Более умеренное, чем у Шлика, более обширное и систематическое изложение феноменализма было дано Рудольфом Карнапом в работе «Логическое построение мира», вышедшей в 1928 году и дополненной в том же году работой «Псевдопроблемы в философии».

В предисловии ко 2-му изданию «Логического построения мира» (1961) Карнап говорит: «Когда я сейчас читаю эти старые формулировки, я нахожу некоторые места, которые я сегодня сказал бы по-другому или бы даже совсем опустил. Но с философской установкой, которая лежит в основе этой книги, я все еще согласен и сегодня»… И дальше в этом предисловии: «Сегодня я бы, скорее всего, принял бы в качестве основополагающих элементов не элементарные переживания (...), а нечто похожее на элементы Маха, что-то вроде чувственных данных...» (Иными словами, он продолжает занимать явную феноменалистскую позицию, и тот факт, что в дальнейшем он разрабатывал физикалистский подход, можно объяснить его принципом толерантности.) И в этой связи заслуживает осторожного отношения формулировка цели Карнапа как редукции всех высказываний и понятий к «непосредственному опыту» – речь у него идет об «элементарных переживаниях» (Elementarerlebnisse), тогда как «непосредственный опыт» – это другой, совсем не синонимичный термин – «unmittelbar Gegebene» (физикализм тоже хочет все свести к «непосредственному опыту» – проблема в том, как понимать этот опыт.)

Центральной проблемой в «Логическом построении мира» и в теории познания вообще, по мнению Карнапа, не является какая-либо метафизическая псевдопроблема, вроде реальности различного рода объектов или конфликта идеализма и реализма. Центральными проблемами не являются также ни

психологическая проблема хронологического указания последовательных этапов процесса познания – несмотря на то, что теория познания должна проследить познание до самых его корней, ни

логическая проблема природы отношения следования, хотя теория познания на каждом этапе должна рассматривать логические импликации.

Проблема заключается в проведении анализа, прослеживающего, начиная с объектов (на знание которых мы претендуем), шаг за шагом значение наших высказываний таким образом, чтобы в конечном счете надежно обосновать эти высказывания на эпистемологически элементарной основе; например, мое высказывание о сознании другого лица можно свести к высказываниям о моем наблюдении его поведения и в конечном счете обосновать в терминах высказываний о моем непосредственном опыте. В соответствии с этим в задачи теории познания входит, с одной стороны, исследование характера отношения, с помощью которого наши высказывания об объектах сводятся к более элементарным высказываниям, и, с другой стороны, указание основных этапов этого процесса.

Отношение, которым в первую очередь занимается теория познания – это дефиниционное отношение, в терминах которого наши сложные высказывания связываются цепочкой определений с эпистемологически элементарными высказываниями. На каждом этапе некоторый объект или тип объекта определяется, согласно соответствующим правилам перевода у в терминах чего-то более элементарного. Например, дроби можно определить в терминах целых чисел; простые числа как натуральные числа, имеющие в качестве делителей только себя и единицу; а гнев в терминах физических реакций . Эквивалентность, входящая в используемые определения, экстенсиональна в том смысле, что два переменных высказывания считаются эквивалентными, если одни и те же термины истинны для обоих; так что тот факт, что две части этого определения не эквивалентны интенсионально, не играет роли. Логическая основа требуемой цепи экстенсиональных определений была разработана Уайтхедом и Расселом (однако «исходные идеи» Рассела Карнап заменяет на «поперечные сечения потока восприятия»).

Однако эпистемологическое отношение сведения к элементарным предложениям содержит не только экстенсиональные определения, так как поскольку цепь определений может вести в разных направлениях, нужен критерий того, что считать эпистемологически более фундаментальным. Вообще говоря, объект эпистемологически первичен по отношению к другому, эпистемологически вторичному, если второй познается через посредство первого. Таким образом, физические реакции другого лица, с моей точки зрения, эпистемологически предшествуют его гневу, хотя хронологически его гнев может предшествовать его физическим реакциям. Более специфические критерии эпистемологической первичности можно сформулировать в терминах уровней обоснованности и отсутствия ошибок. Высказывание, с помощью которого обосновывается другое высказывание, эпистемологически более первично, чем обосновываемое высказывание; и если в одном из эквивалентных высказываний можно установить отсутствие ошибок, возможность которых остается в другом, то первое эпистемологически первичнее второго. Так, например, поскольку мое высказывание о чьем-то гневе оправдывается высказыванием о его поведении и первое высказывание может возникнуть в результате ошибок, которые невозможны во втором, то мое высказывание о поведении другого лица эпистемологически более первичное, чем высказывание о его гневе.

Каковы же основные этапы в обосновательной цепи определений, посредством которой наши сложные высказывания прослеживаются до их эпистемологических оснований? Или, если начать с другого конца: каковы основные этапы построения или установления наших сложных высказыаний с помощью обосновывающих их определений, основанных на эпистемологически элементарном материале?

1. Основанием, на котором должна покоиться структура знания в целом, не являются, как иногда предполагают, основные психологические факты, общие для всех человеческих существ, так как утверждение таких фактов само должно опираться на менее объективные основания. Основными элементами являются скорее элементы непосредственного опыта в их индивидуальном единстве. Хотя такой опыт субъективен, его нельзя исключать, как солипсистский или как ограниченный рамками «я»; ибо понятие «я» является понятием класса, которое возникает только на более позднем этапе, а непосредственный опыт есть «данность», которая не зависит от этого сложного понятия. Однако сам опыт не может быть включен в логическую систему, так что должно быть найдено отношение, выразимое в терминах опыта и в то же время подходящее для целей логики. Таким отношением является отношение сходства в памяти, которое заключается в тождестве либо в близком сходстве запомненных элементов опыта. На этом отношении должна быть основана вся система знания и обосновывающего его анализа. Коль скоро дано это отношение, все, что требуется – это логическая цепь определений, в которой каждый более сложный термин вводится определением через более элементарные термины, опирающиеся в конечном счете на основное отношение сходства в памяти; иначе говоря, в которой каждое более сложное высказывание анализируется в терминах более элементарных высказываний, до тех пор пока не будет выявлено основное отношение сходства в памяти.

2. На базисном уровне опыта сходство в памяти дает следующие конструкции, каждая из которых покоится на предшествующей: области качеств, классы качеств, сходства качеств, классы ощущений, например зрительные ощущения, различение индивидуальных и общих компонент опыта, зрительная перспектива, порядок цветов и временной порядок. В этой цепи элементов опыта конструкции зрительной перспективы и временной последовательности уже дают основу для материальных объектов, поскольку такие объекты могут быть образованы путем добавления цвета к движущимся точкам мира. Зримые предметы являются определенными частями зримого мира, возникающего в результате этой процедуры, хотя каждый такой предмет может быть сведен к своим базисным опытным элементам.

3. Над уровнем высказываний о физическом мире находится уровень высказываний об опыте других людей; эти последние высказывания в конечном счете переводимы на язык высказываний о физическом мире. Высказывания этого уровня строятся из наблюдений поведения других людей вместе с аналогиями, полученными из нашего собственного опыта, и они всегда сводимы к высказываниям в физических терминах о поведении.