– Мы давно не девочки, и уж во всяком случае не я, длинная Женни! Разные, конечно, бывают мужчины, – но у кого есть опыт, того ничем не удивишь.
– Вы не понимаете меня, милая Женни, – сказал профессор, – я отнюдь не требую от вас ничего особенного, дело идет просто-напросто о чисто научном эксперименте.
– Знаю, знаю! – взвизгнула Женни. – Знаю! Ты доктор, наверное. У меня уже был раз такой, – он всегда начинал с науки – это самые большие свиньи! Ну, за твое здоровье, старикашка, я не имею ничего против. Мною ты будешь доволен!
Тайный советник чокнулся с нею: «Я очень рад, что у тебя нет никаких предрассудков, – мы с тобою скоро сойдемся. Короче говоря, дело идет об опыте искусственного оплодотворения».
– О чем? – перебила Женни. – Об искусственном – оплодотворении? Какое же тут особое искусство? Ведь это всегда очень просто!
А черная Клара захохотала: «Мне, во всяком случае, было бы приятнее искусственное бесплодие!»
Доктор Петерсен пришел на помощь своему патрону.
– Разрешите мне объяснить?
И когда профессор утвердительно кивнул головою, он прочел небольшую лекцию об их планах и достигнутых до сих пор результатах и о возможностях в будущем. Он подчеркнул особенно выразительно, что опыт совершенно безболезнен, и что все животные, над которыми до сих пор производились эти опыты, всегда чувствовали себя превосходно.
– Какие животные? – спросила Женни.
Ассистент ответил: «Ну, крысы, обезьяны, морские свинки».
Она вскочила: «Как? Морские свинки! Я, может быть, правда, свинья, – пожалуй и грязная! Но морской свиньей меня не называл еще никто! А ты, плешивый, хочешь еще обращаться со мною, как с морскою свиньею? Нет, дорогой мой, на это я не пойду!»
Тайный советник попробовал ее успокоить и налил ей еще рюмку. «Пойми же, дитя мое…»-начал он. Но она не дала ему говорить. «Прекрасно понимаю! – закричала она. – Чтобы я позволила с собою то, что вы делаете с грязными животными! Чтобы вы мне вспрыскивали всякую дрянь – а в конце концов сделали бы какую-нибудь вивисекцию? – Она не унималась и вся покраснела от злобы и возмущения. – Или чтобы я родила какое-нибудь чудовище, которое вы стали бы показывать людям за деньги?! Ребенка с двумя головами и крысиным хвостом? Или чтобы он походил на морскую свинью? Я знаю, знаю, откуда они берут этих чудовищ в паноптикуме, – вы, наверное, агенты от них?! И чтобы я согласилась на искусственное оплодотворение?! Вот тебе, старая свинья, – твое искусственное оплодотворение!» Она вскочила с места, перегнулась через стол и плюнула тайному советнику прямо в лицо.
Потом взяла рюмку, спокойно выпила коньяк, быстро повернулась и с гордым видом отошла.
В эту минуту в дверях показался Франк Браун и подал знак следовать за ним.
– Подите-ка, господин доктор, подите-ка сюда поскорее! – взволнованно крикнул ему доктор Петерсен, помогая в то же время профессору вытереться.
– В чем дело? – спросил референдарий, подойдя к столу.
Профессор искоса посмотрел на него злым, как ему показалось, недовольным взглядом. Три проститутки стали кричать взапуски, между тем как доктор Петерсен объяснял ему, что без него произошло. «Что же теперь делать?» – заключил он. Франк Браун пожал плечами:
– Делать? Ничего. Заплатить и уйти, – больше ничего. Да и к тому же я нашел, что нам нужно.
Они вышли на улицу. Перед выходом стояла рыжая девушка и зонтиком подзывала экипаж. Франк Браун подсадил ее и помог сесть профессору и его ассистенту. Потом крикнул кучеру адрес и сел тоже.
– Позвольте, господа, представить вас друг другу, – сказал он. – Фрейлейн Альма – его превосходительство тайный советник тен-Бринкен – доктор Карл Петерсен.
– Ты с ума сошел? – закричал на него профессор.
– Нисколько, дядюшка, – спокойно ответил племянник. – ведь все равно, если фрейлейн Альма пробудет долгое время у тебя в доме или в клинике, она узнает твое имя, хочешь ты того или нет. – Он повернулся к девушке. – Простите, фрейлейн Альма, мой дядюшка действительно слишком состарился!
В темноте он не видел, но слышал, как в бессильной ярости сжимались толстые губы. Ему это было приятно, он ждал, чтобы дядюшка обрушился на него.
Он ошибся. Тайный советник ответил спокойно: «Ты, значит, уже рассказал ей, в чем дело?»
Франк Браун рассмеялся ему прямо в лицо. «Ничего подобного! Я не говорил ни слова об этом. Я прошел с фрейлейн Альмой всего несколько шагов – и не сказал с нею больше десяти слов. А до того – я видел, как она танцевала…»
– Но, господин доктор, – прервал его ассистент, – ведь после того, чему мы сейчас были свидетелями…
– Дорогой Петерсен, – сказал Франк Браун несколько свысока, – успокойтесь. Я убедился, что эта барышня именно то, что нам нужно. По-моему, этого совершенно достаточно.
Экипаж остановился перед рестораном. Они вышли. Франк Браун потребовал отдельный кабинет, и кельнер проводил их.
Он подал карточку вин, и Франк Браун заказал две бутылки Роттегу и бутылку коньяку. «Только поскорее, пожалуйста!» – сказал он. Кельнер принес вино и удалился.
Франк Браун закрыл двери. Потом подошел к девушке:
– Пожалуйста, фрейлейн, снимите шляпу.
Она сняла шляпу: дикие, освобожденные от шпилек волосы рассыпались по лбу и щекам. Ее лицо было почти прозрачного цвета, как у всех рыжих женщин, – только кое-где виднелись небольшие веснушки. Глаза сверкали зеленоватым блеском, а небольшие блестящие зубы вырисовывались между тонкими синеватыми губами. На всем лежал отпечаток всепоглощающей, почти неестественной чувственности.
– Снимите блузу, – сказал он.
Она молча повиновалась. Он расстегнул пуговицы на плечах и спустил с нее сорочку.
Франк Браун посмотрел на дядюшку. «Я думаю, достаточно, – сказал он. – Остальное вы и так видите. Бедра ее не оставляют желать ничего лучшего. – Он повернулся снова к девушке: – Благодарю вас, Альма, можете одеться!»
Девушка повиновалась, взяла бокал, который он ей протянул, и опорожнила. И с этой минуты он стал следить за тем, чтобы ее бокал ни на секунду не оставался пустым.
Он начал говорить. Рассказывал о Париже, говорил о красивых женщинах в «Moulin de Galette», «Elisee Monmarte», описывал подробно, как они выглядят, рассказывал об их ботинках, об их шляпах и платьях.
Потом обратился к Альме. «Знаете, Альма, просто безобразие, что вы тут бегаете. Только не обижайтесь на меня. Ведь вы же нигде не показываетесь. Были вы хоть в Унион-баре или в Аркадии?» Нет, она еще не была. Она не была даже в залах Амура. Как-то один кавалер взял ее с собою на бал, но когда на следующий вечер она пришла туда одна, ее не впустили. Нужно иметь подходящий туалет…
_ Конечно, нужно! – подтвердил Франк Браун. – Неужели она думает, что добьется чего-нибудь здесь, в этих кафе? Она рассмеялась: «Ах, в конце концов, не все ли равно – мужчины всегда мужчины!»
Но он не унимался, принялся рассказывать о всяких чудесных историях, о женщинах, которые нашли свое счастье в больших бальных залах. Говорил ей о жемчужных нитях, об огромных бриллиантах, рассказывал об экипажах, о блестящих выездах. Потом вдруг спросил: «Скажите, вы уже давно так живете?»
Она спокойно ответила: «Два года, с тех пор, как я ушла из дому».
Он принялся ее расспрашивать и шаг за шагом выпытал все, что хотел знать. Чокался с нею, подливал ей беспрестанно вина и незаметно для нее добавлял в шампанское коньяк.
Ей еще нет двадцати лет, она из Гальберштадта. Ее отец – булочник, честный, порядочный, – также и мать, и шестеро братьев и сестер. Она, как только кончила школу, через несколько дней после конфирмации сошлась с одним человеком, с одним из подмастерьев отца. Любила ли она его? Ничуть не бывало – то есть почти нет – только разве когда… Да, а потом был еще один, и еще. Отец бил ее и мать тоже, но она каждый день убегала и проводила ночи вне дома. Так продолжалось несколько лет – пока в один прекрасный день родители не выгнали ее. Она заложила часы и уехала в Берлин. И вот теперь она здесь…
