Кожаный Плащ, словно прочитав его мысли, напрягся. Олаф усмехнулся. Еще не время, нужно дотянуть до встречи. Над столиком склонилась официантка. Олаф отметил, что девушка чем-то похожа на Ингрид. После расстрела невесты он постоянно искал у всех девушек сходство с Ингрид. И голос мягкий и глубокий. Слова пробились как сквозь вату. Чего ей? Олаф понимал по-шведски, только было трудно сосредоточиться. Болела голова.

— Желаете еще чего-нибудь? — Девушка повторила вопрос и несмело улыбнулась странному посетителю.

Олаф кивнул. Повторил заказ и попросил газету. Началась лихорадка. Наверное, заболел. Надо держаться. Раскисать нельзя. Олаф решил, что выйдет вместе с компанией докеров, допивающих свое пиво в углу. Стрелять при таком количестве свидетелей немцы не станут. Негромко играло радио. Возможно, последняя в жизни мелодия, впрочем, теперь, когда нет Ингрид, это уже не важно. Важно передать пакет, и тогда он сполна рассчитается с немцами за нее, за ребят из обеих групп. И за себя.

Докеры начали расплачиваться. Олаф поднялся, оставил на блюдце всю наличность, на выходе подмигнул официантке, пригласительно кивнул немцу: «Пошли, что ли?» Пора. Его поступь была тверда.

Дождь кончился, сквозь разрывы в облаках проглянуло солнце. Олаф свернул на малолюдную улочку, он хорошо знал этот район. Кругом портовые склады, грузовые причалы, краны. Оглянулся. Машина следовала сзади на привычном расстоянии. Связного он увидел издалека. Человек в белом плаще стоял возле открытой машины.

Русский заметил Олафа и кивнул. Где же его прикрытие? Ага, вот и оно, двое чернорабочих с отсутствующим видом курят возле тачки с инвентарем. Немцам в машине группа прикрытия не видна, они видят только Олафа и связного. Курьер понял; все получится так, как он рассчитывал.

Норвежец ускорил шаг в направлении связного. Тот, не скрывая удивления, двинулся навстречу. Осталось пройти совсем чуть-чуть.

Словно почувствовав неладное, «хорьх» взревел мотором и увеличил скорость. В тишине улочки гулко прогремела очередь. Пули развернули Олафа и отбросили к стене. Машина остановилась рядом, резко отворилась дверца, выскочил Кожаный Плащ, вырвал портфель и прыгнул обратно на сиденье. «Чернорабочие» перестали изображать из себя посторонних зрителей, выхватили из тачки оружие и бросились к упавшему Олафу, поливая машину очередями. «Хорьх» рванул вперед, свернул на соседнюю улицу и понесся к центру. Олаф усмехнулся и выпустил из руки, в которой держал портфель, тросик спускового механизма. У людей в автомобиле осталось не больше минуты. Все получилось.

Умирая, Олаф еще успел улыбнуться склонившемуся над ним связному и вспомнить лицо невесты. Ее взор сиял из того счастливого лета, когда они познакомились в Хаммерфесте. Светловолосая девушка стояла на вершине скалы над фиордом и смеялась. Он просто шагнул ей навстречу.

Озираясь по сторонам, русский быстро выхватил из внутреннего кармана плаща курьера два пакета. Человек из группы прикрытия подогнал машину. Времени на воинские почести не оставалось, связной закрыл Олафу глаза и молча покачал головой. Всего-то и нужно было свернуть в проулок, под защиту группы прикрытия. Парень сам выбрал себе судьбу. А может быть, это единственно правильный путь? Все равно обеспечить ему переброску в Россию они не могли. Сами здесь почти на осадном положении. А так, информация доставлена, проблем с засвеченным связным больше нет, противнику нанесен урон. Парень поступил как профессионал, живущий по законам войны и оценивающий ее мерками жизнь и свою, и чужую. Бывший студент-филолог сработал как кадровый разведчик. Эта война многих сделала специалистами, люди освоили профессии, о которых раньше и представления не имели.

Вдалеке грохнуло, завыли полицейские сирены. Машина с русскими отъехала, оставив на брусчатке тело в мокром плаще, начавшем заплывать красным.

После привала темп ходьбы спал. Правда, идти стало веселее — здесь было и повыше, и посуше. После того как группа свернула на дорогу к Северному посту, под ногами зашуршал гравий. С одной стороны лес отступил, открывая великолепный вид на равнину. Вдалеке синело Пяозеро. До самого горизонта тянулись невысокие, покрытые лесом сопки, между ними — зеленые ковры болот. С другой стороны грунтовки высилась самая настоящая скала. На вершине росли сосны, скрюченные, с ветвями, вытянутыми в направлении господствующего ветра. Дорогу в этом месте прокладывали при помощи взрывов, и скала была изрезана трещинами. На склоне остались следы шурфов, в которые закладывали взрывчатку.

Кудрявых снова достал фотоаппарат.

— Прибереги несколько кадров для озера, там места куда красивее, — предупредил младшего сержанта Давыдов.

— У меня пленки три катушки, хватит на все, товарищ лейтенант. Вы с Ивановым вон туда не встанете? Я вас щелкну.

Во время короткого перекура Мишка с Расулом попытались залезть на скалу. Добрались только до половины склона, выше было никак. Вверх уходила почти отвесная каменная стена. Давыдов поймал их видоискателем, снял крупным планом лица; в другом кадре две человеческие фигурки распластались на склоне — для сравнения.

Когда миновали росшую у самой обочины высокую сосну с содранной корой, Давыдов сообщил, что уже почти пришли. Через километр приблизились к самому узкому месту трассы. Скала козырьком нависла над дорогой, с другой стороны невысокий, метра два, откос заканчивался трясиной. Болото зеленело у самой обочины. Зеленый мох скрывал под собой толщу топкой грязи.

— Здесь когда-то бульдозер утонул, — вспомнил лейтенант очередную местную байку. — Чистили зимой снег, тракторист уснул, съехал с дороги, и все. Трактор так и не достали. Так что красотами будем любоваться вместе, без меня с сопки ни на шаг. А то я вас знаю, понесет в заброшенный лагерь, еще заблудитесь, тут в некоторых направлениях жилья нет на сотни верст.

— А что за лагерь? — В душе у Кудрявых проснулся исследователь-первопроходец.

— С войны остался. Я тут зимой был, поэтому и не ходил туда, побоялся волков. Сейчас, если вовремя управимся, можно будет заглянуть. А лагерь то ли финский, то ли немецкий. Мужики с Северного поста ходили, говорят, там на стенах в блиндажах надписи не наши.

У самого узкого места дороги, во избежание заторов, по обе стороны скального выступа при прокладке дороги сделали две широкие площадки. Благодаря им можно было пропустить встречный транспорт. Миновав площадку, связисты остановились. В самом узком месте стоял лесовоз.

— Они что, из ума выжили? — выпалил Расул. — А если кто поедет?

— Здесь просто так не ездят, сначала выходят и проверяют дорогу. Потом разъезжаются со встречными…

У машины никого не оказалось. Кабина была поднята.

— Ты у нас спец по движкам, посмотри, в чем там дело. — Давыдов отправил Расула к грузовику.

Вскоре ефрейтор вернулся.

— С дизеля сняты все шланги, какие только можно. Наверное, давно здесь стоит — движок совсем холодный. А где водитель?

— Не знаю, до Северного еще километра два, а эти работнички там рядом устроились. Нашли где встать, ей-богу. Теперь здесь никто не проедет. Попробуй эту дуру с места сдвинь.

Потолкавшись возле машины несколько минут и повесив на безопасном расстоянии от нее найденные в кабине красные флажки, двинулись дальше.

Пройти мимо лесовоза можно было лишь по обочине, и то по одному.

— Классная машина! И радиостанция в кабине, и кондиционер, и не боятся бросать.

— Здесь такие вещи не воруют. Ладно, пошли на пост, там выясним, в чем дело.

Лейтенант ускорил шаг.

Вскоре над кромкой леса показались шар ветрозащиты «Тамары», антенны радиостанции и древней РЛС. Пост размещался на господствующей высоте, и его антенны были видны достаточно далеко.

— Вот вам и Северный. — Давыдов показал рукой на сопку.

— Что это за шар на мачте? — Кудрявых с интересом смотрел на открывшуюся картину. Озеро было совсем близко. За купой сосен проглядывал каменистый островок, покрытый все теми же соснами. Вдаль уходили два скальных мыска, оканчивающихся каменистыми отмелями. Берег скрывался за невысокой грядой. Картина — лесная сказка, стоял бы и любовался.