— Немедленно дай телефон, недоумок, мне нужно связаться с моим командованием…

Комендант даже не пошевелился в ответ на тираду. Как будто представитель армии сателлита утратил всякое понятие о субординации в отношениях между союзниками.

— Ты что, олух, плохо понимаешь по-немецки? — Роттерн перешел на родной язык коменданта.

Спутник обер-лейтенанта не успевал дивиться языковым способностям своего товарища. Вилли неплохо знал финский, мог свободно объясняться по-шведски и по-английски и в совершенстве говорил по-русски. Свои навыки полиглота товарищ объяснял учебой на лингвистическом факультете берлинского университета и тем, что его родители — выходцы из немецкого Поволжья.

На этот раз лейтенант нехорошо улыбнулся, по лицу побежали желваки. Финскому коменданту еще с начала войны не нравилось, что союзники ведут себя в Суоми как дома или как в оккупированной Франции. Ну а уж сейчас, после разрыва, эти вояки и подавно не смеют держать себя с ним подобным образом. Больше незачем церемониться с бывшими союзниками. Тем паче что перед лейтенантом стояла парочка оборванных бродяг, вероятно, лишь выдающих себя за офицеров, а на самом деле — дезертиров в чинах не выше ефрейтора. В немецких эмблемах лейтенант разбирался слабо. Судя по всему, один из арестованных принадлежал к военным инженерам, а второго комендант принял за пехотинца. Этот был уж чересчур нахален и нуждался в уроке хороших манер. У лейтенанта взыграло чувство национального самосознания. Его страна — это вам не какое-нибудь гауляйтерство. Она сама решает, с кем воевать и с кем мириться. Кстати, русских в прошлой войне она довольно крепко била, не то что немцы в нынешней. Ну держитесь, потомки нибелунгов! Лучезарно улыбаясь, он расстегнул кобуру и вытащил допотопный наган.

— Господа, вы забыли об одной малости — вы не у себя дома. Вы в Суоми. И за оскорбление представителя власти… — Дуло ходило из стороны в сторону. Как и всякий офицер из малопривычных к оружию резервистов, комендант в этот момент считал, что выглядит очень воинственно. Стрелять лейтенант не хотел, грозный вид предназначался в основном для подчиненного. Комендант был уверен, что этим же вечером солдат расскажет за кружкой пива, как его начальник приструнил наглых тевтонов. А через день о подвиге прознает весь городок.

Пока финн упивался своим величием, ветеран зимней кампании Роттерн думал лишь о том, как бы половчее разоружить коменданта и его подручного, пока они кого-нибудь не застрелили ненароком. Пожалуй, не стоило их так нервировать, ну да теперь поздно извинения просить. Надо лишь отвесить хозяевам по паре не слишком крепких оплеух и добраться до телефона, а там ребята из штаба 20-й армии быстро уладят дипломатические трения.

Хотя сообщение о выходе Финляндии из войны застигло Роттерна и его товарища врасплох. Получается, за время их скитаний по тундре в мире кое-что изменилось. Самое разумное сейчас — спокойно все обдумать и решить, как действовать дальше. Но пляшущий под носом ствол отвлекал и раздражал обер-лейтенанта. Он оглянулся через плечо — новобранец, недавно мобилизованный крестьянский парень, взял винтовку наперевес, чтобы оказать коменданту огневую поддержку. Лейтенант и его подчиненный корчили из себя бывалых вояк. Можно было бы посмеяться над этим, но Роттерн не испытывал ничего, кроме досады. Обладая такой важной информацией, он и теперь зависит от каких-то глупых обстоятельств. Это несправедливо. Почему он должен тратить драгоценное время на пустяки из-за непомерного гонора какого-то финского полувоенного чиновника?!

— Рейно, обыщи этих господ, — выкрикнул лейтенант визгливым голосом, и новобранец метнулся выполнять приказание. — Все из карманов сюда…

Обшарив Роттерна, новобранец шагнул ко второму немцу. Задержанных еще не подвергали тщательному обыску, лишь отобрали оружие. Инженер смотрел на шарящего по его одежде солдата. Шумно дыша пивным перегаром, Рейно неуклюже лапал карманы немца. Наконец крепкие, привычные к тяжелой работе пальцы вцепились в мешочек во внутреннем кармане кителя. Небритая физиономия с гнилыми зубами оказалась совсем близко от его лица. Ударил тяжелый кислый запах. С радостной ухмылкой солдат выдернул кисет с опечатанными тесемками и номерной пломбой и подал его коменданту…

…Они падали с негромким стуком, отскакивали от замызганной столешницы. Роттерн удивленно присвистнул. Финский офицер взял один из рассыпавшихся камней и стал рассматривать на свет. До того заинтересовался, что даже отложил револьвер и попробовал камень на зуб. Несколько раз царапнул по графину. На стекле появились длинные борозды.

— Это еще что? Откуда у вас? У кого украли?

— Это не то… Это проба… — Тайна открылась в самый неподходящий момент. Надо же было так вляпаться!

— Думаю, при новых обстоятельствах вы с положения интернированных переходите на положение арестованных. Придется доставить вас в Оулу.

Сзади раздался стук. Это Везучий Вилли неожиданно упал на колени и, хрипя, протягивая руку к графину с водой, пополз к столу. Опешивший Рейно наклонился к командиру егерей и тут же получил сокрушительный удар в солнечное сплетение. Комендант кинулся за своим оружием, но Роттерн с силой толкнул на него стол. Ребро крышки впилось в объемистое чрево, финн хрюкнул и опрокинулся вместе со стулом. Обер-лейтенант подобрал выпавшую из рук солдата винтовку, дослал патрон в патронник, после чего перевел дух и довольно осмотрел место сражения.

— Ваш гарнизон захвачен, господин лейтенант. Власть переменилась. — И обратился к спутнику: — Да соберите же свои сокровища!

Вскоре комендант и его помощник были тщательно связаны кусками телефонного кабеля. Ткнув коменданту в брюхо стволом, Роттерн потребовал:

— Зови второго солдата.

У финна перекосилось лицо от бессильной ярости.

— Ну же! — Еще тычок.

Кривясь от боли, комендант позвал часового. Через мгновение тот разделил судьбу сослуживцев.

— Вот, значит, в чем дело. А я-то думал, какого черта для охраны убогого аэродрома с парком в одну эскадрилью отправлять спецвойска. С такой задачей справилось бы и отделение резервистов. Дело-то гораздо серьезнее, теперь понятно, почему нас не ставили в известность. Мы служили вам прикрытием, обеспечивали экспедиции «легенду», а вы со своей топосъемкой все это время дурили нам голову.

Роттерн внимательно рассмотрел камешек, подкинул раз-другой на ладони.

— На всю жизнь хватит. Ну ты, — ствол винтовки качнулся в сторону финского лейтенанта, — ползи в угол и не дергайся, а то эта штука иногда стреляет.

Пока инженер торопливо собирал камни в мешочек, Везучий Вилли сидел на столе с винтовкой, а финны в углу на половицах.

— И что вы собираетесь со всем этим делать, господин майор? Я имею в виду, теперь?

Инженер удивленно посмотрел на офицера в разодранной егерской форме. Роттерн весело покачивал ногой в расшитом саамскими узорами сапоге.

— Что вы хотите сказать?

— Господин Аксель, война заканчивается. Вы, а теперь и я, то есть мы, являемся носителями очень ценной информации. Конечно, я не знаю, какими способами вы искали то, что искали. Но я знаю, где это происходило и где осталось хранилище с материалами вашей экспедиции.

— Господин обер-лейтенант, вы что, предлагаете мне предательство? Или хотите всего лишь объяснений? — В голосе старшего по званию зазвучали металлические нотки.

— Ну зачем же так официально, всю дорогу вы меня звали просто Вилли. Я и впредь ничуть не обижусь на такое обращение. И потом, — обрел твердость голос егеря, — бросьте, вам-то какое дело до рейха и бесноватого фюрера с его идеями? У меня, обыкновенного немца, и то никаких иллюзий не осталось. А вы? Вы же прежде всего ученый, геолог. Кому хотите преподнести такой подарок? Для своего начальства вы уже покойник. А объявитесь с находкой в Берлине, очень скоро станете мертвы по-настоящему. Вы что думаете, в конце войны вам дадут с этим спокойно, жить? Сейчас начнется дележ награбленного, а материалы ваших поисков — довольно лакомый кусок. Что до меня, то я не претендую на все ваши камни, даже на половину, хватит и трети.