«Со мной все будет в порядке. Мне нелегко, но я справлюсь со всеми трудностями. Спасибо за участие».

Наверное, она смогла бы, что называется, тянуть суровую лямку жизни, но одновременно и легче, и честнее было просто пожать плечами и отмолчаться.

В конце концов, Джулия сама не верила, что все будет в порядке. Вряд ли пройдет день без того, чтобы она не сорвалась и не разразилась рыданиями. Особенно по ночам, как сейчас.

В тусклом свете огоньков елочной гирлянды Джулия прижала руку к окопному стеклу и ощутила его холод.

Мейбл пригласила ее на праздничный ужин, но Джулия отказалась. Ее приглашали также и Майк, и Генри с Эммой… Она ответила отказом. Друзья проявили понимание. Или, скорее, сделали вид, что понимают ее, поскольку никто из них не считал, что она должна остаться одна в ночь под Рождество. Может быть, они правы. Все в доме, все, что Джулия видела, к чему прикасалась и все, что доносилось до ее обоняния, напоминало ей о Джиме. Его одежда по-прежнему занимала половину шкафа, в ванной рядом с мыльницей лежала его бритва, сегодня по почте пришел новый номер «Спортс иллюстрейтед», который он выписывал. В холодильнике стояли две бутылки его любимого «Хайнекена». Днем, увидев их там, она прошептала: «Джим уже никогда не выпьет их». Закрыв дверцу, опустилась на пол и проплакала на кухне целый час.

Погруженная в свои мысли, Джулия все-таки услышала негромкий звук царапающей стену еловой лапы. Звук был каким-то странным, ритмичным и с каждой секундой делался громче. Наконец до нее дошло, что это вовсе не елка.

В дверь кто-то стучал.

Джулия встала, двигаясь как во сне. Подойдя к двери, провела рукой по волосам, надеясь, что уже немного успокоилась и не выглядит заплаканной. Если это друзья, решившие проведать ее, не следует показывать им, что она предпочитает одиночество.

Джулия открыла дверь и, к своему удивлению, увидела на пороге совершенно незнакомого молодого человека в желтом плаще. В руках у него была большая, обернутая упаковочной бумагой коробка.

— Миссис Беренсон?

— Да, это я.

Незнакомец сделал неуверенный шаг вперед.

— Мне велено передать вам… Отец сказал, что это очень важно.

— Ваш отец?

— Он хотел, чтобы вы получили посылку именно сегодня вечером.

— А я его знаю, вашего отца?

— Это мне неизвестно. Но он очень настаивал на важности посылки. Здесь подарок от одного человека.

— От кого же?

— Отец сказал, что вы сразу поймете, как только откроете коробку. Аккуратно поставьте коробку и не переворачивайте ее.

Молодой человек сунул коробку в руки Джулии и, прежде чем она успела его остановить, повернулся спиной, собираясь уйти.

— Подождите! Я ничего не понимаю!..

— Счастливого Рождества! — бросил через плечо юноша.

Джулия стояла на пороге, наблюдая, как незнакомец в желтом плаще забрался в свой пикап. Вернувшись в дом, она поставила коробку на пол перед елкой и опустилась на колени. Никакой открытки, просунутой под ленточку, которой была перехвачена коробка, она не обнаружила. Не было также никаких других следов, указывающих, от кого посылка. Джулия развязала ленточку, подняла верхнюю, отдельно завернутую в бумагу крышку и удивленно уставилась на содержимое коробки. В ней лежало что-то пушистое, сильно напоминающее живого гномика. Это был щенок, он забился в угол коробки и жалобно поскуливал.

«Кто-то купил мне в подарок щенка, — подумала она. — Уродливого щенка».

К внутренней стенке коробки скотчем был приклеен конверт. Когда Джулия протянула за ним руку, до нее дошло, что почерк ей хорошо знаком. Нет, мелькнула мысль, этого просто не может быть…

Она часто видела этот почерк на письмах, которые получала в годовщину свадьбы, на торопливо нацарапанных записочках возле телефона, на грудах бумаг, лежавших на письменном столе. Джулия поднесла письмо к глазам, снова и снова перечитывая начертанное на конверте собственное имя. Затем дрожащими от волнения руками вытащила само письмо. Ее взгляд упал на слова, написанные в левом верхнем углу.

«Дорогая Жюль!..»

Это было прозвище, которым обычно называл ее Джим. Джулия закрыла глаза, чувствуя, как тело ее становится маленьким, точно у ребенка. Усилием воли она сделала глубокий вдох и принялась читать.

«Дорогая Жюль!

Когда ты будешь читать эти строки, меня уже не будет на свете. Не знаю, через сколько дней письмо попадет в твои руки, но надеюсь, что к тому времени ты начнешь понемногу приходить в себя. Окажись я на твоем месте, мне было бы очень тяжело, но ты же знаешь, я всегда был уверен в том, что из нас двоих ты более сильная.

Как ты поняла, я купил тебе щенка. Гарольд Купхалдт — друг моего отца, он всю жизнь разводит датских догов. Я помню это еще с детских лет. В детстве я всегда хотел иметь такую собаку, но, поскольку дом наш был слишком мал, мама не разрешила завести ее: порода очень крупная. По словам Гарольда, они самые замечательные создания в мире. Надеюсь, что он (она) тебе понравится.

Наверное, в глубине души я всегда понимал, что не протяну долго. Хотя об этом просто не хотелось думать, потому что я знал, что рядом с тобой не останется никого, кто помог бы справиться. Я имею в виду кого-нибудь из ближайших родственников. Мне мучительно тяжело думать о том, что ты останешься совершенно одна. Не знаю, что еще смогу для тебя сделать, и потому распорядился, чтобы тебе передали щенка.

Если он тебе не понравится, ты, конечно, можешь не оставлять его у себя. Гарольд мне сказал, что охотно заберет его обратно.

Надеюсь, что с тобой все в порядке. После того как я заболел, я непрестанно думал о тебе. Я люблю тебя, Жюль, честное слово, поверь мне. Когда ты появилась в моей жизни, я стал самым счастливым человеком на свете. Мне очень тяжело осознавать, что ты больше никогда не будешь счастлива. Так что окажи, пожалуйста, мне эту милость. Стань снова счастливой. Найди кого-нибудь, кто сделает тебя счастливой. Я понимаю, что это нелегко, понимаю, что это покажется тебе невозможным. Но мне очень хотелось бы, чтобы ты хотя бы попыталась… Мир еще прекраснее, когда ты улыбаешься.

Прошу тебя, ни о чем не беспокойся. Где бы я ни был, я всегда буду охранять тебя, наблюдать за тобой. Я буду твоим ангелом-хранителем, любимая. Можешь всегда и во всем полагаться на меня.

Любящий тебя твой Джим».

С глазами, полными слез, Джулия протянула руку, и щенок доверчиво устроился на ее ладони. Она подняла его и поднесла к лицу. Щенок был совсем крошечный. Джулия почувствовала его хрупкие косточки, ощутила, как подрагивает слабое тельце.

«Какое же все-таки уродливое создание, — подумала Джулия. — Пройдет время, и он вырастет и станет размером с небольшую лошадку. Что же тогда делать с такой громадиной?»

Почему Джим не подарил ей миниатюрного шнауцера с серыми бакенбардами или коккер-спаниеля с круглыми печальными глазами? Что-нибудь такое, с чем легко было бы справиться? Что-нибудь очаровательное, что могло доверчиво забираться время от времени к ней на колени?

Щенок — это оказался мальчик — принялся скулить, хныкать на такой высокой ноте, что сразу напомнил Джулии звук далекого паровозного гудка.

— Тсс… тише… успокойся! — прошептала она. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Она повторяла щенку эти слова снова и снова, стараясь говорить тихо и нежно, чтобы он понемногу привык к ней и чтобы сама она постепенно привыкла к мысли, что это подарок Джима.

Щенок не успокаивался, и у Джулии даже возникло ощущение, будто он аккомпанирует льющейся из динамика мелодии. Джулия нежно пощекотала его шейку.

— Ты мне поёшь? — спросила она, впервые за долгое время улыбнувшись. — Знаешь, мне кажется, будто ты поёшь!

Щенок замолчал и посмотрел на нее, задержав взгляд на пару секунд. Затем заскулил снова, на сей раз уже не от испуга.

— Певец! Сингер! — прошептала Джулия. — Я, пожалуй, назову тебя Сингером.