Подойдя к Менкауре, женщина посмотрела ему прямо в глаза. Когда-то Парвати считала воинов XV легиона защитниками ее родного мира — героями, заслуживающими почета и хвалы как за ратное мастерство, так и за ученость.

— И почему же они не желают знать? — поинтересовалась Чайя.

— Боятся того, что могут изведать. — Адепт перевел взгляд на Диона. — Разве не этого вы страшитесь? Ну, что же пугает вас в действительности?

Рунный жрец снова ударил пленника так жестоко, что Парвати вздрогнула. Изо рта провидца брызнула кровь, полетели зубы. Волк упер ствол пистолета ниже подбородка Менкауры и надавил на спуск так, что для выстрела ему оставалось лишь слегка шевельнуть пальцем.

— Пойми, предатель, ты жив лишь по одной причине: Пром не видел того, что открылось мне. Он не представляет, какой малефикарум вы с вашим примархом высвободили на Просперо. Он еще не понимает, насколько ты опасен.

Провидец облизнул разбитые губы.

— Ты прав, — сказал Менкаура, обильно сплюнув кровью на кафельный пол. — Я в самом деле опасен. Гораздо опаснее, чем ты способен вообразить, и при этом я — из наименее воинственных адептов. Только подумай, насколько опасным мог бы оказаться наш полный легион, если бы решительно выступил против Хоруса плечом к плечу с твоими братьями!

Чайя заметила, что убийственный гнев в глазах Бёдвара немного ослаб. Не окончательно потух, вовсе нет, но расстрел на месте провидцу уже не грозил.

— Мне бы хотелось, чтобы вышло так, но вюрд определил по-другому, — произнес фенрисиец. — По его воле мы стали врагами, и поэтому я направляю пистолет тебе в лицо.

— Интересно, могло ли все сложиться иначе? — спросил Менкаура.

— Есть то, чего нам познать не дано, — буркнул рунный жрец.

— Нам дано познать все.

Видя, что фенрисиец злобно оскалился, Нагасена подошел к нему и положил руку на оплечье легионера. Рядом с Волком агент выглядел до нелепости маленьким.

— Не стану делать вид, что разбираюсь в твоем вюрде, Бъярки, — сказал Йасу, — но разве одно то, что Менкаура сейчас находится здесь, не подтверждает ли, что мы нуждаемся в нем?

Бёдвар пожал плечами.

— Возможно. Да, он тут, и еще пригодится нам. Это я понимаю, но вюрд не настолько прост. Нельзя подгонять его под одни факты и отбрасывать другие.

Коротко поклонившись легионеру, Нагасена обернулся и настолько пристально воззрился на Парвати своими медово-золотыми глазами, что женщина отступила на шаг.

— Перед смертью госпожа Веледа держала в руке карту, — произнес Йасу. — Ты видела ее, так?

— Верно, — подтвердила Чайя.

— Отчетливо?

— Лишь на секунду, но… да.

— Тогда опиши ему рисунок на ней, — велел агент, указав на Менкауру.

Парвати кивнула и сосредоточилась, пытаясь сложить запечатленные в памяти кусочки изображения. Женщина понимала: в случае ее неудачи окажется, что гадалка погибла напрасно. Когда перед мысленным взором Чайи возникла целая карта, женщина внимательнее рассмотрела ее при помощи ментальных навыков, полученных при обучении на Просперо.

— Божественное создание с пламенным мечом в правой руке и увенчанной орлом державой в левой, — заговорила Парвати. — Над ним реют ангелы, играющие на золотых трубах, с которых свисают шелковые стяги.

Менкаура издал нечто среднее между вздохом и всхлипом.

— Тебе знакома эта карта? — спросил Нагасена с заметной нервозностью в голосе.

Адепт кивнул, глядя в пол.

— Да.

— Как она называется?

— «Правосудие», — ответил сын Магнуса.

Чайя заметила, что рунный жрец и библиарий мгновенно напряглись. От Йасу их реакция тоже не ускользнула.

— Что она означает? — уточнил агент.

— Спроси Прома, — посоветовал Менкаура. — Он был там.

— Где, Дион?

Помолчав, бывший Ультрамарин произнес:

— На Никее.

Амон нашел отца залитым кровью.

В исполосованном молниями небе бушевала гроза, совершенно обычная для Планеты Чернокнижников в нынешние беспокойные времена. Здесь, в царстве изменений, постоянно происходило только одно — разрушительные бури эфирного огня.

Но сейчас ярился неестественный шторм, хотя в этом теневом мире вообще мало что могло называться «естественным». С неба лилась кровь, и навстречу ей вздымались языки пламени, пылающего в сердце неказистого города рухнувших менгиров, что угнездился в безрадостных холмах у подножия гор из дымчатого стекла.

«Грозовая птица» советника, севшая на окраине примитивного поселения, враждебно рычала вхолостую работающими турбинами, пока ее хозяин пробирался через трущобы. За ним следовали два сервитора, которые направляли золотой трон жизнеобеспечения, когда-то использовавшийся при лечении раздробленного позвоночника Амона.

На улицах повсюду валялись окровавленные трупы звероподобных созданий с копытами и рогами — возможно, бывших людей. Точнее, куски тел, словно бы пропущенных через гигантскую молотилку. На древних камнях подсыхали алые потеки, и легионер замечал особые смыслы в геометрическом расположении пересекающихся багряных дуг. Дождь понемногу смывал кровь, так что советник брел по липкой грязи, булькающей красными пузырями под его сабатонами.

Придерживаясь пути, отмеченного следами смертоубийства, Амон дошел до круга вытоптанной земли. В центре его возвышалось идолище, чем-то напоминавшее птицу; крылатого великана с глазами на кончиках ветвистых рогов собрали из кованого металла и выбеленного водой плавника.

«Где звери нашли его?»

Перед огромным идолом стоял и растерянно смотрел в дождливое небо Магнус Красный. В тот момент прозвище особенно подходило ему — с головы до ног примарха покрывала кровь его жертв.

Циклопа окружали сотни трупов зверолюдей, к его клинку-хопешу пристали ошметки плоти. Алый Король обернулся, но выражение его лица скрыла текучая маска из капель кровавого ливня. Несколько долгих секунд примарх взирал на советника, и грудь исполина вздымалась от ложных вздохов, бесцельно наполняющих воздухом нематериальные легкие.

«Какой из Магнусов сейчас передо мной?»

Вскинув хопеш, отец движением мысли обратил слой крови и мяса на клинке в облачко мелких частиц и повесил вновь заблиставшее оружие на бедро.

— Амон, — сказал он, шагнув к легионеру.

Адепт облегченно выдохнул: сегодня генетический прародитель хотя бы узнал его. Впрочем, уже следующая фраза примарха вновь встревожила советника.

— Кто позволил столь нечестивым созданиям поселиться на Моргенштерне?

— Мы не на Моргенштерне, мой господин.

Магнус нехорошо прищурил глаз.

— Почему ты все время споришь со мной, Амон?

— Вы учили меня, что истина — величайшая из добродетелей.

Над горным хребтом пронеслись раскаты грома, с самых высоких пиков сошли лавины из осколков стекла. Новая родина XV легиона разрывала себя на куски, словно воспроизводя гибель Просперо.

— Так зачем же ты лжешь?

— Я говорю правду, мой господин! — Советник перекрикивал грозу, стараясь при этом скрыть переполнявшую его скорбь. — Мы не на Моргенштерне, не на Сорокопуте и не на Просперо! Сей мир приемлет только одно имя: Планета Чернокнижников!

— Сколько ни повторяй эту ложь, правдой она не станет! — огрызнулся примарх. — Над нами Горы Праха, мы в развалинах Жаррукина!

Последнее слово поставило Амона в тупик, ибо этого названия, в отличие от прочих, воин не помнил. Оно казалось знакомым, но обычно безупречная память Астартес не могла отыскать связей, ведущих от него к каким-либо образам прошлого.

— Нет, мой господин, — возразил советник, пока отец целеустремленно шагал к нему под дождем. — У этого города нет имени. Никто не знает, откуда он взялся и как звери отыскали дорогу сюда.

— Хватит вранья! — взревел Магнус, и легионер вскинул кин-щит, закрываясь от осязаемой ярости прародителя. Вокруг адепта потрескались валуны, с грохотом раскололись ближайшие менгиры, и в воздухе заплясали мерцающие искорки.