— Если харизма фокусируется с такой целью, — стояла на своем Амариллис, — то это следует расценивать как умышленный обман или обычное мошенничество.

— Добро пожаловать, милая леди, в реальный мир, — насмешливо заметил Лукас.

— Разве вас не возмущает, что талант такого ранга, занимающий высокое положение в обществе, использует свои способности в корыстных целях? — рассердилась Амариллис.

— Он ведь политик, Амариллис.

— Но он использовал при этом профессионально подготовленного концентратора.

— И что такого? Я тоже сегодня работал с профессионалом.

— Но концентратору Шеффилда не пристало соглашаться фокусировать для таланта, нарушающего этические нормы. Профессор Ландрет не уставал повторять своим студентам положения «Кодекса этики».

— Серьезно?

— В моей работе существуют определенные нравственные принципы, — отрезала Амариллис. — И работавший с Шеффилдом их нарушил.

— Хочу дать вам совет, Амариллис. — Лукас стоял, опершись плечом о стену, и смотрел на Амариллис с иронией, одновременно непроизвольно восхищаясь ее наивной убежденностью. — Выступать в роли ожившей совести — неблагодарное дело. Это никому не нравится.

— Классический случай: талант завидует концентратору. — Амариллис рывком распахнула перед Лукасом дверь. — До свидания, мистер Трент. Завтра я отправлю вам счет.

— Вы задали мне профессиональный вопрос, позвольте задать такой же и вам? — спросил Лукас, не двигаясь с места.

— О чем вы? — Амариллис следила за ним с растущим беспокойством.

— Вы тоже это почувствовали?

— Что? — чуть слышно шепнули ее губы.

— Значит, это произошло не только со мной. — Лукас угадал ответ по выражению ее лица. — Меня это очень удивило. Я уже вам говорил, что мой опыт работы с концентраторами весьма небогат. Поэтому для меня остается неясным, всегда ли фокусирование сопровождается сексуальным возбуждением или это происходит достаточно редко?

Амариллис не могла выговорить ни слова. Она почувствовала, как краска смущения заливает ее от корней волос до самых пяток.

— Уверяю вас, я не знаю, о чем вы говорите, — солгала она.

— Скажите только, как долго продлится действие этого побочного эффекта?

— Побочного эффекта? — чуть слышно повторила она.

— Да, эффекта. Какое время меня будет преследовать желание лечь с вами в постель?

— Прошу вас, мистер Трент.

— К утру пройдет? Оно меня сильно отвлекает.

— Не знаю, насколько стойким может оказаться это ощущение. — Амариллис снова попыталась укрыться под маской бесстрастного профессионализма. — Мне никогда не приходилось слышать, чтобы в процессе фокусирования возникали те явления, на которые вы жалуетесь.

— А я не сказал, что жалуюсь.

— Значит, мне так показалось.

— Может быть, поцелуй поможет снять в какой-то степени воздействие этих побочных эффектов. — Лукас отшвырнул пиджак в сторону и потянулся к Амариллис.

— Прошу вас, мистер Трент, вы же клиент, у нас контракт.

— Да, я помню. — Он обнял ее и крепко прижал к груди. — Не беспокойтесь, я всегда оплачиваю свои счета.

— Дело не в этом. — Амариллис прижала ладони к его широкой груди, пытаясь отстраниться. Она успела отметить, что поблескивавшие глаза Лукаса оставались такими же непостижимо загадочными, как тот густой туман, который, как ей почудилось, наползал на нее из всех углов, когда они были в кухне.

Потом она почувствовала требовательную настойчивость его поцелуя.

Глава 5

Лукас сознавал, что, целуя Амариллис, предпринимает отчаянную попытку вырваться из тупика. Непреодолимое желание, в плену которого он находился весь вечер, представлялось Лукасу обыкновенной иллюзией, которая неминуемо рассеется, стоит ему только обнять девушку. Он уверял себя, что знаком с иллюзиями лучше, чем кто-либо другой, и для него не составляло труда их распознать.

Но губы Амариллис оказались настолько теплыми, нежными и невообразимо чувственными, что прикосновение к ним не принесло Тренту того облегчения, на которое он рассчитывал. Губы Амариллис вздрагивали от возбуждения. Нетерпеливая дрожь волной прокатилась по ее телу и передалась ему.

Он чувствовал в ней ответное желание, и это моментально возбудило его. В сознании Лукаса возник каньон в джунглях, заполненный экзотическими цветами, и в следующую минуту он уже падал в манящее море нежнейших лепестков. Жгучее желание неумолимой лавиной захлестнуло Лукаса, подчинив себе все остальные чувства.

— Лукас, — нежно и призывно полувскрикнула Амариллис и обвила руками его шею.

Она желала его. У нее даже дух захватило. Ее влекло к нему с такой же силой, как и его к ней. Это безусловно проявлялось взаимное влечение. Без сомнения, возникший во время сеанса фокусирования эффект ощущался обеими сторонами, участвовавшими в контакте.

Лукас все сильнее прижимал к себе хрупкое тело Амариллис, пока не почувствовал упругость ее высокой груди. Его руки скользнули вниз, повторив плавный изгиб ее спины, и коснулись аккуратных ягодиц. Тонкий шелк платья не мешал ему чувствовать ее тело.

Амариллис вся затрепетала от его прикосновения и теснее прижалась к нему.

Наконец Лукас оторвался от ее губ. Довольно бороться с побочными эффектами. Он подхватил ее на руки и понес к двери, за которой, по его предположению, находилась спальня.

Амариллис крепко держала его за плечи, когда он шел с ней через прихожую. Она смотрела на него через полуопущенные ресницы, и он боялся утонуть в бездонной глубине зеленых глаз.

Совершенно непостижимым образом ему удалось открыть дверь, не выронив при этом Амариллис. Еще несколько шагов, и он увидел белевшую в ночном призрачном свете постель.

Лукас повернулся и опрокинулся на спину, прижимая к себе Амариллис. Она опустилась на него облаком мятущихся шелковых лепестков.

— Я никогда не слышала раньше ни о чем подобном, — изумленно охнула Амариллис, — честное слово.

— Все хорошо, все хорошо. — Он взял ее лицо в ладони и, не отрываясь, поцеловал. — Не думай об этом.

— Да, но… — Она вдруг умолкла на полуслове и принялась неистово целовать его, покрывая поцелуями губы, щеки, подбородок. Ее ногти больно впились в его плечи.

Радостное возбуждение охватило Лукаса. Ни одна женщина никогда еще не проявляла к нему такой страсти. Он повернулся, и Амариллис оказалась на спине. Шпильки выпали из ее волос. Лукас погрузил руку в распустившиеся пышные локоны. Полутьма скрывала цвет женских глаз, но хорошо было видно горевшее в них возбуждение.

Он продвинул ногу между ее колен. Даже сквозь ткань брюк Лукас ощущал жар ее тела. Он прижался к ее губам в страстном поцелуе, руки его никак не могли справиться с непокорным трепещущим платьем.

Казалось, прошла целая вечность, пока Лукас освободил одну ее грудь, но его усилия были сполна вознаграждены чудесным ощущением от прикосновения к упругому и нежному соску. Лукас осторожно провел по нему ладонью и замер, словно испугавшись, что может поранить его своей большой, с огрубевшей кожей рукой.

— Не бойся, — Амариллис сжала в руке ткань его рубашки, — я не сломаюсь.

Лукас издал звук, напомнивший одновременно стон и смех. Второй раз за этот вечер она уверяла его, что ей не причинит вреда его прикосновение.

— Это очень хорошо, — сказал он.

Лукас наклонил голову и обхватил губами ее сосок. Амариллис беззвучно застонала от удовольствия, сомкнув пальцы в его волосах.

Он выше продвинул колено между ее ног. Лепестки платья взволнованно затрепетали, словно в слабом протесте, и сразу же покорно разлетелись в стороны. Его рука легла на разгоряченный страстью центр ее тела. Он ощутил прохладный шелк белья.

Амариллис вся напряглась и замерла, глаза ее широко раскрылись.

— Ты тоже хочешь этого, так же, как и я, — выдохнул Трент, пьянея от ее ответного порыва. Он вдохнул щекочущий ноздри, будоражащий чувства запах женского тела. — И это совсем не иллюзия.