Сбежалась прислуга, принесли свет, подняли шум, – говорили, кричали, наполняли большой двор…
Шатаясь, как пьяный, побрел он к дому, опираясь на старого кучера…
– Я хочу домой, – шептал он, – меня ждет моя мать.
ЭПИЛОГ
Позднее лето – розы подымают головки свои на стеблях, мальвы рассыпают свои мягкие краски: бледную – желтую, лиловую – и мягкую, розовую.
Когда ты постучалась ко мне, дорогая подруга моя, была юная весна. Когда ты вошла в узкую дверь моих снов, ласточки смеялись с нарциссами, лазурны и добры были глаза твои и дни твои были точно тяжелые гроздья светло-синих глициний – они падали вниз на мягкий ковер: ноги мои скользили легко по аллеям, залитым весенним солнцем…
Пали тени, и ночью из моря поднялся вечный грех, – пришел с Юга – из шири пустынь. Простер свое зачумленное дыхание. И, горячая, вся дрожа, ты проснулась, – счастливая всяким грехом, полным яда, пила мою кровь, ликовала, кричала – от страшной муки и безумного сладострастия.
В дикие когти превратились твои розовые ногти, за которыми ухаживала Фанни, маленькая камеристка. В острые ножи обратились твои белоснежные зубы, в грудь проститутки – твоя нежная детская грудь. Ядовитыми змеями стали золотые кудри твои, а из глаз, которые преломляли свет сверкающих сапфиров моих милых золотых Будд, сверкают молнии, растопляющие своим жаром все ликование безумия…
Но в озере моей души выросли золотые лотосы – простерли широкие листья по зеркальной воде, закрыли собою пучину, – и серебристые слезы, которыми плакало облако, лежали, точно большие жемчужины на зеленых листьях, – сверкали на солнце, точно точеные лунные камни. Где лежал снег тихих акаций, там золотой дождь пролил свою ядовитую желчь – там нашел я, подруга моя, великую красоту целомудренного греха. И понял страсти святых.
Я сидел перед зеркалом и пил из него избыток греха твоего. Когда ты спала в летний полдень в тонкой шелковой сорочке на белой простыне.
Другою ты становилась, белокурая подруга моя, когда солнце смеялось над садом моим, – белокурая сестренка моих тихих дней. У совсем другою – когда солнце погружалось в море, когда из-за кустов тихо выползали ночные туманы, – дикая греховная подруга моих жарких ночей. Я же при свете яркого дня видел в твоей нагой красоте все грехи ночи.
В зеркале я прочел тайну – в старом зеркале в золотой раме, которое видело столько любовных игр в большой комнате в замке Сан-Констанцо. В этом зеркале прочел я тайну, подняв глаза от страниц кожаной книги: слаще всего – целомудренный грех невинности.
Ты не будешь отрицать, дорогая подруга моя, что есть существа – не звери – странные существа, созданные игрою причудливых мыслей.
Добр закон, добра строгая норма. Добро – Господь, создавший их – добрый человек, их уважающий. Дети же Сатаны дерзновенной рукою ломают скрижали вечных законов. Им помогает злой дух, могучий властелин, – он создает по собственной горделивой воле – создает вопреки природе. Творения его вздымаются все выше и выше – и все-таки падают и погребают в падении своем дерзновенных детей Сатаны…
Я написал для тебя эту книгу, сестра. Раскрыл давно забытые раны, смешал их темную кровь с яркой и свежей кровью последних страданий: красивые цветы вырастут из почвы, упоенной кровью. Правдиво, прекрасная подруга моя, правдиво все то, что я тебе рассказал, – но я взял все же зеркало и прочел в нем конечную тайну событий…
Возьми, сестра, эту книгу. Возьми ее от безумца – высокомерного глупца – и тихого мечтателя…
От человека возьми, сестра моя, от человека, который шел подле жизни – мимо нее…
МИРАМАР – «Лезина – Бриони»
Апрель – октябрь 1911 г.
