи-хи-хи... что, мол, с первого взгляда... Настоящий придурок. Не знаешь, он каждой так говорит?

«Не каждой, — думает Вики. — Далеко не каждой. Тем, у кого мягкие волосы, и тем, у кого...» Тут она заставляет себя остановиться, сжимает кулак, так что ногти впиваются в ладонь, и сосредоточивает все свое внимание на органах кровообращения птицы. Левый желудочек, левая камера, правый желудочек, правая камера. Но сквозь гул артериальной и венозной крови все-таки пробивается шепот Лийзи:

— Ждет в половине пятого... Я и не думаю идти!..

Домой они возвращаются не под руку. Невозможно так идти с девочкой, которая ни с того ни с сего дважды обегает вокруг афишной тумбы, подскакивает к гуляющему по парку пуделю, чтобы погладить его, затем отбирает у играющих в классы на маленькой асфальтированной площадке детишек коробку из-под ваксы и, проскакав, как дошкольница, по «классам» до конца, кричит оттуда:

— Вики, а где памятник писателю Таммсааре?

Стеклянная банка стоит в комнате Вики на подоконнике. Вики снимает ее и ставит на пол. По лицу Лийзи видно, что ей совсем не хочется делать кувырок назад, но она не имеет нрава возражать. Проходит секунда-другая — хомячок уже забирается в вату, там, в своем складе провизии, находит морковку, зажимает между передними лапками и делает вид, словно принимается ее грызть.

Вновь, надев пальто, Вики берет банку. Это почти трехлитровая банка. Если бы хомяк лег на дно банки, голова его и задние лапки как раз упирались бы в стенки. В такой банке не расшалишься. И не покувыркаешься. По сути дела, там не больше места, чем нужно, чтобы копошиться, стоя на задних лапках.

Хомячок передвигается вдоль стенки, когда Вики закрывает банку плотной вощеной бумагой и концом ножниц протыкает в крышке дырки для воздуха. Вики отводит взгляд в сторону. Чтобы не видеть, как хомяк машет лапками и шевелит губами, будто хочет что-то сказать.

Через полчаса Вики уже стоит у стеклянных дверей зоомагазина. Там, где стоят они все — друзья черепах, любители ящериц, владельцы белых мышей. Покупатели. Менялы. Дарители.

Прижавшись носиком к прозрачной стенке банки, держится на задних лапках стройный, с белым воротником хомячок. В черных глазах его грусть, страх, надежда — все разом.

Долго ждать Вики не приходится.

Кто же не хочет обзавестись маленьким другом?

Михкеля разбудил какой-то сигнал бедствия, зов, мольба о помощи. Он отбросил одеяло, приподнялся, сел и поглядел в светлый прямоугольник окна. Там никого не было. Однако же всего миг назад он явственно слышал, как его звали, видел за окном голову лошади, узнал в ней Альфу и даже удивился, почему это она тревожно прядет ушами, ведь у добродушной, спокойной Альфы такой привычки никогда не было.

— Альфа! — тихонько позвал Михкель. — Что случилось, Альфа?

Никто не ответил. Лишь часы с гирями в соседней комнате пробили три, а старший брат Эндрик громче засопел в своей постели.

И тут Михкель понял, что видел сон. Можно было спокойно забраться обратно под одеяло, обнять подушку и закрыть глаза. Он так и сделал, но странная, непривычная и настораживающая тревога и, может быть, даже страх не исчезли.

Обычно, проснувшись, Михкель не помнил, что видел во сне, но на сей раз он отчетливо помнил все и все сильнее ощущал странное, тревожное беспокойство. И он долго ерзал, пока не заснул.

Утром ночное чувство тревоги превратилось в предощущение приближающейся опасности. Кто же объяснит, что бы это могло обозначать?

Михкель не находил покоя.

— Эндрик, — Михкель обратился к старшему брату. — Ночью мне приснилось, будто Альфа стоит за окном и хочет что-то мне сказать. Не знаешь, что бы это могло значить?

Большой брат Эндрик задумчиво почесал нос. Эндрик считался умником, а умные люди всегда подумают, прежде чем сказать.