Она поднесла ложку бульона к губам девочки, и та его послушно проглотила. Постепенно, ложка за ложкой, она опорожнила почти всю миску.

Дженна осмотрела рану — красная, воспаленная, она по-прежнему сочилась сукровицей. Пока варился «суп», лекарь поставил новую припарку. Оставалось только протереть лицо и худенькую грудь Мэг влажной тряпкой, что девушка и сделала, намочив в воде кусок чистой холстины.

Ресницы девочки затрепетали, как будто она изо всех сил боролась с дремотой.

— Постарайся уснуть, дорогая, — тихо проговорила Дженна.

— Спой еще ту песню, — сонно попросила Мэг.

— Хорошо, милая, как скажешь.

И Дженна запела колыбельную, так хорошо ей знакомую, — с этой песней ее в детстве укладывала спать няня Мэри, единственный в целом свете человек, который ее любил. HHHJ не уставала повторять, что она славная и хорошенькая девочка, а ее родимое пятно не что иное, как знак свыше, от бога, а не от дьявола.

Став взрослой, Дженна старалась не забывать ее слова.

Печальный напев наполнил тесное пространство каюты, и из тщедушного тельца, распростертого на койке, ушло напряжение, а тонкая ручонка ребенка нашла и сжала руку Дженны. По щекам девушки поползли слезы, долгие годы копившиеся в ее душе, — не прерывая песни, она плакала обо всех раненых, осиротевших и погибших детях на свете.

Глаза Мэг наконец закрылись в благотворном забытьи, но Дженна все пела и пела, изливая свою скорбь о страдающих и навеки загубленных невинных душах…

— Господи, ну что могут знать о детях избалованные дамочки вроде леди Кемпбелл? — возмутился Алекс, беспокойно меряя шагами коридор у дверей «лазарета».

— Она прежде всего женщина, — рассудительно заметил Хэмиш. — И потом, из трех дам, которые оказались у нас на борту, она лучше всех подходит на роль сиделки. Бывают моменты, когда девочке не годится просить помощи у мужчин.

— Но раньше она нас совсем не стеснялась!

— Раньше Мэг не была так беспомощна.

— Если бы ее мать осталась жива…

— Но мать умерла. А что сделали для Мэг вы?

У Алекса горестно сжалось сердце — на корабле он самоустранился, ушел в сторону, предоставив заботиться о ней Робину. Почему? Да потому, что боялся за нее, за ее жизнь. Повидав на своем веку слишком много смертей, он просто не вынес бы, если бы с его подопечными что-то случилось. А будущее не предвещало ничего хорошего — Алекс был уверен, что Шотландии никогда не видать былого спокойствия и благоденствия. Потому-то он и бросился с головой в гущу событий, оплакивая в душе горькую судьбу родины. Но он не только оплакивал ее, он с неистовой силой восставал против этой судьбы, против самого господа бога, против Камберленда и его приспешников, в особенности тех шотландцев, которые в угоду англичанам хладнокровно убивали своих соотечественников.

Дженет Кемпбелл не участвовала в кровавой оргии на шотландской земле, но у ее родных руки по локоть в крови…

Довод более чем сомнительный… Алекс понимал, что он несправедлив к ней, ведь женщины не играли никакой роли в политических делах, а про военные и говорить нечего. Тем не менее всякий раз, когда он смотрел на нее, в его памяти возникала страшная картина: солдаты, одетые в цвета клана Кемпбеллов, методично обходят поле боя и безжалостно добивают раненых…

Он прислушался к доносившемуся из-за двери пению и покачал головой. Колыбельные бывают нежными, лиричными, иногда мечтательными и грустными, но в них всегда есть надежда, в песне же Дженны слышались только печаль и безграничное одиночество.

— Вижу парус! — донесся сверху крик впередсмотрящего. Алекс бросился по лестнице на ют, перепрыгивая через две ступеньки.

У штурвала по-прежнему стоял Клод, на наблюдательной площадке замер в напряженной позе впередсмотрящий.

— На горизонте английский военный корабль, — доложил первый помощник.

— Он нас уже заметил? — спросил капитан.

— Нет. Но на всякий случай я приказал поднять английский флаг.

— Что с «Шарлоттой»?

— Она далеко, англичане ее вряд ли обнаружат. Алекс оглядел небо — на западе клубились, заволакивая горизонт, темные грозовые тучи.

— Курс на запад! — приказал он. Хороший шторм был бы очень кстати, ведь в бушующем море легче улизнуть от англичан.

— Похоже, там собирается буря, — озабоченно проговорил Клод.

— Надеюсь, — серьезно ответил Алекс.

— Не повредит ли это мадемуазель Мэг?

— Если нас захватят англичане, ей придется гораздо хуже. И всем нам тоже. Ложитесь на новый курс!

— Есть! — буркнул первый помощник и принялся отдавать команды матросам, которые тотчас бросились их выполнять.

Приложив к глазам подзорную трубу, Алекс стал рассматривать противника — по-видимому, на английском корабле их только что заметили, потому что на палубе суетливо забегали матросы. К счастью, пока волноваться нечего: еще несколько часов «Ами» будет вне зоны досягаемости английских ядер. Но успокаиваться нельзя, ведь у противника больше скорость, и рано или поздно он нагонит добычу. Единственный шанс на спасение дает надвигающаяся буря.

Конечно, идя на запад, «Ами» удаляется от своей цели — Мартиники, но что значит небольшое отклонение от курса по сравнению с перспективой угодить под огонь английских пушек? Главное — уцелеть, а потом — какой-нибудь день пути, и вот она, вожделенная Мартиника.

Пока же надо как можно скорей добраться до района шторма.

Неожиданно корабль резко качнуло, он начал набирать скорость, и Дженна, мысленно возблагодарив бога за отсутствие морской болезни, с тревогой подумала о своей горничной — бедняжке, должно быть, приходится несладко.

Селию уже давно следовало навестить, посмотреть, не третирует ли ее миссис Кэрфор, но из-за хлопот с Мэг Дженна, которая даже собиралась просить капитана перевести ее компаньонку к ней в его каюту, так ничего и не предприняла.

«Спи, моя девочка, спи, — мысленно внушала она Мэг. — Сон поможет тебе выздороветь».

Сверху доносились выкрики офицеров, хлопанье парусов, шум беготни — на корабле явно происходило что-то серьезное. Но что? Пиратам встретился новый трофей? Или военный корабль, который может напасть на них?

Сердце Дженны взволнованно забилось — может быть, скоро ее ждет свобода…

Но какой ценой? Как англичане поступят с Мэг и Робином, с капитаном и другими пиратами, которые, как она теперь знала, бежали из Шотландии после тяжких испытаний, чтобы спасти свою жизнь? Трудно поверить, чтобы англичане и их сторонники-шотландцы, цивилизованные люди, подняли руку на детей. Но тогда почему Робин и Мэг так их боятся? Дженна всем своим существом чувствовала этот страх…

А капитана Мэлфора англичане, конечно, без всякого снисхождения повесят — как якобита за измену и за пиратство.

Зато она, Дженна, обретет наконец свободу… Девушка тяжело вздохнула: к ее собственному удивлению, эта мысль ее уже не радовала.

В «лазарет» вернулся Робин. Бесшумно закрыв дверь, он осторожно приблизился к койке и заглянул в лицо Мэг.

— Она заснула, — почти беззвучно произнесла Дженна. Он кивнул.

Девушка встала со стула и отошла в другой конец каюты, знаком позвав за собой Робина. Мальчик последовал за ней.

— Что происходит? — тихо спросила она.

— Мы наткнулись на английский военный корабль и пытаемся уйти туда, где нас скроет от него шторм.

— Он нас заметил?

— Да, и начал преследование. Капитан послал меня сказать, что будет нелегко, — Робин опять посмотрел на Мэг и сурово сдвинул брови, совсем так, как это делал Мэлфор. — Он велел мне остаться с вами, чтобы помочь.

«Боже, да он же во всем копирует капитана! — изумилась про себя Дженна. — Должно быть, Мэлфор в его глазах настоящий герой».

Ей снова стало безумно жаль этого несчастного ребенка — какая судьба его ждет, если он пойдет по стопам своего кумира, и что станет с Мэг, которая, по-видимому, души не чаяла в них обоих? Нет, детей нужно во что бы то ни стало вырвать из рук разбойника. Но что скажет почтенный Дэвид Мюррей, увидев свою невесту с «дьявольской меткой» и с двумя маленькими якобитами на руках?