— Un soom ou un ermoon es un soom ou un om. Un soom ou un om es un soom ou un ermoon, — произнесла я нараспев, мои слова звучали отдельно от меня, как будто их повторяли другие, а не я. — Ta na shay, — прошептала я, проследила последнюю петлю и поднялась, чтобы найти начало. Мою кожу покалывало, и я не была уверена, почему.

Я заглянул в горшок и обнаружила, что чернила закончились.

— Этого должно хватить, — сказала я, мои слова звучали грубо, когда я забрала у него кисточку, и он вздрогнул, его рука потянулась, чтобы схватить мою.

Мой взгляд метнулся к нему, и я замерла от неожиданного желания в них. Внезапно я осознала, что все еще ношу этот плед, под которым, по сути, вообще ничего не было.

— Это была самая эротичная вещь, которую ты когда-либо делала со мной, — прошептал Трент, и мой пульс участился.

— Неужели это так? — сказала я, закрыв глаза, когда его руки обхватили меня за талию и притянули ближе. — Как насчет того времени… О! Мммм, — выдохнула я, когда он наклонил голову и уткнулся носом в мою шею, его зубы впились в меня коротким нежным рывком. Не было никакой преамбулы. В нем была необузданная потребность, и это с удивительной настойчивостью вызвало мою собственную. Проклятое демоническое сексуальное проклятие.

— Да, — пробормотал он, когда его губы разжались. Я не могла думать. Его руки поднялись к моей груди. Плед скрывал его движения, и желание спустилось к моему паху, заставляя меня.

— Ходин сказал, что это не вызывает никакого желания, — сказала я, ставя пустой горшок и отмахиваясь. Освободив руки, я нетерпеливо провела ладонями вниз по нему, дергая его за пояс, пока наши бедра не соприкоснулись. — Думаешь, он солгал?

— Нет. Это все ты, — сказал Трент, а затем мы ахнули как один, когда случайно наши пальцы переплелись, и символы, нарисованные на нас поодиночке, вызвали одно и то же волнующее чувство. Затаив дыхание, я посмотрела на Трента. Он тоже это почувствовал. Душа одного — это душа всего, подумала я, когда ощущение связи пронеслось сквозь нас, ослабевая и утекая сквозь наши пальцы.

— Интересно, — сказал Трент, его улыбка стала злой, и что-то во мне дрогнуло.

— Эм, не думаю, что это было намерением Ходина, — сказала я, задаваясь вопросом, как я собираюсь снять штаны с Трента, если не могу отпустить его руку. Я знала, что не хочу этого. Чувствовать, как его желание эхом отдается во мне, было так эротично, что я едва могла это вынести.

— Не моя проблема, — сказал Трент, и, сдавшись, я нашла его рот своим.

Ощущения удвоились, проникая сквозь меня, сквозь нас, наше желание усиливалось все еще новым и незапятнанным проклятием, нарисованным на нашей коже. Мои губы прижались к его губам, покалывание пробежало по мне, заставляя сердце биться быстрее, и мои руки скользнули по нему, притягивая ближе. Шелковистая нить между нами была прохладным омовением моей кожи, покалывание оставляло след везде, где она двигалась.

Я потянулась к его молнии, задыхаясь, когда он толкнул меня обратно к стене рядом с диваном. Шок пронзил меня, и наши руки разжались. Щелчок разъединения пронзил мою душу, а затем это было просто мое желание, заставляющее дыхание учащаться. Но даже это было волнующе, и он задрожал, когда я положила руку поверх нарисованного чернилами рисунка на его груди, и я снова почувствовала его любовь ко мне.

— Значит, все так и есть? — прошептала я, хриплый скрежет моего голоса заставил его улыбнуться жарче, когда он взял мою руку и прижал запястья по обе стороны от моей головы.

— Всегда и навсегда, — сказал он, и затем я застонала, обвивая его ногу своей, когда он опустил голову и примкнул к моей груди, находя одну, затем другую своим ртом, пока я почти не кончила прямо там.

— На тебе слишком много надето. — Я вытащила свою руку из-под его, и на этот раз он позволил мне. Я возилась с его молнией, его ноги путались. Он вздохнул с облегчением, когда я наконец расстегнула его молнию, осторожно опустив все ему на колени. А потом я снова нашла его рот, мой язык слегка переплелся с его языком, мои руки были у него за шеей, когда он снимал с меня джинсы, и я вздрогнула, холод ударил по мне, вызвав мурашки.

Я оттолкнулась от стены, учащенно дыша, когда он направил мое движение к дивану, снова прижимая меня спиной к стене с глухим стуком. Мои глаза распахнулись, я увидела голод в его глазах, зная, что он совпадает с моим собственным. Стройное тело напряглось, он прижался ко мне, удерживая меня неподвижно, нашел мои губы и наполнил мои мысли желанием большего.

Во мне нарастало отчаяние, маленькие всплески эмоций вспыхивали один за другим, ощущения следовали за каждым прикосновением и лаской. Я чувствовала все дважды, мое желание и его, потребность и голод были почти невыносимыми. Отчаявшись найти его всего целиком, я запустила руки в его волосы, а мои ноги переплелись с его ногами. Клубок наших штанов комкался у нас под ногами. Учащенно дыша, я притянула его ближе, впиваясь ногтями в него, когда он достаточно сильно надавил на мою шею, чтобы заставить меня ахнуть. Он был полон потребности, силен желанием, вся страсть, которую он прятал под костюмом и галстуком, и все атрибуты цивилизации исчезли. Это заставляло меня хотеть его еще больше.

Мои руки скользнули по нему, чувствуя, как двигаются его мышцы. Я страдала, желая его всего целиком.

— Сейчас, — прошептала я, и он покачал головой, наклоняясь, чтобы найти мою грудь, кусая, потягивая, теребя, пока я не застонала, дрожа от необходимости сделать больше. Мои руки опустились, чтобы найти его, отчаянно желая направить его внутрь, желая потеряться в чувствах.

— Еще нет, — сказал он, когда его губы оставили меня, и он притянул меня ближе, не позволяя мне открыться ему. — Еще нет, — повторил он, его голос был жестким от желания.

Мурашки побежали по коже, когда он стянул с меня вязаную накидку, а затем проследил путь проклятия на моей спине. Поднялись следы искрящихся ощущений. Я была вне себя от размышлений, и он обхватил мое лицо руками, его легкие поцелуи встряхнули меня. Я собиралась умереть. Это было так просто. Один человек не мог вместить столько.

— О, Боже. Трент. Диван, — прошептала я, и его хватка усилилась. — Диван, — настаивала я, пока Трент не обнял меня крепче и не поднял. Мои руки обвились вокруг его шеи, а ноги обхватили его талию, и он прошел к дивану, опустил меня и накрыл своим весом. Я втиснула ногу в его брюки и оттолкнулась, чтобы освободить его ноги. Рывком он сделал то же самое для меня.

Внезапная свобода пронеслась сквозь меня, как огонь, и я притянула его ниже, выгибаясь, чтобы найти его. Он был мне нужен. Сейчас. Я хотела чувствовать, как он двигается внутри меня, двигаться вместе с ним. Но он не позволил мне, и когда я провела по нему рукой, он опустил голову, чтобы снова найти мою грудь. Ощущение изгибалось во мне с каждым его движением, и я тихо застонала, чувствуя его рядом с собой. Я снова провела по линиям, которые нарисовала у него на спине, и он вздрогнул, его дыхание участилось. Внезапным движением он прижал мою руку к дивану и нашел мой рот своим. Я встретила его по своему собственному желанию.

Наши дыхания переплелись, и наши движения друг против друга стали более уверенными. Наклонившись, я подвела его ближе. Дыхание вырвалось у меня со стоном, когда он скользнул в меня на всю длину одним удовлетворяющим движением. Я ахнула, и его руки нашли мои, удерживая их, когда мы двигались вместе в ритме, более древнем, чем проклятие, повторяющем каждое наше движение.

— О Боже, сейчас, — прошептала я, напрягаясь, и это толкнуло Трента через край. Застонав, он углубил свое движение, посылая удовлетворение, пронзающее нас насквозь. Я вздрогнула, мои руки вырвались из его легкой хватки, чтобы притянуть его глубже, ближе. Когда я достигла кульминации, волна за медленной волной, казалось, отдавались эхом, накладывались одна на другую, снова и снова, пока, наконец, не затихли, оставив нас измученными.

А потом были только наши хриплые вздохи, его пальцы, запутавшиеся в моих волосах, и осознание того, что Трент на самом деле не был спокойным, собранным бизнесменом, которого он показывал миру, но демоны были правы. Он был эльфом, безжалостным и диким, его потребности были такими же требовательными, как и мои собственные. Если бы он не любил меня, он бы использовал и выбросил меня, не задумываясь. Но он действительно любил меня, и моя душа нашла отклик в этом знании. Он любил меня, и я знала до глубины души, что он с такой же безжалостностью разрушил бы мир, если бы это означало, что я буду в безопасности.