Она билась сразу над двумя задачками. Во-первых, разобраться с дверным запором. Во-вторых, выяснить, с кем же она все-таки переписывается, с человеком или машиной. Если с человеком, можно попросить, чтобы он объяснил устройство замк#а, но пока это неопределенно, лучше молчать о своих опытах.

Она видела лишь часть деталей: рукоятку, собачку и два медных барабана, по ободу которых шли цифры от 0 до 9: вращая их, можно было составить любое число от 00 до 99. Когда ручка поворачивались, барабаны крутились.

Нелл сумела отделить несколько ярдов от цепи, которую спускал ей герцог, с ее помощью она вводила в замок различные сообщения и смотрела, что получается.

Число на барабанах менялось с каждым вводимым в замок звеном и до определенной степени определяло следующий шаг. Например, если это было 09, а следом в цепи шла вертикальная черточка (герцог называл ее единицей), то барабан вращался и застывал на 23. А если шел нолик (так герцог называл звенья, в которых рычажок стоял параллельно цепи), барабан останавливался на 03. Мало того: в таком случае машина тянула цепь назад и перещелкивала рычажок с нуля на единицу. То есть машина умела не только считывать цепь, но и писать на ней.

Из болтовни с герцогом Нелл узнала, что числа на барабанах называются состояниями. Сперва она не знала, какие состояния к каким ведут, и перебирала их наугад, записывая результат на бумажке. Скоро у нее получилась табличка из тридцати двух состояний, и как в каждом из них зам#ок отвечает на ноль и единицу. Таблица заполнялась довольно туго, потому что некоторых состояний было трудно добиться – они возникали лишь после того, как машина писала на цепи определенную последовательность нулей и единиц.

Она бы рехнулась от нулей и единиц, если бы не герцог, которому, похоже, было нечего делать, кроме как слать ей сообщения. Недели две Нелл делила между герцогом и замк#ом все свободное время, и медленно, но верно продвигалась вперед.

"Тебе надо разобраться с замком на твоей двери, – написал герцог, – тогда ты выберешься из подземелья и освободишь меня. Я тебя научу."

Он хотел говорить только о технике, а это не позволяло Нелл разобраться, человек он или нет.

"Почему Вы не откроете свой замок, – ответила она, – и не вызволите меня? Я всего лишь одинокое юное создание, мне здесь страшно, а Вы такой сильный и мужественный; Ваша история в высшей степени романтична, и теперь, когда наши судьбы загадочным образом переплелись, я умираю от желания увидеть Вас своими глазами".

"Машина установила на моей двери особый замок, не машину Тьюринга", – ответил герцог.

"Опишите себя", – попросила Нелл.

"Боюсь, я ничем не примечателен, – ответил герцог, – а ты?"

"Рост чуть выше среднего, яркие зеленые глаза, черные, как смоль, волосы рассыпаются по плечам, если я не подбираю их, чтобы подчеркнуть высокие скулы и полные губы. Осиная талия, упругая грудь, длинные ноги, алебастровая кожа, которая вспыхивает румянцем, когда я чего-либо страстно желаю, что мне вообще свойственно."

"Твое описание напомнило мне покойницу-жену, вечная ей память."

"Расскажите о ней."

"Воспоминания наполняют меня таким невыразимым горем, что я не могу писать. Давай лучше займемся машиной Тьюринга."

Не удалось разбудить сладострастие, попробуем прикинуться дурочкой. Рано или поздно она доканает герцога, и он вспылит. Но герцог был на удивление терпелив, даже после двенадцатого "Объясните, пожалуйста, еще раз, другими словами. Я все равно не понимаю." Конечно, откуда знать, может, он у себя наверху в ярости разбивает кулаки о стену, а только притворяется терпеливым. За долгие годы взаперти не хочешь, а научишься выдержке.

Она писала ему стихи. Он отвечал хвалебными рецензиями, но сам стихов не слал – они, мол, не столь хороши, чтобы доверять их металлу.

На двенадцатый день заключения Нелл сумела открыть зам#ок, но выходить не стала – заперла его снова и стала думать, что дальше.

Если герцог – человек, она известит его и они сообща продумают побег. Если машина, такой шаг все погубит. Прежде, чем что-либо предпринимать, надо это выяснить.

Она послала ему еще стихи:

Юноше-греку она отдала свое сердце,
Бросила отца, родину, царевы палаты,
Они остановились на острове Наксос,
Она проснулась одна у кромки воды,
Корабль ее возлюбленного удалялся
За медленный изгиб горизонта. Ариадна
Лишилась чувств на изрытом ногами песке
И увидела сон. Минос не простил ее
И, сверкая алмазами в глазницах,
Бросил ее в Лабиринт.
Здесь она была одна. Через запустение
Мрака многие дни брела Ариадна
Пока не споткнулась о нить,
Все еще натянутую в Лабиринте,
Она смотала ее на пальцы,
Подняла с полу
И сплела в кружево,
Стерла.
Кружево стало подарком жестокосердому,
Ослепший от слез, он прочел его пальцами
И раскрыл объятия.

Ответ пришел слишком быстро, тот же, что всегда: "Завидую твоему искусству в обращении со словами. А теперь, если не возражаешь, вернемся к машине Тьюринга."

Она написала яснее некуда, а герцог не понял. Значит, он – машина.

Зачем он ее обманывает?

Видимо, механический герцог хочет, чтобы она разобралась в работе машины Тьюринга, насколько слово "хотеть" вообще применимо к механизму.

Значит, в программе герцога что-то испортилось, и нужен человек, который исправил бы неполадку.

Как только Нелл это поняла, история распуталась легко и быстро. Она выскользнула из каземата и, крадучись, обошла замок. Латники ее не видели, а если и замечали, не могли действовать самостоятельно и отправлялись к герцогу за новой программой. Наконец Нелл отыскала комнату под ветряком, где находилось сцепление. Отсоединив его, она остановила Вал. Через несколько часов пружины в спинах у латников раскрутились до конца, и все они замерли. Замок уснул, словно Нелл наложила на него заклятие.

Она беспрепятственно вошла в главный зал, открыла трон и нашла в нем машину Тьюринга. По обе стороны зияли глубокие дыры – Нелл светила факелом, но не увидела дна. Цепь с программой герцога свешивалась в эти дыры. Нелл кидала туда камешки, но ничего не услышала – видимо, цепь была бесконечно длинная.

В одной из башен отыскался скелет: он сидел в кресле за столом, над грудами книг. Мыши, жуки и птицы съели его мясо, но на столе еще валялись клочья седых волос и усов, а на шейных позвонках болталась цепь с печаткой в форме буквы Т.

Нелл долго разбирала герцогские книги. В основном это оказались блокноты с набросками неосуществленных изобретений. Он задумывал целые армии машин Тьюринга, соединенных параллельно, цепи со звеньями, допускающими более чем две позиции, машины, способные читать и писать не на одномерных цепях, а на двухмерных кольчугах, и даже трехмерную решетку со стороной в милю, по которой ползала бы самоходная машина Тьюринга, выполняя вычисления на ходу.

Какими бы сложными ни были эти изобретения, герцог всегда придумывал, как смоделировать их работу на обычной машине Тьюринга с более длинной цепью. Другими словами, параллельные и многомерные машины работали быстрее, но не делали ничего принципиально нового.

Как-то вечером Нелл сидела на своем любимом лугу и читала обо всем этом в букваре, когда из леса вылетела во весь опор робобыла без седока и понеслась прямиком к ней. Вообще-то в этом не было ничего необычного – умных робобыл нередко отправляли за определенным человеком, вот только этим человеком редко бывала Нелл.