Именно там, в России, в годы обучения они и стали экипажем, познакомились и сблизились. В гостях корейским парням было хорошо. Казалось, все вокруг лучились доброжелательностью и гостеприимством. После голодной, разоренной войной родины Советский Союз выглядел раем, в котором живут избранные. Вот им повезло, они попали в число этих счастливчиков. Со многими русскими сложилась дружба, кое с кем Йенг долго переписывался. Потом — эти перемены. Йенг не винил во всем русских, не то что многие в эскадрилье. Наверно, сейчас большинству его друзей тоже не сладко… Но бизнес есть бизнес, новые времена — новые правила. Бывший командир «Be-12» не испытывал никаких комплексов. Если нужно лететь в Россию, он полетит. Лишь бы платили. И если надо, он сядет хоть на воду Москвы-реки перед Кремлем. Особого страха не было, Йенгу обещали солидное прикрытие, раньше о таком и мечтать не приходилось. Тогда по этой части лучше получалось у американцев. А сейчас вот подфартило и корейцам.

Маршрут перелета был назначен совсем не такой, каким его себе представлял командир воздушного судна. Хотя в отношении военного самолета правильнее было бы сказать — корабля. К удивлению членов экипажа, в конце первого этапа перелета они оказались на военной авиабазе, где их «средством производства» вплотную занялась бригада высококвалифицированных специалистов. В том, что база была военной, летчики не сомневались. Уж на военные аэродромы они в своей жизни насмотрелись достаточно.

Спустя трое суток Йенг не узнал свой самолет. Изрядно потрепанная за годы нелегкой службы «вешка» преобразилась. Раньше лодку красили как попало, в жалких попытках изобразить камуфляж просто замазывали истертые места чем придется. На базе старую расцветку смыли специальным составом. После трехдневной работы техников фюзеляж и плоскости сверкали специальной краской на полимерной основе, делающей самолет малозаметным для радаров. Износившиеся детали были заменены. Когда же вместо дряхлых движков техники начали устанавливать моторы фирмы «Пратт-энд-Уитни», кореец отправился к представителям нанимающей стороны за разъяснениями.

К своему большому удовлетворению господин Йенг узнал, что стоимость переоборудования самолета не влияет на размеры гонорара экипажа. И что по завершении операции самолет в отремонтированном виде без всяких условий и денежных вычетов остается в полном распоряжении его нынешних владельцев. После этого разговора экипаж целиком доверился персоналу базы. Днем и ночью люди, говорящие на незнакомом для азиатов языке, колдовали с каким-то радиоэлектронным оборудованием. С разрешения Йенга вместо старенькой, привычной для экипажа системы навигации на борту появилось оборудование «Лоран-С». И уж совсем без разрешения командира и к большому негодованию стрелка-радиста техники демонтировали артустановку и прикрепили на ее месте загадочные продолговатые контейнеры. Такие же коробки появились и на подкрыльевых поплавках. В ответ на все возражения наниматели обвораживающе улыбались и отвечали, что в этом рейсе стрелять не придется. И обещали по возвращении установить оружие на место.

В довершение ко всему, к самолету прикрепили нечто на специальной направляющей, своими очертаниями оно напоминало сильно уменьшенную копию спортивного планера. «Планер» был снабжен собственным двигателем и мог летать автономно. Экипажу растолковали, что этот аппарат будет отделяться в полете и следовать за лодкой самостоятельно. Управлением планера и содержимым контейнеров ведал оператор, занимавший место стрелка-радиста в освободившейся стеклянной полусфере в хвосте.

В первом же тренировочном вылете обнаружилось: контейнеры содержат в себе что-то наподобие выпускаемых в воздухе проволочных антенн. Передав управление брату, Йенг пробрался в хвост и понаблюдал за работой оператора. Планер уверенно повторял все эволюции самолета. Сначала маленький аппарат находился на довольно значительном расстоянии от хвоста лодки, потом догнал ее. По команде оператора он приближался, шел выше, ниже, набирал и сбрасывал высоту. Буксируемый шлейф чинно тянулся следом за кормой, как хвост за воздушным змеем. По сторонам виднелись еще два шлейфа — из контейнеров на поплавках. Еще один такой же трепыхался сзади планера. Перед посадкой все буксируемые штуковины сбрасывались, и самолет обретал привычную легкость в управлении. Планер опускался на парашюте.

Ежедневно на протяжении нескольких недель летчики тренировались, привыкали к новому оборудованию. Во время каждого учебного вылета остававшиеся на земле инженеры внимательно следили за лодкой с помощью радаров и производили какие-то замеры. Им подыгрывала обосновавшаяся в салоне самолета команда техников. Они тщательно наблюдали за поведением всей бортовой радиоэлектроники, систем связи и навигации. По командам с земли летчики выполняли необходимые маневры, не всегда понимая их предназначение. В большинстве случаев контролеры остались довольны результатами телеметрии. Экипажу не нравились только новые сложности в управлении. Непривычная техника существенно затрудняла пилотирование — машина стала неповоротливее, иногда в полете ее вело. Летчиков успокоили, что в рейсе оборудование будет использоваться лишь на коротком участке маршрута.

— Что ж, если все это делает машину незаметной для радаров, то я ничего не имею против, — сообщил командир корабля свое мнение членам экипажа после очередной посадки, и, как обычно, с их стороны не было возражений. Он бы крайне растерялся, узнав, что новое снаряжение ничего общего с маскировкой не имеет.

Даже совсем наоборот.

Северная весна уверенно вступала в свои права. Озеро освободилось ото льда, но кое-где на берегу и в лесу еще лежал снег. Багровое солнце медленно сползало к горизонту, на прибрежных островках устраивались на ночь утки и гуси — передохнуть по пути на север. Сквозь птичий гомон пробивалось ворчание дизеля передвижной электростанции. Пернатых, казалось, ничуть не заботило присутствие людей. В лесу шум с озера смолкал, терялся в частом ельнике. Предсумеречные лучи пробивались сквозь кроны, бросали пятна света на укрывшиеся между сосен трейлеры. Два прицепа бок о бок разместились на поляне. Оба окрашены в неброские серые и коричневые цвета. Рядом — несколько палаток. На шесте слабый ветерок полощет новенький полосатый «колпак» ветроуказателя.

Тишина на поляне нарушалась свистом вентиляции аппаратуры в прицепах, рокотом дизеля и гудением трансформаторов. Между прицепами и электростанцией тянулись жгуты кабелей. Надпись на бортах трейлеров извещала об их принадлежности к орнитологической экспедиции, организованной университетом Хельсинки под эгидой «Greenpeace»; ниже названия экспедиции — номера телефонов, факса и банковского счета фонда любителей местной фауны. Для пущей убедительности слева от надписи красовалась эмблема с изображением полярного гуся, несказанно обрадованного тем, что кто-то сподобился серьезно заняться его изучением. На борту прицепа можно было прочесть: «Передвижная метеостанция». Вывеска у въезда на поляну предупреждала о важности проводимых экспериментов. Рыбаков и туристов, буде таковые объявятся, вежливо просили не пугать живность и расположиться в другом месте.

Людей было немного: несколько человек возились с непонятного назначения компрессором; двое с отсутствующим видом бродили вокруг лагеря; один, вооруженный камерой с двадцатикратным объективом, вел наблюдение за озером, периодически озираясь вокруг.

Но тот, кто выбирал место для лагеря, исключил саму возможность нежелательного соседства. Оборудование на поляне было, мягко говоря, странным для орнитологической экспедиции. Еще можно было оправдать присутствие на крыше прицепа антенн спутниковой связи — дескать, необходимо ежедневно докладывать высоконаучным кругам в столице о результатах наблюдений за птицами и погодой. Но колпак ветрозащиты на другом прицепе выдавал системы вторичной радиолокации, более уместной в аэропорту, нежели на берегу лесного озера. А уж зачем он орнитологам, это разумному объяснению не поддавалось.