– Здесь… Я здесь родился, – хрипло сказал Деян. – Здесь мой дом. Здесь… ты.

– Забудь. – Эльма взглянула ему в глаза. Взгляд ее был спокоен и тверд.

– Да что с тобой такое?!

– Ничего, – отрезала Эльма. – Хватит топтаться на месте. Лучше приведи в чувство… своего спутника, а то он так и будет смеяться до темноты.

– Я не верю. Почему ты… – Деян отпрянул, оглядывая ее со всех сторон, пораженный внезапной догадкой. – Что он тебе сказал?! Или он что-то и с тобой сделал?! Пока я был… Пока меня… Что этот проклятый ублюдок сделал!?

Это многое объясняло – и прежде всего то, почему Эльма держалась с Големом подозрительно любезно.

– Да стой, дурак! – Эльма силой удержала его, не дав в тот же миг броситься на чародея. – Ничего он не делал…

– Врешь!

– …а называть того, с кем предстоит долгий путь, «проклятым ублюдком» – не очень-то умно и дальновидно, – спокойно закончила она.

– Что этот трижды! проклятый! ублюдок! сделал?!

– Теперь тебе всюду мерещатся лжецы и негодяи, Деян?

– Нет! Нет, но… – Деян замялся, пытаясь подобрать слова, окончательно сбитый с толку.

Он не мог понять, говорит она правду или нет. В ее слова не верилось – но, может, только потому, что верить не хотелось?

Вмешательство Голема многое бы объясняло и оправдывало, однако преподобный Терош был прав: эдак недолго было додуматься и до того, что погода из-за каверз чародея портится, а не потому, что осень на дворе. Будь в запасе время – день, час, хотя бы один спокойный час, – может, удалось бы объясниться. Но времени как раз и не было.

– Перестань, будь добр, орать на меня посреди улицы и говорить чепуху, – тихо сказала Эльма. Она выглядела бесконечно уставшей, и вряд ли впечатление было обманчиво – она ведь не ложилась с ночи.

Понимая несчастливую судьбу Орыжи, она и сама, возможно, хотела бы уйти, подумал вдруг Деян. Хотела бы, но не могла, даже если б Голем разрешил: престарелая бабка, маленькие племянницы – невозможно было оставить их на одну Малуху…

Деян, вздрогнув, разжал руки. Только он был ничем не связан; совершенно свободен, как и всегда. Свободен, не способен ничего решить, даже о себе с толком позаботиться – и то не способен. Ему ли было требовать с нее чего-то, хоть бы даже и простой откровенности?

– Извини. Уже перестал, – смущенно сказал Деян, озираясь по сторонам. – Идем?

Орыжцы – те, кто не сидел на поминках и не ушел в поле, – попрятались по домам. Джибанд топтался впереди, не зная, что ему делать. Чародей наконец успокоился и теперь наблюдал за ними, навалившись всем телом на забор.

– Идем, Эл, – повторил Деян. – Этот… уважаемый господин колдун нас сам догонит, когда посчитает нужным.

– Да. Сейчас, – хрипло откликнулся Голем, не двинувшись, однако, с места. Входя в калитку Догжонов, Деян еще раз оглянулся: чародей так и стоял неподвижно, привалившись к забору, и смотрел куда-то мимо них.

– X –

Деян подумывал забрать мешок и уйти по-тихому, но Кариша – старшая и догадливая не по годам – выскочила навстречу и втянула его в дом.

В отличие от взрослых вопрос, как вдруг одноногий человек стал нормальным, ее не интересовал совершенно; оно и ясно, что чудом, чего тут спрашивать? – зато живо интересовало, куда он собрался и когда вернется.

«Может, скоро, а, может, нет – как сложится», – туманно ответил Деян, не придумав ничего лучше, и тотчас о том пожалел. Вопросы посыпались градом: «Завтра вернешься? А послезавтра? А послепослезавтра?» – вынудив его, в конечном счете, сознаться в неутешительной правде.

– Нет, милая. И после-после-послезавтра – тоже вряд ли… Не знаю я, когда вернусь. Мне далеко нужно идти, очень далеко… как твоему папе.

– Папа туда ушел и не пришел больше. И ты больше не придешь, – с убийственной непосредственностью сделала вывод Кариша и ударилась в слезы. Младшая, возившаяся у печи, вряд ли многое поняла, но на всякий случай разревелась вместе с сестрой. Под укоризненным взглядом Эльмы Деян попытался их успокоить – безуспешно, конечно же. Малуха без церемоний ухватила младшую за шиворот и ушла в дальнюю комнату, зло зыркнув из-под бровей. Хотела увести и Каришу, но та вырвалась и стала вертеться вокруг Деяна, не даваясь в руки и чередуя умоляющее «не уходи-и-и-и» с ударами маленьких кулачков: в ней определенно было что-то и от Малухи, и от Эльмы, и от прабабки – которая не замедлила проснуться и внести гортанными криками свою лепту в общий переполох. Довершил картину чародей, явившийся-таки узнать, почему Деян возится так долго.

– Ты – плохой! – изо всех сил напрягая глотку, заорала Кариша, увидев Голема. – Злой и плохой!!!

– Э-э… Д-да: я тот еще гад. – Чародей аж начал заикаться под ее напором. – А что я на сей раз сделал?

– Отец у нее год как воевать ушел. Теперь я, по прихоти твоей, ухожу, – зло сказал Деян. – И ты еще спрашиваешь, что сделал?

Шалфана Догжон избавила чародея от необходимости отвечать, запустив в него с печи тяжелой долбленой ложкой:.

– Сгинь, поганый, пшел! Неча тут шляться!

– Э-э… – Голем, увернувшись, попятился к двери. Лицо его в это мгновение приобрело выражение испуганное и туповатое, как у Джибанда.

– Бабушка, прекрати! – крикнула Эльма, но голос у старухи был громче.

– Сгинь, пшел, пшел!

Еще одна ложка ударилась о косяк.

– Джеб взял твой мешок; я подожду снаружи! – выкрикнул Голем. Последние слова донеслись уже со двора: чародей выскочил из дому, не став дожидаться, что в него полетит еще.

Деян на миг почувствовал гордость за старуху.

Калиша тихо юркнула в комнату к матери – не иначе тоже побоялась получить от прабабки.

– Так-то! Ишь, шляются, – удовлетворенно пробурчала старуха. – Ты им чего позволяешь, сын! А? Хоть бы за женой следил! Молчит и столбом стоит, дурень! Чего встал? Что, дела никакого нет, а?

– Я не ваш сын, бабушка Шалфана, – тихо сказал Деян. – Друг ваших внуков, сосед.

– Ша?

– Я не ваш сын. Вы обознались.

– Ишь чего болтает, слыхали, а? Тьфу ты! Иди хоть дров наколи, ступай! Совсем с ума сдвинулся, мозги последние пропил, дурной… Барагозите тут с дружками, вздремнуть не даете… – Старуха отвернулась к стене.

Еще недавно в ушах звенело от криков – а теперь в доме стало невыносимо тихо. Только сердито сопела старуха и в дальней комнате всхлипывала младшая дочь Петера.

– Тебе пора. – Эльма подобрала брошенную ложку и стала сосредоточенно оттирать ее полотенцем.

Деян стиснул зубы. Почему-то вышло так, что он сейчас стоял ровно посреди темного пятна на половице; может, оттого и чужая ступня снова заныла…

– Эльма!

Она устало взглянула сквозь него:

– Что еще?

– Займитесь кистью Красавчика Кена, если не собираетесь его вешать, – сказал Деян совсем не то, что собирался, – и вышел, хлопнув дверью.

– Идем! – Он едва не сшиб стоявшего у калитки чародея. Земля под ногами горела. – Идем, забери все это мрак!

– XI –

– За нами что, кто-то гонится? – поинтересовался чародей, когда крыши Орыжи скрылись за перелеском.

– Нет, – процедил сквозь зубы Деян, не сбавляя шага. Ступня нестерпимо болела, но сейчас он просто не смог бы идти медленнее.

– С виду не скажешь, что «нет», – не унимался чародей. – Ты дорогу хоть помнишь?

– Нет. Но она тут одна. Не заблудимся.

– Уверен?

– Нет. И плевать я хотел, если заблудимся. Мрак бы все это побрал!

– Ты бы поосторожней с проклятиями. – Чародей неодобрительно нахмурился, но наконец-то отстал.

Джибанд молча топал рядом, таща на плече Деянов мешок, связку тыквенных бутылей с водой и скатку с одеялами: никакой своей поклажи у чародея не было. Кратчайшая лесная тропа к дороге на большак – чтоб не идти через все село – проходила у Сердце-горы; она уже виднелась впереди.

Скала наверняка изменилась за все те годы, что Деян не подходил к ней близко, но ему она показалась в точности такой, какой он ее помнил: огромная, выше самых старых елей, серая глыба в тонких рыжих прожилках. И едва доходящие до колена каменные остовы рядом: все, что осталось от когда-то стоявших здесь стен.