В тиши комнаты Гейбриел облачился в черную одежду своего отца. Глядя на нее, он вспоминал Мел. Не то что бы он совсем забыл о ней, покинув ранчо Барнетта. Она всегда была с ним. Она снилась ему по ночам, и утром он тосковал, проснувшись и не видя ее рядом.

Он ни минуты не сомневался, что она поймет, почему он уехал. Его письмо объясняло все. Он даже написал – не мог сказать ей это после того, как узнал, кем был его отец, – как она нужна ему. Что он не может жить без нее.

Когда он выполнит свой долг и все будет уже позади, они начнут новую жизнь. Новую и чистую, без призраков прошлого.

Выйдя из гостиницы, он направился к дому Франксов, который отыскал вскоре после приезда в Элсуэрт. Дом располагался около церкви, с колокольней и крестом на ней, господствовавшей в городском пейзаже. Он прошелся мимо нее несколько раз, размышляя над тем, что по иронии судьбы простой белый дом Франксов оказался как раз около церкви.

Он стоял, наблюдая за входной дверью. Вскоре из нее появился мужчина со шляпой в руках. Крикнув: «Дорогая, я скоро вернусь», он повернулся и оказался лицом к лицу с Гейбриелом.

Мужчина первым улыбнулся ему дружеской открытой улыбкой, которая тут же исчезла с его лица, ставшего белым, как надетая на нем рубашка.

– Боже мой, – прошептал он с покорностью в голосе.

– Вы Кларенс Франкс? – холодно спросил Гейбриел.

– Да. А вы… да, должно быть. Я слышал, что у Максвелла был сын.

Гейбриел представлял Франкса совсем другим.

Лысоватый, лет тридцати с небольшим, плотный, даже слегка рыхлый, с бесцветными глазами и безвольным подбородком. Обычный человек.

– Вы убили моего отца выстрелом в спину, – бесстрастно произнес Гейбриел.

Франкс опустил голову:

– Да. Грех, за который я расплачиваюсь все эти годы.

– Расплачиваетесь? – усмехнулся Гейбриел. Франкс поднял глаза. Плечи его поникли, в глазах была покорность.

– Расплачиваюсь ожиданием. За грехи надо платить. Я знал, что однажды придете вы или кто-нибудь вроде вас.

– Сыновья других убитых вами?

Франке уже открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, потому что в отворившуюся дверь дома высунула голову пухлая женщина чуть постарше Мел:

– Все в порядке, Кларенс?

– Прекрасно, дорогая. Встретил старого друга. Женщина посмотрела на Гейбриела, и выражение ее лица ясно говорило о том, что она поняла – он не друг ее мужа. Она затворила дверь.

– После того как я убил вашего отца, я выбросил ружье. Никогда больше не брал в руки оружия. Месть совсем не сладка, как порой говорят. Я ждал вас или другого юношу, который захочет прославиться, убив человека, застрелившего Руку Дьявола. Я всегда знал, что однажды… – он помахал рукой, приветствуя человека на лошади позади Гейбриела:

– Добрый, день, Хорас.

Краем глаза Гейбриел увидел, как Хорас дотронулся до своей шляпы.

– Ваше преподобие. Прекрасный денек, а?

Подождав, пока всадник отъедет достаточно далеко, чтобы не услышать их разговор, Гейбриел повернулся к Франксу:

– Ваше преподобие? Что за фарс?

– Единственное, чем я мог искупить свой грех, – это посвятить свою жизнь, хотя и короткую, Богу. Это не фарс.

Внимание Франкса сосредоточилось на руке Гейбриела, лежащей на револьвере. Пока взгляд преподобного отца был прикован к оружию Гейбриела, его самого привлекло движение в окне дома. Маленький мальчик лет пяти с ярко-рыжими волосами и веснушчатым лицом пристально наблюдал за ними.

– Вы ведь не тронете мою семью? – спросил Франке, и впервые в его голосе послышался страх. – Делайте со мной все, что считаете нужным, но больше никого не трогайте.

И тогда Гейбриел понял, что всю жизнь будет ждать, пока вырастет этот мальчуган в окне и придет мстить за убитого отца. А потом будет искать отмщения его сын, его и Мел, и так дальше и дальше. Месть в наследство.

Гейбриел повернулся и зашагал прочь. Ненужный револьвер висел на боку. Все кончено. Его ждала Мел и вся жизнь.

Такер боялся Мел. На собственной шкуре он убедился, на что способны ее кулаки. К тому же он сыграл не последнюю роль во всем этом обмане. Она еще не знала о его стараниях разлучить ее с Гейбриелом. Если она когда-нибудь узнает, что именно он подсказал своей тете идею привезти в Техас Пенелопу Пендерграсс и выдать ее за невесту Гейбриела… Ему совсем не хотелось думать о том, что она может сделать.

Такер не был злым. Он даже сам верил в то, что действует во благо своего кузена и Мел, расстраивая этот пагубный брак до того, как станет слишком поздно. Он не мог представить, что Мел сможет быть счастливой в каком-нибудь другом месте, кроме Запада, и казалось вполне естественным, что Гейбриел вернется в Бостон, для которого был создан. Разумеется, Гейб будет счастливее в городе, чем в этих диких краях, где ему уготовано глотать нескончаемую пыль и работать до мозолей на руках. Кроме того, если Гейбриел не возвратится в Бостон, Лайонел Мортон вновь обратит свой взор на другого внука, Такера, как на своего преемника. Одна мысль об этом заставляла Такера содрогнуться.

Мел наверняка скоро оправится от своих переживаний. Она хорошенькая и в конце концов найдет человека, более подходящего ее темпераменту и образу жизни. То, что испытывали они с Гейбриелом друг к другу, было всего лишь притяжением противоположностей, физическим влечением, которое со временем должно пройти. Долго бы это не продлилось. Но ему очень хотелось, чтобы Мел хоть разочек улыбнулась и сняла с него груз вины, который он чувствовал, несмотря на все свои рассуждения, доказывающие обратное.

Наблюдая в дверной проем, как Мел подписывает документы о разводе, он задавал себе вопрос, видел ли кто-нибудь, кроме него, как дрожала ее рука, когда она выводила свое имя. Сидящая слева тетя Кэролайн вздохнула с облегчением, а Барнетт, сидящий справа от дочери, своим холодным и бесстрастным видом напоминал мраморную статую. Когда подпись была поставлена, Кэролайн почти выхватила бумаги из-под руки Мел, готовая отправиться уже на следующем поезде на восток. Но начался дождь, сопровождавшийся порывистым ветром, громовыми раскатами и молнией, разрезавшей ночь внезапными яркими вспышками.

Гроза и ветер утихли на следующий день, а дождь лил в течение двух последующих недель, превратив землю вокруг дома и дорогу на Парадайс в сплошное море липкой, вязкой грязи. Днем Кэролайн нервно бродила по дому. Они с Такером рвались покинуть ранчо Барнетта. Такер чувствовал себя узником, а растущее ощущение, что он совершил что-то нехорошее, наводило его на мысли о том, что дождь был Божьей карой.

Легкий звук шагов Такера слышался на балконе. Он кругами ходил по верхнему этажу, загнанный в западню дождем и тем, что натворил. Завернув за угол, он увидел Мел. Она стояла, облокотившись на перила. Ее лицо почти скрывал туман, который нагнал под карниз ветер. Она глубоко задумалась, и он легко смог бы повернуться и избежать встречи с ней, как он и поступал в предыдущие дни. Он собрался было повторить этот маневр и сейчас, но вдруг передумал и осторожно подошел к ней сбоку.

– Привет, Мел, – произнес он неуверенно, не зная, как она отреагирует на его присутствие.

Она стояла, уставясь на дождь, сводящий с ума своей монотонностью, и не удостоила его взглядом.

– Должно быть, вы по-настоящему заскучали, если уж заговорили со мной.

– Простите, – Такер пальцем попытался ослабить тугой воротничок. – Я боялся… то есть… последний раз мы разговаривали… – Забыв о воротничке, он потер свою скулу. – Женщины никогда меня так не избивали. Пощечины, да, давали, но…

– Вы этого заслужили. Нуждались в этом, – просто сказала она.

Такер кивнул. Возможно, она права.

– Как все повернулось. Где он, как вы думаете?

– Не в Бостоне. Не здесь. Вот все, что я знаю. Должно быть, Мел все еще сердится на него, но в ее голосе не было враждебности.

– Почему не в Бостоне? – спросил Такер, чувствуя, как в груди что-то сжимается. Вдруг она права?